А сколько разных людей довелось нам повидать во время этого путешествия! Порой даже бывало страшно – а что если на нас нападут разбойники? До моих ушей долетало, что они тут нет-нет пошаливают. Примерно в этих местах расположены самые страшные каторги Российской империи, а там тянут срок не только политические борцы с режимом, среди которых тоже хватает самого отъявленного зверья, но и разного рода уголовники. А за мелкое правонарушение на каторгу не пошлют; только если человек оказался отборным злодеем, убийцей, разбойником, грабителем и насильником. И так уж иногда случается, что каторжные, несмотря на всю свирепость охраны, с этой каторги бегут, чтобы заняться своим прежним ремеслом. И хоть местные стражники и забайкальские казаки их ловят, но отнюдь не сразу и далеко не всех… Однако Бог миловал. А может быть, все дело было в вооруженной охране, ведь помимо урядника с четырьмя стражниками, сопровождавшего караван, с нами был взвод вооруженных матросов – а это уже совсем другие игры. Наверное, именно поэтому, несмотря на то, что везде, абсолютно везде мы ловили на себе хмурые взгляды обитателей этих суровых краев (многие из которых являются потомками каторжников вышедших на свободу да так и оставшихся в этих краях), местные сторонились нас, не желая связываться с охраной и с возможными неприятностями…
И еще не могу не отметить бушевавшие во время нашего путешествия весенние грозы… Они случались довольно часто, и порой застигали нас в пути между ямскими станциями. И тогда нам приходилось накрываться грубыми брезентовыми дождевиками и сидеть, плотно прижавшись друг к дружке, вздрагивая при каждом громовом раскате. Да, сибирские грозы – это нечто! К счастью, они редко бывают продолжительными. Налетит стихия, побесится, потопает ногами, погремит громом, посверкает молниями; а потом снова тишь да гладь, да Божья благодать. И потом, когда тучи уходили, с каким наслаждением мы вдыхали тот дивный аромат послегрозовой свежести, слушали счастливое щебетание птах и грелись на выглянувшем солнышке…
Это путешествие сплотило нас настолько, что мы стали как четыре сестры. Сидя в предбаннике после парилки, замотанные в белоснежные льняные простыни, мы потягивали ядреный кедровый квас (чисто сибирский рецепт) и делились друг с другом своими мечтами и планами. Ниночка мечтала построить в Санкт-Петербурге больницу и еще, может быть, основать институт генетики. Лейла хотела преподавать в университете. Катерина вдруг заявила, что хотела бы приобрести имение и заняться разведением лошадей. Ну а я… я сказала, что хочу выйти замуж за влиятельного человека и еще, возможно, заняться политикой и благотворительностью. И мы от всей души пожелали друг другу исполнения наших желаний и поклялись всегда дружить между собой.
Завершив увлекательное и долгое путешествие вокруг пресноводного сибирского моря, которое некоторые народы называют священным, мы достигли станции Байкал на противоположном берегу озера. Там мы вновь сели на поезд, который был таким же роскошным, как и тот, на котором мы совершили первый этап нашего путешествия. И снова – перестук колес, вечерние чаепития, сказочные виды из окна… Интересно было наблюдать, как меняется природа. Какой-то отрезок нашего пути проходил по степи. Весной степь похожа на одну огромную клумбу без конца и края, до самого горизонта покрытую разноцветным цветочным ковром. Это потом, летом, под лучами беспощадного солнца, вся эта красота выгорит и степь станет желтым и унылым пространством, наполненным зноем и тишиной, пополам со стрекотом кузнечиков. Ниночка сказала, что как раз здесь, в самом сердце Евразии, расположены природные очаги черной чумы. И что ни в коем случае не рекомендуется есть мясо сусликов и сурков, а также носить одежду, сшитую из их шкур. После этого мы все дружно посмеялись, потому что нам в голову не пришло бы ничего подобного. По мере того как наш поезд, распугивая этих самых сусликов своим гудком, мчался на запад, в степи – сначала редко, а потом все чаще и чаще – стали попадаться березовые рощицы, которые тут назывались колками. И вот однажды утром, когда наступил восход, мы вдруг обнаружили, что поезд снова мчит как бы в коридоре между двух лесных стен и солнечные лучи весело просвечивают через ветви с молоденькими листочками.
И вот – долго ли, коротко ли – Россия, которую мы пересекли по диагонали, осталась позади, а впереди была столица Российской империи, город Санкт-Петербург, и ее главные ворота – Николаевский железнодорожный вокзал… Осталось всего несколько часов, последняя ночь перед завершением нашего путешествия. По мере приближения поезда к Северной столице мы становились как-то молчаливей и задумчивей. И как раз сейчас почувствовалась усталость от этого долгого пути, и хотелось поскорее почувствовать ногами твердую землю, нормально помыться и уснуть в нормальной кровати… То и дело кто-то из нас спрашивал у проводника, скоро ли приедем, на что тот, бодро подкрутив ус, неизменно отвечал: «Скоро-с, любезные барышни, не извольте беспокоиться, поезд прибывает строго по расписанию!» – и его официально-благообразная ряшка расплывалась в лучезарной улыбке.
Наш курьерский должен был прибыть в столицу Российской империи рано утром. Конечно же, уже в пять часов утра мы были на ногах – полностью готовые, причесанные, подобающе одетые. За окном накрапывал слабый дождик, но настроение было приподнятым, почти праздничным. Вот и он на горизонте – Санкт-Петербург начала двадцатого века… К сожалению, на мало что удалось разглядеть из окна. Над городом стелился утренний туман, смешивающийся с дымком из сотен печных труб. Дома в этом мареве вырисовывались смутными силуэтами; город производил впечатление какого-то сказочного, заколдованного места… Поезд замедлил ход, приближаясь к дебаркадеру Николаевского вокзала. Как нас тут встретят, почти за семьдесят лет до моего собственного рождения? Вроде бы и знакомый город, и в то же время совсем чужой, не знавший ни революционных событий, ни блокады, ни постсоветского периода…
Но, как оказалось, волновались мы совершенно напрасно. На перроне нас уже ждали двое мужчин в черных флотских шинелях, одним из которых оказался наш особист лейтенант Мартынов, а второй был представлен нам как капитан первого ранга Александр Федорович Гейден, флигель-адъютант государя-императора Николая Второго.
– Не извольте беспокоиться, дамы и господа, – сказал нам он, – все вопросы вашего прибытия и размещения уже обговорены и устроены. На площади перед вокзалом вас ожидают комфортабельные экипажи, которые доставят вас во дворец Великого князя Александра Михайловича; его супруга, Великая княгиня Ксения Александровна, с радостью примет вас как своих гостей. Единственная плата, которую она с вас возьмет, будет рассказ о том, как там поживает ее дорогой и любимый супруг, свет ее очей и отрада для ее слуха. А сейчас идемте – как любят говорить ваши товарищи, «время не ждет»!
три часа спустя. Санкт-Петербург, Набережная Мойки дом 106, семейное гнездо Великого князя Александра Михайловича и Великой княгини Ксении Александровны.
Коммерческий директор АОЗТ «Белый Медведь» д.т.н. Лисовая Алла Викторовна
Семья Александра Михайловича обитала во дворце на набережной Мойки, в котором в наше время располагался институт физической культуры имени Лесгафта. Физическая культура в круг моих интересов не входила, но мимо этого дворца, бывая в Петербурге по делам, я проходила. Сейчас все тут было почти как в наше время – и кованая решетка, отделяющая территорию дворца от набережной Мойки, и ворота в ней, и сквер, отделявший дворец от решетки, в котором аккуратно подстриженные деревья и кусты кудрявились молодой зеленью. Отсутствовала только статуя Лесгафта в позе Роденовского «Мыслителя», сидевшего перед главным входом, да и сам фасад дворца выглядел чистенько и аккуратно, а не имел тот потерто-замызганный вид, как в наше время.
Великая княгиня Ксения, вышедшая встречать нас на ступени дворца, выглядела воплощением обаяния* и любезности. Было видно, что она действительно рада людям, прибывшим в этот мир из далекого будущего, а потом еще и преодолевшим всю Россию из одного края до другого. Я тут подумала, что на основании наших дорожных впечатлений можно будет написать большую книгу «Десять тысяч верст по Великому Сибирскому пути». Но это так, к слову, потому что Великую княгиню не интересовали наши дорожные приключения, ее интересовал только один предмет на свете – ее единственный, любимый и ненаглядный муж Сандро.
Примечание авторов: * князь Феликс Феликсович Юсупов так писал о Великой княгине Ксении:
«Самое большое достоинство – личный шарм – она унаследовала от матери, императрицы Марии Фёдоровны. Взгляд её дивных глаз так и проникал в душу, её изящество, доброта и скромность покоряли всякого».
Чтобы ей не скучно было ждать начала нашего разговора, я отдала Ксении целую стопку писем, которые с нами для нее передали супруг Сандро, брат Михаил и сестра Ольга. Корреспонденцию, предназначенную для Царского села, забрал с собой граф Гейден, а те послания, которые Михаил и Ольга написали своей матери, лейтенант Мартынов обещал самолично завезти в Аничков дворец. В результате саквояж с почтой у меня совершенно опустел, и теперь эту тару можно будет использовать для чего-то более полезного.
Но прежде чем начать расспросы, как всякая добропорядочная хозяйка, по древнему русскому обычаю, Ксения Александровна должна была распорядиться, чтобы нам выделили комнаты, накормили, напоили, сводили в баньку, а уж потом можно приступать к разговорам. Чай, не с соседней улицы люди пришли в гости. Еще нашу милую хозяйку немало удивило то, что я оказалась старшей во всей нашей команде, в которую, помимо четырех женщин входило еще аж целых восемь мужчин.
Пришлось объяснять милой Великой княгине, что мужчины, тем более если это высокоученые профессора и доктора наук – существа изначально беспомощные и в бытовом плане не способные ни к каким осмысленным действиям, особенно в условиях дальнего путешествия. За ними нужен глаз да глаз. Да она и сама это знает, поскольку в этот дом вхожи мэтры современной российской науки, вроде профессора Менделеева. А у меня большой жизненный опыт, в нашем проекте я уже много лет пасу эту научную бражку, выбиваю финансирование, обеспечиваю условия для проведения экспериментов и проживания персонала…