Тайна
Их термин был «Христово пришествие в солнечной Славе». Для них его появление означало бы завершение цикла, определенной фазы развития нашей планеты, когда Триединая сущность Божественного начала претворится в конкретные, вещественные проявления, чтобы в один прекрасный день люди сумели воспринять Истину напрямую, через посредничество духовного Учителя или Магистра…
Она высоко взмыла в безоблачное небо и на минуту задумалась.
– Куда? Конечно же, к Мастеру Раймону.
Уже несколько лет, как отошел он от дел, передав правление в Братстве Великому Мастеру Оже. Уже несколько лет никто не видел старого мага. Ходили слухи, умело пущенные им самим, что старик был очень плох и что, то ли помер в одночасье, то ли где-то влачит в дальнем ските жалкое существование, почти совсем выжив из ума.
– Все-таки к Раймону, – Уверенно решила Малка.
Путь ее лежал на затерянный островок в теплом Средиземном море со странным названием Мальта. Там, Малка это знала доподлинно, на высокой скале, над потайной бухтой, стоит неприступный замок, построенный Великим Мастером. Тот, кто побывал в нем, держал язык за зубами. Но шепотом, среди своих, на тайных сходках, говорили. Силой человеческой такое не построишь, и еще, что источник, бьющий на вершине скалы в замке, это источник живой воды, и что сам Раймон молодеет с каждым годом и скоро станет молодым кавалером, мечтой женщин всех земель подлунного мира.
– К Чародею! – Решение было принято.
– Здравствуй кудесница, – Приветствовал ее Раймон, – Хороша, как роза Хоросана.
– Мир тебе Мастер, – Малка поцеловала руку Раймона, отметив про себя, – Кожа-то, как у молодого. Правду люди бают.
– Да и ты тоже не стареешь, – Услышав ее мысли, продолжил диалог Раймон.
– Так одного же поля ягоды, – Вдруг со смехом ответила она. И оба поняли, что еще никто из них не раскрыл рта. Мало того Малка еще не ступила на остров Магов.
– Заходи, сестра. Не крутись над головой, шея затекла. Я ж, как истинный кавалер, даму на крыльце встречаю.
– Ну, здравствуй брат, – Малка обняла Мага.
– Здравствуй, здравствуй Малка. Проходи, будь как дома. Умыться. Причесаться с дороги не хочешь? Сейчас на стол подадут. Я по старым правилам живу. Пока гостя не попотчевал, о делах не спрашиваю.
– Благодарствую. Пять минут, и я в палатах, – Малка крутнулась на каблуках в сторону светлицы, где ждала сенная девка с кувшином и расшитым полотенцем.
– Что это ты Мастер на восточный манер общаться стал? – Вошла она в палаты, где уже стоял накрытый стол, – И питаться то же, – Осмотрела она стол, – Не со Старцем ли с Гор беседы ведешь?
– От твоего глаза ничего не скроешь. Веду беседы с Сабахом. Он мне и яств подкидывает.
– И ассасинов то же?
– Нет, тут мне мастерства хватает, их за версту чуять.
– Дай Бог, дай Бог. Поснедаем восточных лакомств. Лишь бы потом не окочуриться, – Опять со смехом добавила она.
– Что ж ты меня так не любишь? – Раздался старческий голос. Но Малка услышала, что любви в нем звучало больше, чем недовольства.
– Здрав буде, Гасан. За то и не люблю, что нос свой везде без спросу суешь. Долгие тебе лета. Смотри, наведем тьму, вообще ничего не увидишь.
– Да не дуйся ты, маленькая наша. Красавица. Любопытен я без меры. Не по злобе везде суюсь. Но вопрос твой знаю. Потому мой совет. Зовите всех наших, гуртом вопрос будем решать.
– Дай, перекусим без твоих советов, – Сварливо сказал Раймон, – Суешься везде. С красивой девушкой и то без тебя посидеть нельзя. Зови всех. На твой призыв отказов нет. Только через часик, два. Дай нам меж собой побалакать.
– Балакайте. Не буду вам аппетит портить, – Голос старца пропал.
– К столу. Что пить будешь? Нектаров и амбросий не держу. Обхожусь земными дарами, – Хозяин галантно раскланялся.
– Говорят у тебя вино – чудо. Да на запивочку воды из твоего источника поставь, – В тон ему ответила Малка.
Они оговорили все. Рассказали друг другу последние новости. Что? Где? Когда? У кого в шкафу, какие скелеты спрятаны. Все это легко? Под бокал действительно чудесного вина, под восточный стол, в меру острый, в меру пряный, в меру сладкий.
– Хорошие повара у Мастера, – Отметила Малка, а вслух спросила, – Расскажи кто из Мастеров где?
– Да, кто – где. Скоро почти всех увидишь. Волхву Традиций не отказывают. Вкратце тебе расскажу, что б в курс дела ввести. Я, как видишь, здесь в ските, – Он обвел палаты широким жестом, – Людовик Святой, как сидел на французском троне, так и сидит, только с Алиенорой развелся. Она, соответственно, с чьей-то легкой руки, – Он с прищуром посмотрел на Малку, – Сошлась с Генрихом Анжуйским. Тот ноне король в Англии. Они считай твои крестники, детей наплодили, аж по всей Ойкумене их корни пробиваются. Храмовников он у себя приютил. Слабо сказано приютил. Дом им третий дали, после Иерусалима и Наварры.
– Слышала я, рыжий тоже в гору пошел? – Отпивая красное, как кровь, вино спросила Малка.
– Это кто? Они ж все рыжие. Фридрих что ли? – Изобразил непонимание Раймон, – Фридрих, после смерти дядя своего Кондрата, соправитель Империи вместе со всеми, кто в Царьграде договор скреплял. Сына своего, недомерка Генриха, он на малышке Констанции женил. Правда, какая она сейчас малышка. Матрона уже, – Он опять хитро посмотрел на Малку.
– Продолжай, продолжай я внимательно слушаю, – Невозмутимо попросила она.
– Рыжий полабов под одну руку подводит. У него все в порядке. Бернар Клервосский, наш неистовый Бернар, к Богам отошел. Царство ему небесное.
– Помянем Мастера Медовые уста, – Малка подняла бокал, – А что бессмертия он так и не нашел?
– Кто ж его знает. Шумел много. А знания шума не любят. Святой Бернар он ведь велик был не умом, а характером, – Заметил Раймон, – Но, чу, гости к нам.
В палаты размашистым шагом вошел в бархатном черном комзоле с кремовыми кружевами Гуляй.
– Звали? – Увидел Малку и, широко раскрыв объятия, направился к ней на ходу бросив Раймону, – Сначала дамы. Здравствуй крестница. Здравствуй душенька. Так это ты весь этот кавардак устроила?
– Здравствуй, Гуляй, давненько не виделись, часа два. Я и забыла, что ты тоже из Великих, – Уколола его Малка.
– Из них, из них. Так что помни, – Он повернулся к хозяину, – Рад видеть тебя. Ты мне здесь местечко приглядел? Пора и мне на покой. А то косятся все. Ладно, эта стрекоза не стареет, а я уж и ногу волочу, и волосы под седину крашу, все равно, косятся все. Так что жди, может к тебе попрошусь, на постой.
– Рад буду принять. Только ты ж без женского полу, без политесу и танцев, закиснешь совсем. Вот сейчас кельтские друиды прибудут, ты их попроси, пусть тебя ко двору Людовика пристроят, там по паркетам нашаркаешься.
– Да я лучше к Генриху попрошусь, у него жена молодая и придворные дамы все из Аквитании, южаночки. Вот еще кто-то к нам.
В дверь вошел мудрец восточного вида.
– Ба, да это ж Арслан! – Узнал Раймон, – Жди самого Старца. Входи, входи гость желанный. В большую степень вышел. Не замена ли Старцу?
– Старцу замены нет, – С поклоном ответил султан Румелии, – Он один. В любимцы он себе нового ученика выбрал – Саладина.
– Знаем, знаем, слухами земля полнится, – Улыбнулась ему Малка, и неожиданно добавила, – Выходи дед, не время в прятки играть.
– До чего ж сурова, – Гасан появился как бы из воздуха, – Но хороша и умна. Все видит, все знает. Неужто и правда сама Мать Природа тебя в любимицах держит?
– Ты у нее спроси. Что ж ты за человек, Гасан. Ведь знаешь все. Почитай самый Мудрый из нас, а все укусить других норовишь. В крови, что ль это у тебя. Угомониться пора, – Она обняла и поцеловала его прямо в седые усы.
– Ой, растаю сейчас и буду на коленках перед хозяином ползать, что бы дал водицы своей омолодиться годков на сто, на ответный поцелуй.
Вошли старые друиды и волхвы, раскланялись чинно. Постепенно зал заполнялся. Кто-то кого-то узнавал. Обнимались, целовались. Давно не было общего сбора. Женщин было мало, на пальцах одной руки сосчитать. Малка подошла, поздоровалась со Жрицей Артемиды, та в ответ материнским жестом поправила ей прядку над ухом, шепнула:
– Мы с тобой.
В сторонке встали несколько Валькирий. Узнав, с улыбкой помахали. Не было Андрея, не было Микулицы. Не звал их Старец, не зачем нагружать. От храмовников стояли суровые братья в белых плащах с красными крестами. Малка вгляделась, знакомцев не было.
– А что Сент-Омары или кто из первых, не пришли?
– Привет тебе передали, всем поклон. Отговорились, что в этом деле от них толку мало. Вехмовцы – красные кресты, да фема лучше эту задачу выполнят, – Ответил ей до боли родной голос.
– Роллан! – Малка бросилась ему на шею, – Теперь я знаю, почему суды тайные еще колонами Роллана в народе зовут.
– Ну, уж, скажешь, – Он смутился, – Чем можем, помогаем старшим.
– Не скромничай Арагонский отшельник, – Повернулся к ним воин в госпитальерском красном плаще с белым крестом, – Слышал я, в тайне новое братство готовишь, скрытое?
– Задумки это еще, – Тихо ответил Роллан.
Последними в залу вошли египетские жрецы и халдеи.
– Все в сборе. Прошу к столу, – Шейх-Аль-Джебель по старшинству сел во главе стола.
– Садитесь, садитесь, редко вы все ко мне залетаете, – Раймон подвинул стул и сел справа от Старца.
– Почему собрал, все знают. Кто спросить хочет, тот сюда случайно попал, пусть встает и уходит.
– Старик как всегда страху напускает, – Шепнула Малка Гуляю.
– Я ведь и тебя прогоню, – Повернулся к ней Гасан.
– Меня нельзя, Это я бучу подняла, – Тут же ответила Малка, – Бучу я подняла, но дело общее. В стаде паршивая овца. Все мы Белобогу ли, Чернобогу ли служим. Правду ли блюдем, Кривду, но черного колдовства за корысть, за деньги нам не нужные, себе не позволяли. Людей этому не учили. И подмастерьев к этому не приучали. Старец, ассасинов своих, убийц наемных посылает по всему миру. Не хмурь брови, Патриарх, это всем нам не секрет. Вон их у берега штук пять и сейчас болтается. Но то дело его справедливое, он так свою долю видит. В том ему порука Марена, да Макошь, или как он их там у себя зовет. Корысти у него нет, и по заказу он убийц не посылает. Или я не права?
– Права, права, – Благосклонно кивнул Старец, – Продолжай.
– Здесь случай другой. Зло за деньги сделано. Знание на корысть использовано. И тот, кто это делал, знал, что обет нарушает, потому хотел от нас образом Богородицы прикрыться. И сейчас петляет как лис. Может я не права? Может ныне среди Посвященных так принято? Может Мастера ныне, себя как товар предлагают на торжище?
Неодобрительный гул покрыл ее слова. Обвинение было брошено всем. И всем надо было держать ответ. Да не просто так, а перед равными, перед которыми не поюлишь и темным облаком не закроешься. А то, что Старец сам всех собрал. Тот Старец, что не прощал измены никогда, дело вело к полному краху. Старец измену карал жестко и безвременно. Убийцы его, коих поминала Малка, шли последу вечно. Умирали, но завет наказать изменника другим передавали. Сколько сам Старец жил, то тайна была великая, но молодым его никто не помнил. То ли он молодеть не хотел, то ли его таким Боги сделали. Однако это не мешало слугам его быть молодыми и умелыми. Кто ж его не боялся? Трудно сказать. Раймон, наверное, Гуляй, Роллан, да еще до десятка с трудом доберется. Да вот еще эта Дева, любимица Артемиды, ворвавшаяся в их ряды, не без их позволения, и заслужившая всеобщую любовь, даже самого Старца. И теперь о помощи просила она. Как же они могли отказать? Но ведь самое главное, что она была права. Паскудство среди своих, Мастера, притом Великие Мастера допустить не могли, этак все до свинства полного опустятся. Кто ж тогда мир этот блюсти будет? Боги? Не нужен им этот мир, со всеми этими мерзким людьми, живущими в нем. Они для этого полубогов, бессмертных, Великих Мастеров создали. Через знания им долю вечную определили, и поставил людей блюсти, и волю их Божью исполнять.
Мастера им в том обет давали. Безбрачия, бедности и службы верной. И служили верой и правдой, без различия имен, кои Боги в разных землях себе по разному брали. Для Посвященных не было в этом различия. Агнцы Божьи, как любили называть себя первые. И вот в этом стаде агнцев, появился козлище, обет нарушивший. Права, права была Малка. Все ей прощалось. Любовь к смертному, гордыня в миру, Храмы в честь нее вознесшиеся, присвоение имен божьих. Все. За одно лишь то, что не прошла мимо дела паскудного, одним из них совершенного.
– Все мы в гордыне своей вознеслись, – Старец встал, – Не царское, мол, дело, изменника искать. Да и что это за измена. В усобице помог одних воев другим потравить. Нет не так. Права она. Кто ж из нас на злато позарился, и знания от Богов полученные не на камень философский разменял, а на презренный металл, из которого ныне купола на Храмах крыть начали. И ведь нравиться кому-то.
– Я Старца поддержу, – Раймон в красном своем плаще походил на посланца ада, – Девонька правильно всех подняла. Одна паршивая овца все стадо портит. Ответствуйте как на духу. Вы – Совершенные. Кто? – Он впервые вслух назвал их этим тайным словом.
В зале повисла тишина. В тишине видно было, как трое склонили головы: Старец, Гуляй и Раймон, о чем-то начали шептаться. Наконец они закончили, и Старец продолжил:
– Я думаю, никто не сомневается, что мы трое здесь самые Мудрые. Об упрямстве моем Малка вам напомнила. Однако от нее просьба есть. Живым она хочет в глаза гаду этому посмотреть. В том право ее. Она у нас дочь Богородицы. А тот шакал ее именем прикрывался. Ей и правеж вести. Еще раз прошу, не доводите братья до силы. Мы ж втроем любого сломаем и выпотрошим. Никакие чары не помогут. А после нас и не нужны будут. Признайтесь, кто эту гниду учил?
– Я, – Встал старый халдей, и все головы повернулись к нему, – Не скрытничал, поверьте. Сам решал. Он – не он. Теперь понял он. Никак поверить в его паскудство не мог. Теперь точно знаю – он! Был у меня ученик из полабских словен, из купеческого народу, из жидовской гильдии. Умелый и старательный. Все камень философский найти хотел. Но не для того чтобы истину открыть, а для получения злата презренного, а более бессмертия жаждал он. У меня в пустыне долгие годы учил он книги халдейские. Когда понял, что нет ему откровения, ушел в земли восточные, к лесным волхвам в дубравы. Оттуда получал я весточки, что не больно он там преуспел в делах своих. Однако золото текло в его руки потому, что многознающ был. Но душу ему то не грело. Хотел он с нами сравняться. А понять умишком своим скудным, что бессмертие нам за службу в награду от Богов дано, а более не в награду, а в продолжение службы маетной, понять не мог. Потому тратил все золото на опыты свои чернокнижные и к старости стал зол и златоищущ. Верую, что это он. И Имя ему Авраам, как праотца нашего звали. Хотите – казните, хотите – милуйте. На всем моя вина.
– Куда ж ты Абрашку того дел? – Ехидно спросил Старец.
– Вельзевул унес, – Огрызнулся халдей.
– Пусть Вельзевул и принесет, – Также ехидно продолжил Старец.
– Хватит препираться. Время идет. Где искать его? – Сталь появилась в голосе Раймона, и все увидели, как помолодел за эти годы создатель Братства иоаннитов.
– В Венеции в гетто под защитой стен ищите. Или в вольном городе Флоренции, там, у этрусков много разного волховского люда ошивается, даже школу открыть хотели, бытие изучать мир, мысли умные оттачивать, – Халдей задумался, – В Амстердаме еще в кварталах живописцев и гулящего люда.
– Все поняли, – Гуляй обвел всех взглядом, – А теперь халдей покажи нам мастерство свое. Яви образ его перед нами.
– Изволь, – И над столом появился согбенный старик, припадающий на правую ногу, с немного косящим глазом, – Вот он во всей красе. Платье ему, какое скажете, такое изображу.
– Спасибо брат. Всем просьба, приказ, челобитная, как хотите, расцените. Его достать и Малке сообщить. Это теперь ее доля, – Раймон сделал паузу, – Не так часто встречаемся, и повод не тот, но разрешите стол накрыть.
– Давай! – Мысленно согласовав со всеми, кивнул Гуляй, – Когда еще встретимся. Времена тяжелые наступают. Не грусти малышка, – он повернулся к Малке, – Найдем твоего обидчика. Дня через три получишь его в коробочке, ленточкой перевязанного.
– Только коробочка должна быть стальная и ленточка заговоренная, – Под нос себе пробурчал халдей.
– Вот ты и заговоришь, – В ухо ему шепнул Роллан, – Смотри холуй жидовский, если ваша братия в иереи не пойдет под руку Имперскую, вздую костры очистительные по всей земле. Мои братья новые, это тебе не доминиканцы, не ассасины, даже не вехм. Имя им будет инквизиция. Запомни халдей – инквизиция, сыск значит по-простому. Она вас по всей земле выжгут каленым железом. Так что ты лучше, его сам приведи с повинной, не то я жечь вашу братию по одному буду, пока сам не придет. Не смотри на меня с ужасом. Я сказал, все сделаю, чтобы о вас забыли, или на службу мне придете. Приятного аппетита, – И он подал бокал.
Вечер пролетел незаметно.
В жалкой лачуге у стен оружейных мастерских на берегу Главного канала города-острова Венеции, закутавшись в лохмотья, спал старик. Он всей кожей ощущал, как по его следу идут гончие псы. Это напомнило ему, как в далекой молодости, когда мысли его, витали высоко, а планов громадье поднималось до тронов великих государей, вот так же чувствовал он всем нутром, как идут по его следу. Только тогда охоту за ним вели колдовские волки, и он, уходя от них, бросал своих помощников, сводя их с ума, а теперь по следу шли волкодавы. Он видел, как маячит за ними тень бессмертных, проникнуть в сонм которых он так стремился и не смог. Халдейская школа до времени помогала ему путать след и сбивать с толку преследователей, но теперь он знал, пришел его черед. Он видел своим зрением, как плыли по каналу серые струги с сидящими в них черными монахами тайного сыска. Он видел, как по крышам по черепичным скатам ползут восточные демоны, замотанные до глаз в странные свои плащи. Но страшнее всех были, так знакомые ему с молодости, волки. Волки, не волки. Оборотни. Не стареющие, не устающие и не убиенные. Они, припав головой к земле, кажется, бежали за ним из прошлого и, наконец, были почти у цели, они обгоняли всех, и он встал и сам открыл дверь, ожидая их на крыльце.
– Здравствуй Абраша, – Выдохнул ему в лицо из волчьей пасти первый, и, встав на ноги, превратился в воя, – Заждался? Пошли.
– Он наш! – Огрызнулись в темноту все четверо, не знамо каким чутьем поняв, что рядом кто-то есть.
– Ваш, так ваш, – Ответили из темноты, – Только, что б живым к Деве Ариев. Таков приказ!
– Доставим! Спасибо всем. До пояса поклон, – И глаза их зажглись в темноте медовым светом, – Полетели колдун. Хозяйка ждет!
Зависть еще неприменимее, чем ненависть.
Все мог ожидать колдун. Суда Посвященных. Разбойного распятия. Пыток в подвалах серых братьев, умельцев сыска и заплечных дел мастеров. Сурового спроса жриц Артемиды. Все он предвидел и ко всему был готов, но когда волкодлаки принесли его на поляну в сумрачной дубраве, и он понял, где он, мороз продрал по коже отступника. Это было капище Велеса. Не то капище, где принимал он поэтов и волхвов. Не то капище, где учил он людей мудрости и земледелию. Нет, они принесли его туда, где правили девы Аринии – богини мщения.
Волкодлаки бросили его на травяной ковер у ног Малки стоящей в полном облачении Аринии и отступили на шаг назад.
– Приветствую тебя Святая Мария – Мать Ариев! – Распластался перед ней колдун.
– Встань! Когда дела свои черные вершил, по земле не ползал? – Синие ее глаза стали черными, распущенные волосы кроваво-красного цвета шевелились на голове, как змеи.
У колдуна от ужаса волосы встали дыбом. Он слышал о богинях мщения. Знал, что за Андреем Боголюбским стоит жрица Артемиды, но что она невеста Велеса и дочь Макоши, что она Арина – этого не знал почти ни кто. Даже Боги не открывали секрета восемнадцатой ступени Посвящения никому. Сказано было в песне Всевышнего:
– Один сберегу сокровеннее тайну —
Откроюсь быть может сестре я…
Кто же разболтает то, что и Всевышний хранит только в себе. Угрюмы отошли в лес. Их присутствие здесь было лишним.
– Говори червь. Облегчи душу, – Слова как шипение змеи вырывались из ее прелестных губ, – Говори обо всем. Может смерть легкую заслужишь.
– Все скажу Святая Мария. Все.
– Начни с Ростова, – Она опустилась на трон, невесть откуда появившийся на поляне.
Колдун оглянулся. Черная его сущность не могла сломать себя. Она одна. Женщина, пусть и Арина, но женщина. Волклодлаки ушли в лес. Один удар, одно заклятье и… дальше ноги помогут, как не раз помогали. Лес кругом. – И думать не моги, – Зашипело с трона, – Они тебя не то, что в клочья разорвут, всю твою похабную душонку на частички рассыпят и мучить будут каждую в отдельности, – Она дала знак, и на опушке показались ее сестры. Такие же жуткие и величественные. С такой же шапкой змееподобных волос.
– Говори, не тяни время!
– Ладно, слушай. В Ростов я попал уже чернокнижником, чародеем. До того лет десять у ессев в послушниках на Мертвом море, там, где Содом и Гоморра провалились, обретался.
– Что ж тебя в Кумране Правду от Кривды отличать не научили?
– Учили. Покорство, любовь, всепрощение. «Несть не эллина, не иудея». Агнцы божьи. Заступники. Сыны света. «Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме» – так про них сказано.
– Эко ж ты их ненавидишь!
– А за что мне их любить-то. Знаний заветных они мне не открыли. Ушел я от них. Пошел в Борею, к старым волхвам в дубравы. Волхвы меня приняли, травкам всяким научили, чародейству лесному. Но тайны колдовские не раскрыли.
– Мудрые волхвы. У тебя ж нутро черное. В нем даже не Чернобог, в нем Марена живет.
– Вот там, в Суздале, впервые я князя Андрея увидал, когда вы по улицам гарцевали. Только вот маху дал. Вас – тебя и Микулицу в его свите не разглядел. Так там и без вас сопляков хватало. Заело меня, аж до самых печенок. Вот еще, от горшка, два вершка, а им дорога прямая: Царьград, Иерусалим. И токмо за то, что не в лачуге родились, а в тереме. Тогда еще травануть хотел, но ты учуяла, а волки твои чуть моих людей не сцапали. Во время я их вечным сном усыпил.
– Помню, помню. Дальше давай.
– Потом я за вас в Царьграде зацепился. Не всем, не всем вы по сердцу на дороге своей пришлись, – Он закашлялся.
– Говори, не злобствуй.
– Винца вот вам послал. Опять про тебя забыл. Да что душой кривить, по гордыне своей и в расчет не брал. Должен был задуматься, после того, как ты к Артемиде ездила, так нет, не мог с собой на одну доску поставить. Гордыня. Ты сама знаешь, чем кончилось. Посла ты отпоила. Против моего зелья свое нашла. Не подумал я, из одной дубравы травки-то. Людей моих твои волки погрызли, да и меня чуть за кафтан не ухватили. До чего ж злобны. Жуть. Потом ушли вы. С глаз долой – из сердца вон. Я подался к скальдам на суровое море Варяжское. У них чего узнал. К друидам перепрыгнул. К бардам. Потом поехал на юг к шейхам, да египетским жрецам. С мира по нитке…
– Голому – петля! – Закончила Малка, – Чего искал-то? Доли своей, так она за плечами у тебя. Или Богам служить, или голову сложить.
– Никому служить не хотел, сам хотел в сонм бессмертных войти. Совершенным хотел стать. Источник Мимира искал – не нашел. К голове Мимира ездил – отмолчалась голова. Кличку мне противную дала – Черномор. Мол, мором черным живу. Уже сказки и баллады про меня слагают под именем этим. Везде мне отлуп. Решил. Душу продам тому, кто купит, а бессмертие найду. Покупателя не нашлось. Тут вы из Святой Земли вернулись. Всем тем, на кого я опору делал, душам продажным, шею согнули. Всех под руку Посвященных подвели. Где мне место? Не оставили. Первыми врагами моими стали.
– Чем же мы тебе-то не угодили?
– Я паутинку свою корыстную плел, плел. В Золотую паутину Бернардову вплетал, вплетал. Веру свою, что, мол, у кого деньги, тот и пан, в головы людские втюхивал. Все шло хорошо. Брат брата обманывал, как и в моих байках расписано, легко. Правду на Кривду менять начали. А тут вы – со своими законами, да обетами. Братьев по всей земле насажали. Но дай срок, все, по-моему, выйдет. Человек гнил и завистлив. Если ему опору в его гадости дать. Сказать – «Так и Боги и пращуры твои делали».
– Так ведь Всевышний говорил, и мы учим. Не обмани, не укради, не прелюбодействуй, – Она встала.
– Так и надо говорить, а шепотом на ушко. Это, мол, для всех, а для тех, кто отдельно избран, то дело другое и сказки им в уши: вот так ваш праотец обманывал, а так патриархи ваши лукавили. Есть яд быстрый, которым вас потравить хотел, есть яд обморок, коим воев ваших под Новгородом травил. А есть яд, сладок, как патока, как елей. Его не в рот, в уши лить надо, он медленно, не тело, душу губит. Этот яд я по миру пустил. Посмотрим, найдешь ли ты противоядие. Целые цеха, города, гильдии пьют его с упоением. Скоро против вас такая же паутина биться будет. Я свое дело сделал.
– Ты думаешь, я убью тебя? – Улыбка ее пронзила его душу ледяным уколом, – Нет! Я тебя в ледяной дворец заточу, чтобы ты смотрел, как мы твою скверну на земле душить будем. Ты бессмертным быть хотел? Будешь! Пока мы с твоими пауками биться будем, и пока они по земле ползать будут, будешь жить и смотреть. Твоя победа будет – выйдешь царем земли. Наша – сгоришь в ледяном пламени. Еще что сказать хочешь?
– Тобой восхищаюсь Святая Мария. Никогда не думал, что главным моим противником молодая девушка будет. Старца ждал, витязя, но такого…
– Короче, язык свой льстивый и лживый придержи.
– Скажу напоследок, не выкорчевать вам, посеянных мною плевел. Задушат они вашу пшеницу на корню. Мои ростки на гнилой почве растут быстро. Человек он ведь лжив, завистлив, корыстен без меры. Но более всего, власти он хочет.
Власть, как вино. Опьяняет и манит. Дороже денег, пьянее любви. Власть над такими же, как он, червями земными. А она все даст – и деньги и любовь, и жажду еще большей власти. А когда власть тайная, она еще притягательней. Вроде, как простой человек, но шепнул, что надо и полетели головы. Будут с вами бороться везде и всегда, люди той отравы вкусившие. Полетят головы. Кровью захлебнетесь и дымов костров и пожарищ. Смерти страшные выпустят мои ученики из Мареновых пещер. Ради власти все.
– Посмотрим, поборемся, – Спокойно сказала Малка, – Ты ж колдун догадываешься наверно, что пелена времени для меня, как занавеска, отдерну легко.
– Знаю, все знаю. Отдерни, смотри. Что вру тебе? Сама видишь, какой ужас по земле гулять будет.
– Вижу, но победы твоей не вижу. Да сидят твои пауки, но в основном сами себя и себе подобных жрут. Да отбросили вы назад Посвященных, но ведь не везде и не всех.
– Мы еще и вашу братию потравим. Вы тоже власти захотите.
– Ты чем меня пугаешь-то, мразь. Ты ж так в своих знаниях и не дошел, что в каждом из нас Чернобог и Белобог вместе живут. И что Правда, что Кривда один Род знает, да может и он не знает, а токмо Всевышний. Ты ж не понял даже, что тебя-то тоже нам в испытание создали, чтобы крепчали мы, а слабые в Ирий уходили. Когда среди бессмертных останутся только те, кто в борьбе с твоими выродками выстояли, тогда и будем смотреть, что получилось. Но ты, дурак, не понял главного, то за чем ты всю жизнь гнался – бессмертие, тебе с рождения дано было. Потому как Мимир тебе сказал о том, что ты Чернобога слуга, а ты не понял, и только согнул себя, изъел зря.
– Замолчи! Замолчи! Я всю жизнь рвался к этому, а ты хочешь сказать, что я не понял, что за тенью гонюсь.
– Ты свою долю в кармане проносил, а руку туда засунуть не удосужился. Все под кустами ее, под кочками искал, – Она засмеялась, и волосы ее зашевелились.
– Лучше б ты убила меня, Арина. Теперь я знаю, что такое мука. Вся жизнь в погоне за тем, что уже есть. Нет! Не может так быть!
– Так есть, и так будет у всех твоих учеников. Всю жизнь им гнаться за призраком. А в конце жизни узнать, что все это у них было. А гнались они за миражом, за помраком тобой придуманным. И последним словом в жизни их будет проклятие тебе. Твоим жрецам и храмам, вере твоей. Сами друг друга жрать и гнобить будут. Сами друг друга на кострах жечь и мучить. Открыть будущее-то, или так поверишь?
– Так поверю, – Опустил голову колдун, – Но многие ваши головы в той борьбе сложат. И князь твой! – В злобе выкрикнул он.
– Знаю, – Тихо сказала Малка, – Заговорщики уже все обгутарили, только одного в расчет не взяли, что он Мастер Великий, и время его в Ирий идти давно пришло. Он свою нить до конца выбрал. Великая Пряха уже узелок вяжет. Там посмотрим, где ему службу нести. А подельников твоих Микулица с братьями в распыл пустят. Знаешь ты все, но корчит тебя от бессилия.
– Знаю, – Согласился колдун, – Знаю. Но и ты знаешь, что мы одно целое в этом мире, только я кривое зеркало.
– Может и так. Все. Пора заканчивать, – Она встала, нарисовала в воздухе колдовскую звезду, и распяла его на ней.
– Неси его звезда в ледяной замок к Хозяйке его Марене. Пусть держит его там, сколько надобно, пусть смотрит он на мир через окошки ее ледяные и видит эту битву вечную. Прощай колдун! – Она взмахнула рукой, и звезда, закрутившись в воздухе, пропала в ночном небе.
– Все, – Вслух сказала Малка, – Домой пора. Домой пора! – Громко крикнула она.
Сестры Аринии, услышав ее, растворились в чаще, а Угрюмы выехали на поляну, ведя в поводу ее вороного иноходца, не стареющего, так же как его хозяйка.
– Подождите братцы пять минут. Умоюсь из Велесова источника. Смою с себя облик мщения. Сейчас приду.
Она вышла уже в привычном виде, в золоченой броне и зеленой шелковой накидке. Вскочила на коня, ударила его арапником.
– На Нерль, – Не оборачиваясь, на ходу бросила Угрюмам.
Кони взяли с места в галоп, разбрасывая по краям тропинки комья грязи.
Микулица ждал ее у Храма Покрова.
– Здравствуй брат. Устала я, на ногах еле держусь, пойдем в горницу, – Спрыгивая с коня, сказала она.
– Пойдем. Чего-то ты бледная какая, лица прямь на тебе нет, – Подав ей руку, Микулица помог ей спрыгнуть с коня.
– В доме обо всем, в доме, – Они вошли в терем.
В тереме, Малка скинула с себя брони и шелом. Надела, ставший любимым в последнее время, широкий восточный халат из золотой парчи, и устало опустилась на низкий диван, стоявший у окна. Угрюмы подвинули к ней низенький столик, а сенные девки выставили на нем снедь и подаренное ей Раймоном мальтийское вино.
– Что-то вы все по-восточному зажили? – Неодобрительно буркнул Микулица.
– Садись, в ногах правды нет. Вот винца отведай. Не хочешь, прикажу меду, али квасу подать. Ягод, грибков, шербетов каких?
– Благодарствую, не голоден.
– Ты брат наверни-ка для начала ендову меду крепкого, смолокурного, я тебе сейчас такие байки травить буду, что одной ендовы по мне маловато будет, – Серьезно сказала Малка.
– Ендову, так ендову, – Микулица налил прозрачного меду с волховской винокурни в четвертную ендову и со смаком опорожнил ее. Закидал грибком и хрустящей капустой, – Говори. Готов.
– С чего начать-то? – Она задумалась.
– Начни с конца.
– Заговор в мире зреет. Против князя. Против Империи. Против всех нас Посвященных. Против старых Богов.
– Против всего мира подлунного что ли?
– Почитай так. Есть, есть люди, которым не нравиться, когда кругом покой и мир. Нет им от этого прибытка и навару. Некого ссорить, мирить.
– Чего ж так, торговле тоже тишина нужна, – Микулица кинул в рот еще грибок.
– Так то ж торговле, а торговцам не нужна. Чем больше разгрома вокруг, чем больше ненависти, тем товар дороже. Но не о том я. Заговор зреет. Пауки супротив нашей паутины свою плетут. По всей Ойкумене паучьи гнезда разбросаны. Там где гнезда, там заговорщики кучкуются. Кучки там у них злодейские.
– Так душить надо, пока не скучковались и на нас не бросились.
– Больно мне тебе говорить Микулица, но надо. Пелену я отдергивала, вперед смотрела. Скоро князь наш голуба Андрей Георгиевич в Ирий уйдет…
– Да ты што? Белены что ль объелась?
– Тихо, то он сам знает, да и ты должон знать, потому тебе дальше его ношу нести, что бы все прахом не пошло. Чтоб не полыхнул пожар мятежа и беззакония после ухода его, будь наготове всегда.
– Скоро ли?
– Нет не сегодня и не завтра. Год – другой еще поживем. Еще не порадуем недругов наших. Но ты готовься. Братию готовь. Города посады. На перепутье малый огонек пожаром раздуть может. Так что, кто предупрежден, – тот вооружен, – Малка тяжело вздохнула.
– Колдун все рассказал? Мне б его дала, я б из него все жилы вытащил, – Протопоп плеснул себе еще меду и залпом выпил.
– Да уж боле, чем я, не вытянул бы. Все рассказал. Что не сказал, я сама прочла. В голове-то не сотрешь. Это он других дурками делал, а себя ж не сделаешь. Все там, – Она постучала себя по лбу, – Лежит и ждет, когда умелый вытащит. Вот такие брат пироги.
– То не пироги, то отрава халдейская, – Сплюнул Микулица, – Что ж, так вот и будет в этом мире все? Без радости.
– Так и будет. Но мы все будем стараться сделать, так что бы было лучше и лучше. А ты что предлагаешь. Обнять себя и плакать. Гады они всегда будут. Их не сеют, не жнут, они сами родятся.
– Спасибо что известила. Когда глаза открыты, не так страшно.
– Ты пойми Микулица, они ж клин между людьми вбивают. Они Богов на хороших и плохих делят. Не как у нас на Босеане пегом, а черное туда, белое сюда. А потом веры делить будут и людей на верных и неверных, вот в чем страх.
– Страх в том, Малка, что потом они этих людей друг на друга натравят. Да еще во имя Господа нашего. У всех он один, но каждый будет кричать, что он к нему ближе и ему дороже. Каждый будет точно знать, что он Богоизбранный. А раз так, то только он и может судить кто прав, а кто не прав.
– Страшный яд они в души людские запускают. Страшнее чем тот, что колдун в котлы сыпал. Яд избранности, особенности, возвышения над другими. Смотри брат этим ядом можно и Посвященных отравить.
– Спасибо Малка, пойду думать и готовиться. А ты куда?
– У меня длинные века впереди, не скоро еще мне Мать Артемида волю даст. Велес сегодня отпустил, жертву свою получил. Макошь глядишь, после того как я нить Андрея допряду, тоже от доли берегини меня освободит. А вот от Ярославны-Артемиды не скоро отойду, да честно скажу, и самой не хочется. Что-то загрустили мы друг мой сердечный, налей, что ли по чарке меду чистого или зелена вина.
– Налью за годы твои долгие, за долю твою счастливую, за то, что бы не по последней, – Микулица разлил по чаркам, и они чокнулись, – На здоровье.
– Твои бы речи да Богу в уши! Беги по жизни легким бегом, но помни, тяжелые времена грядут.
– Бегу. Еще по одной на посошок?
– Уговорил, речивый. Наливай.
Они выпили еще по одной. Микулица решительно встал, одернул рясу.
– Пошел я хозяйка, все понял. Буду готовиться, братию в дальние монастыри отведу из Владимира. На Бору в монастыре Спаса надо стены рубленные поставить да дозорную колокольню рядом с капищем Яра поднять. В общем, дел только начать и кончить. Всеволода надо в центральном детинце разместить да к нему старшего брата Михалко приставить. Сдается мне, ему скоро в ярмо впрягаться. Побегу. До скорого!
– Беги, беги брат. Ныне все на бегу делать будем. Ныне быстрое время пришло.