Гетманы стягивали силы к Гродно, надеясь удержать последний перешеек к землям вокруг Вильны, туда же двигались русские и немцы. Знал бы я, что Дима так безоглядно попрет на запад, хрен бы отпустил Юрку, да что теперь ныть, надо было тогда самому ехать…
Генеральное сражение произошло в июне в одном переходе от Гродно.
Юрка торчал на небольшом холмике над Неманом, где расположилась Димина ставка, и тяжело переживал запрет, который ему выдал Шемяка, увидев желание племянника умчаться в бой.
— Сорвешься — не посмотрю, что княжич и наследник, выпорю прилюдно.
— Но… — неосторожно вякнул Юрка.
Дима сгреб его за отвороты кафтана, надетого поверх начищенной байданы, и подтянул к себе. Юрка почувствовал, что его ноги в щегольских красных сапожках едва касаются земли.
— Мне Васьки хватило, — прорычал ему в лицо Шемяка. — Сиди здесь, не зли меня. Будет можно, сам скажу.
Окружающая свита сделала вид, что крайне интересуется течением реки или завязавшейся вдали схваткой польского авангарда и сторожевого полка.
— Вон надворная хоругвь круля, — Басенок передал Юрке подзорную трубу, — а вон великая краковская хоругвь.
Юрка оглядывал знамена с орлом, с «погоней», разноцветицу прапорцов посполитого рушения и кусал губы — сторожевой полк пятился!
И побежал!!!
Вслед ему выпалили польские бомбарды, коронные хоругви строились в линию, переходили на рысь и склоняли пики…
Остатки сторожевого полка проскочили между невысокими срубами, едва-едва закиданными землей. Из деревянных бойниц встречь атакующей коннице часто ударили пушки. Залп, другой!
— Ишь, как скоро бьют! — подивился Басенок. — Не иначе, каморы с зарядом меняют.
Шемяка услышал и ухмыльнулся краешком рта.
Встречь полякам помчались новогородские сотни, по всей линии завязалась сеча. На дальнем от реки фланге литвины потеснили боярскую конницу и уже втягивались между срубами.
Шемяка махом взлетел на коня и умчался, не забыв показать Юрке кулак. Ему оставалось только смотреть, как за линией срубов дядя, размахивая саблей, выводит под барабанный бой прямоугольники пикинеров, рекомые «баталиями».
Но тут со всей дури в речной фланг ударило посполитое рушение.
Юрка прямо приплясывал на месте, изнывая от желания броситься в бой, но с холма к воям скатился Ипатий с громадным крестом в руках и ринулся вперед, размахивая им, как дубиной.
Четверть часа битва колебалась в равновесии, стороны топтались на месте, но вдруг Юрку как кольнуло — поляки замешкались! И с каждым мгновением это становилось очевиднее — из боя выскочила кучка посполитых, за ней другая, справа Шемяка выдавил противника обратно за линию срубов…
— В сабли, в сабли их! — прямо затрясся Юрка и обернулся к Басенку: — Чего стоишь? Давай, бей их!
— Шемяка сказал тут быть.
— Мне!!! Мне сказал! — закричал Юрка. — Тебе не прещали! Их добить надо!
Басенок еще малость помедлил, внимательно оглядел поле, над которым густо поднималась пыль и крики «Бей!», «Руби!», а потом свистнул стремянного, вскочил в седло и ускакал вниз.
Уставшие ждать московские пищальники подхватили свой снаряд и рванули бегом, да так, что за ними едва поспевали десять конных упряжек с многоствольными «сороками». Они вкатились в линию, когда рушение уже пыталось оторваться от наседающих русских и по взмаху Басенка дали внезапный сокрушительный залп.
Посполитые бросились бежать, следом дрогнул центр и вскоре Юрка с восторгом увидел, как рухнули красные полотнища — сперва со скачущим рыцарем, а за ним и с белым орлом, как вскипела суматоха у королевского шатра по дороге на Гродню…
Уже когда вернулись посланные в сугон полки, когда почерневший от усталости Шемяка указывал, где ставить орудия для осады Витовтова замка в Гродно, стала ясна причина сумятицы в королевском лагере.
Немцы.
Орденские баннеры уже прошли Сейны и были в одном дне пути от Гродно. Поскольку сломить Шемяку не удавалось, перед королевским войском ясно встала возможность попасть между молотом и наковальней, вот паны и предпочли поберечь себя для будущих свершений.
Только каштелян замка уперся и в ответ на довольно миролюбивое предложение свалить куда подальше, причем сохранив оружие и знамена, ответил в духе «Скорее небо упадет на землю и Неман потечет вспять».
Так-то его понять можно — последняя ниточка, соединяющая коронные земли с Вильно, Крево, Троками и Ковно. Пока держатся, есть надежда, что Казимир соберет новое войско и пробьется, а коли сдать крепость, то Литве как княжеству конец.
С утра на Коложе, в тени Борисоглебской церкви, застучали топоры — шемякины чехи ставили площадки для орудий и строили нечто, похожее на колодезный журавль.
— Пороки ставят, — объяснил Басенок, — греческий огонь метать.
Днем к замку еще раз съездили переговорщики, просили каштеляна одуматься и не губить христианские души зазря, но безуспешно. Вечером, как стемнело, Юрка, раскрыв рот, наблюдал за тем, как с порока взмыла и медленно полетела через Гродничанку бочка с горящим фитилем. Она стукнулась о стену, обдав ее кипением пламени, а возле порока забегали мастера, подбивая клинья и закатывая новую бочку.
Вторая бухнулась куда надо, третья и четвертая тоже. Замок запылал.
Каштелян предпринял отчаянную попытку вырваться, но его ждали и встретили вылазку залпом. Пленных вязали, пока догорал пожар.
— Вот же уродец упрямый, — сплюнул Шемяка, — трон, небось, сгорел!
— А на что нам трон? — удивился Юрка. — Он что, драгоценный?
— Нет, деревянный резной. Просто я корону Ягайлову поимал, хотел и трон Витовтов, — потрепал Шемяка племянника по голове.
Через неделю под угрозой греческого огня сдался неприступный Трокский замок, а еще через два дня сияющий Юрка въезжал следом за Шемякой в Вильно. Сиял он от Диминой похвалы — очень своевременно погнал Басенка в бой под Гродно, добрым воеводой растешь!
А в Вильно уже мчались целые сонмы знати бывшего княжества, присягать новому властителю — князья дубровицкие, несвицкие, заславские, лукомские, бояре и дети боярские. Но точно такой же процесс шел и в Ломже, где зависла ставка Казимира — аристократия окончательно выбирала сторону. Разве что Киев заменжевался, да так и остался в подвешенном состоянии
Радовались все — присягнула почти целиком Черниговская земля, княжество Корибутовича, Рогачевское староство и много других. Только я в Москве сидел и обозревал разорение от победных усилий, подсчитывая убытки. Еще пару лет таких побед, и мы с голой задницей по миру пойдем.
Причем это еще у турок до нас руки не дошли.
Глава 16Одна свадьба и одни похороны
Османы же упрямо двигались к решению главной стратегической задачи и все наличные силы бросали на устранению константинопольской затычки посреди собственных владений.
Собственно Византии осталось с гулькин нос — кусочек вокруг Царьграда, Пелопоннес (это где Спарта была) да парочка островов. На восток, в Анатолии — турецкие владения, на запад, в Румелии — тоже, без османов шагу ступить невозможно. После смерти Иоанна Палеолога его наследник смог стать императором только с согласия турков. Сами бы ромеи давно сдались, но Царьград полон генуэзцев, которым позарез нужна транспортная связь с колониями на Черном море, от Таны до Джинестры, от Кафы до Ликостомо.
Так что иного пути, кроме осады и штурма, у османов не оставалось. На крупный город с мощными укреплениями требовалось собрать много сил, и «брат мой» Мехмед вел активнейшую дипломатическую подготовку. Он подписал договора с извечными противниками генуэзцев венецианцами, с главной угрозой Румелии венграми, заключил мир с непокорным бейликом Караман в Анатолии и сместил регентов в вассальном Афинском герцогстве. Даже передал пару крепостей сербам, чтобы они некстати не полезли их воевать.
И затеял строительство Румели-Хисары.
Мощной крепости в самом узком месте Босфора, ровно напротив построенной полста лет тому назад Анадолу-Хисары. На какой-то из банковских конференций в Стамбуле нас возили увеселяться на яхте, заодно эти два твердыни показывали. Должен сказать, они и в XXI веке производили впечатление, а уж сейчас…
После первого известия о закладке, привезенного купцами-сурожанами, я прикинул, что на сооружение такого масштаба потребуется года два.
Ошибся я примерно в шесть раз: турки начали в половине апреля и закончили к сентябрю, за пять месяцев. Поставленные Мехмедом надзирать за процессом все три визиря, включая главного, действовали решительно и согнали на стройку несколько тысяч человек, из которых чуть ли не половину мастеров-каменщиков.
Оставалось только бешено завидовать и кусать локти — завидовать количеству ресурсов, которыми мог распоряжаться султан, и слабо надеяться, что наши люди успеют выдернуть малость специалистов из-под турецкого катка. Счет-то пошел на месяцы, если не на недели.
А после взятия Константинополя османы передушат все чужие колонии на Черном море и возьмутся за Крым, на что у них уйдет нынешними темпами лет двадцать, за которые нужно очень многое успеть. Так что наш рывок на юг в стратегической перспективе мог кончится худо — налетим на турков раньше времени, когда они будут в полной силе, а мы толком не окрепнем…
Поэтому надо всех прибывающих срочно пристраивать к делу, а их поперло ужас как много — главный прибыток с этой дурацкой войны. Не земли, нет, этого у самих навалом, а люди. Нам бы еще миллиончика три-четыре, мы бы ого-го! Ну, если бы сумели их всех прокормить.
— Немцы орденские, едва Ганза надавила, перемирие с крулем заключили, Шемяку не уведомив, — докладывал Иван Гвоздь-Патрикеев, унаследовавший от отца должность «министра иностранных дел».
— А Ганза-то с чего?
— Так торговлишка через Гданьский город и Ригу страдала, вот они и забеспокоились. А войско, что у Казимира осталось, по свои вотчины и поместья не распущено.
— Они что, опять воевать полезут???
— Паны набольшие и радные крулю нашептали, что во всем виноваты православные…