Главное не то, какие пути мы выбираем…
Правда настолько великая вещь, что мы не должны пренебрегать ничем, что ведет к ней.
В эту ночь по городу рыскали волки, и жутко выли на луну, так, что мороз по коже, и всю душу переворачивало. Хотя кто-то говорил, что и не волки это вовсе, а странные северные пришельцы отпустили погулять своих злобных псов. Но все равно, что-то было не так. Из всех щелей вылезла, выползла всякая нежить, и шлялась по городу, влезая в дома и поднимая половицы.
Из пыточной башни до утра раздавались крики и стоны, но с первыми лучами солнца стихли, как будто помрак отошел.
Предводитель гильдии воров утром вышел белый как лунь, и с той ночи почти не разговаривал. Кто у него побывал и с кем он тогда знался, секрет этот он так и унес в могилу.
В портовых тавернах всю ночь мотался странный вертлявый мужичок, о чем-то шептавшийся с такими же, как он, темными личностями разбойного вида, но к утру пропал.
Неспокойно было в эту ночь в городе. Только в гостевом доме беззаботно раскинувшись на своих лежанках, спали гости – посольство северной Руси.
Но случайный прохожий божился, что он видел, как шмыгнули под ворота этого дома серые тени, а может, померещилось ему все со страха, в неверном мареве предутреннего тумана.
Солнечные лучи рассеяли ночные чары, и, ополоснувшись родниковой водой, отроки, предвкушая свободный день, строили свои планы. Кому сходить город посмотреть, кому на торг смотаться, прикупить чего надо в дорогу, кому куда.
Андрей задержал Неврюя, был разговор, остальных отпустил, уж больно просились по своим надобностям.
Малка во дворе седлала коня, накрыв его зеленой попоной, что-то, грозно выговаривая Угрюмам, которые переминались с ноги на ногу, как нашкодившие мальчишки перед нянькой. Со стороны это выглядело смешно и забавно. Маленький тоненький отрок, издалека похожий на травинку и четыре огромных серых зверя, поджавшие хвосты и опустившие не в меру длинные руки с пудовыми кулаками. Но все разрешилось мирно. Отрок заулыбался, как всегда какой-то весенней улыбкой и мрачные фигуры преобразились в верных псов, виляющих хвостом оттого, что их приласкал хозяин. В миг они очутились в седлах и встали с боков своего маленького кумира, поотстав от него на полконя. Так и выехала со двора эта дружная команда.
– Озабочен чем-то? – Подумал князь, – В мою сторону даже головы не повернула.
Поймал себя на мысли, что начал даже думать о Малке то в мужском, то в женском роде.
– Что-то в ее голове варится. А посланника спасла. Посланника, Гундомера, а ведь может и меня, дав первый кубок гонцу. Берегиня!
Следом за Малкой на дворе появился Микулица. Тоже взнуздал коня, и скорым шагом выехал за ворота. С собой никого не взял.
Неторопливо прошел Беда, завернул за угол лабаза, к маленькой калитке ведущей в узкий переулок с другой стороны от парадного входа, отбросил щеколду и впустил неприметного виды человечка. Пошептался с ним минут пять, и вернулся в дом.
Жизнь била ключом. Но под плотным покрывалом тайны.
Выехав за ворота, Малка повернула коня в сторону Хоросовых ворот, и слегка хлестнула его плеткой. Иноходцу другого приказа было не надо, с ходу он взял в галоп, распугивая случайных прохожих. Вылетев из ворот, пятерка всадников, прибавляя хода, повернула к мосту через бухту и, перемахнув его, бросила коней в намет, направляя их в сторону моря, ориентируясь по одним им ведомым приметам. Через час дикой скачки кони вынесли их туда, куда они стремились. Вернее стремилась Малка, потому, как, вылетев на крутояр, и разглядев на берегу белоснежное здание Храма, повелительно сделала жест рукой Угрюмам остаться здесь. Старший попытался возразить, но она была непреклонна, и им пришлось смириться. Они слезли с седел, отправили коней пастись, а самим присели в кружок на вершине холма, стараясь не упустить хозяйку из виду.
Малка тронула коня и через короткое время подскакала к белоснежному зданию. Резко остановила коня, спрыгнула на землю и бросила вожжи, выбежавшей служанке в белом хитоне.
Вбежала по лестнице, ведущей к дверям, окованным медными листами. Это был Храм Артемиды – древней богини охоты. Двери перед ней распахнулись, и она увидела статую Артемиды, стоящую в глубине Храма, окруженную медведями, вытесанными из такого же белоснежного камня, как и весь Храм. Теперь она поняла, почему ее гнало сюда. Двери за ней закрылись и в свете, падавшем из верхних окон крыши, она увидела приближавшихся к ней Вравроний – жриц Богини одетых в медвежьи шкуры и с венками в руках.
– Проходи гостья, не бойся. Мы давно тебя ждем, – Раздался ласковый голос, – Сбрось свои одежды. Окунись в бассейн. Сестры помогут тебе предстать перед глазами Матери лесов в том виде, в каком ты должна быть.
– Благодарствую, – Ответила Малка, направляясь за жрицами в предел Храма.
Проворные руки сняли с нее одежды, брони. Распустили волосы и направили к бассейну, наполненному благоухающей водой. Те же руки омыли ее, расчесали золотые локоны, натерли маслом и дорогими благовониями. На волосы ей возложили венок из лесных трав, а на плечи накинули прозрачную ткань, напоминающую утренний туман. Потом повернули к статуе Богини, и она увидела в центре медвежьих жриц стоит небесной красоты девушка. Она протянула ей прозрачную чашу с золотистым напитком.
– Пей! – Так же ласково сказала он.
Малка выпила напиток и ее душа отделилась от тела, а тело почувствовало легкость во всех своих точках, разве, что не взлетело вместе с душой. Сестры положили его на мягкие шкуры. А душа села рядом с Богиней.
– А ты очень хороша наша северная сестра. Что привело тебя в наши чертоги? – Спросила ее Богиня.
– Рада сидеть рядом с тобой Хозяйка лесов. Привет тебе от Лады Матери и от Богинь северного леса. Нужда привела меня к тебе. Кто-то стоит на нашем пути. Я хочу знать кто?
– Ты больше воительница, чем жрица. Но это не укор тебе. Мои жрицы они тоже воительницы. Ты не знала любви и не знала счастья материнства. Ты дева-воительница, одна из тех, которые смиряют диких единорогов. Я знаю, что дома ты была служительница Богини судьбы. Я знаю, что она послала тебя хранить того, с кем ты едешь в дальние страны, – Она жестом руки остановила пытавшуюся заговорить Малку, – Со мной говорили Боги, о том, что я должна помочь тебе.
– Спасибо тебе Артемида и спасибо Богам.
– Ты знаешь мое имя. Ты умная девочка и у тебя долгая и красивая жизнь впереди. Не бойся, оберегай своего мужчину. Это не более чем дворцовые интриги. Ваши враги еще там, за туманом лет. Учитесь жизни, берите знания. А ты пряди нить вашей судьбы, ей еще рано рваться в ваших неопытных руках.
– Спасибо тебе вечно молодая Мать лесов, – Душа Малки встала, чтобы не отвлекать Богиню.
Та оглядела ее с ног дог головы, посмотрела на ее тело лежащее на шкурах.
– У тебя чистая и отважная душа и прекрасное тело. Когда войдешь в пору женщины, года через два, – Она еще раз оглядело тело Малки, – Придешь в этот Храм, покажешь это кольцо, – Она сняла с пальца кольцо с каким-то неведомым камнем и надела его на палец Малки, – Жрицы все поймут, и научат тебя искусству любви. Только мои жрицы знают то, что не знает никто из смертных. Иди девочка. Ты угодна Богам, они оберегают тебя. Я сделала то, что меня просили, вряд ли мы увидимся еще. А жаль.
Образ ее растаял. Малка вздохнула и очнулась в своем теле лежащем на шкурах. На пальце левой руки неземным светом сияло кольцо с нежно голубым камнем.
В Храме никого не было. Рядом на лавке лежала ее одежда, почищенная отглаженная. Она встала, переоделась в свое. Отметила – на плаще появилась вышитая золотом лань. А рядом с ее саблей лежал охотничий кинжал и тугой лук с колчаном, из которого торчали стрелы с зеленым оперением. Она поняла. Это лук и стрелы Артемиды, бьющие без промаха, и ее кинжал. Царский, да нет, Божественный подарок.
Малка вышла на воздух. Конь, начищенный и покормленный, стоял у лестницы. Рядом никого не было. Она вскочила в седло.
– Спа-си-бо!!! – Крикнула она в сторону Храма, подняла коня на дыбы и, не дожидаясь ответа, погнала его к холму, где ее ждали Угрюмы.
Она узнала все что хотела. Она была счастлива и спокойна. Она гнала коня навстречу ветру, так, что слезы выбивало из глаз, но это были не слезы, о которых надо жалеть, это были слезы радости.
– Все хорошо! Все отлично!! – Она поднялась на стременах и запела, запела про то, как встретил добрый молодец красну девицу, а она оказалась дочерью самой Весны.
Угрюмы услышали ее своим волчьим ухом еще до того, как она выскочила из-за холма. Они поняли, хозяйка довольна, и им стало радостно, хотя им всегда было радостно, когда на лице хозяйки была улыбка. Они вскочили на ноги, поставили ногу в стремя и ждали. Действительно Малка не останавливаясь пронеслась мимо, махнув рукой.
– За мной!
И они одним махом взлетели в седла, дав с ходу коням разгон.
– Домой! – Долетело до них.
– Ух, и конь же у нее, – Крикнул старший Угрюм, – Огонь!
Тем временем Микулица, утром уехавший вслед за Малкой, поблуждав по городу, выехал к церкви Святого Сергия и Бахуса. По слухам здесь служили службу братья еще в давние времена знавшие Ивана Купалу.
Он привязал коня к коновязи и, перекрестившись, постучал в закрытые дубовые ворота.
– Странно. – Подумал он, – День в разгаре, а у них ворота на запоре.
Стук его остался без ответа. Он надавил плечом, ворота не шелохнулись. Микулица громыхнул по двери в полную силу, так что затрещали дубовые плашки.
– Ты брат головой постучи, ума прибавится, – Спокойный голос сзади заставил его оглянуться.
– Колокол же висит. За веревочку подергай, – Смиренный монах, ударил в колокол, висевший у ворот.
В воротах открылась оконце, в которое глянул внимательный глаз. Узнав звонящего, страж открыл калитку. С недоумением взглянул на дюжего инока, стоящего рядом с монахом.
– Со мной! – Буркнул монах, – Проходи брат. Видать нужда привела, коли все кругом застит, и ум двигает. Заходи.
– Нужда, отче, – Ответил Микулица входя.
– Я не отче. Мы тут все братья. А Учитель наш далеко, – Разъяснил монах, – Что за нужда? Что могло подвигнуть брата нашего с севера дикого на приход в обитель нашу?
– Если все тебе ведомо. А знающие люди говорят, что вы все видите и ведаете, Скажи. Кто? И зачем?
– Да не ведаем мы всего. Только пути ищем, чтобы крупицы знаний подобрать, что Господь по свету раскидал. Но твои вопросы просты и легки. Не кручинься и не ломай голову. Вы уйдете, все само уляжется. То не ради вас, ради власти над людьми. Вы так пролетом попали. Твои горести впереди, твои знания под спудом еще, твои пути пока прямы и мысли светлы и чисты. Пойдем в келью брат, открою тебе первые премудрости. Наставлю на первые шаги.
– А можно ли?
– Можно, можно. За знаниями всегда можно. Это потом будешь думать, куда б их деть, чтоб торбу не оттягивали. А пока бери, сколько поднимешь. Не жалко.
– Премного благодарен буду, брат, – Смиренно сказал Микулица и пошел вглубь кельи.
К вечеру, когда он выезжал из ворот обители, проговорив весь день с ученым монахом, Микулица спохватился:
– Кого благодарить за ласку, за таску. За то, что ум на разум повернул?
– Бога благодари, – Ответил монах.
– А все-таки.
– Будешь в Святой Земле, разыщи святого брата Раймона в странноприимном доме около Иудейских ворот. Передашь ему привет от братьев из республики Амальфи и нарисуешь такой крест, – Он быстрым движением руки нарисовал на песке крест, потом также быстро стер его, – Запомнил. Знаю, что запомнил, умен. Он тебе там поможет многое постичь. Ступай с миром инок.
Микулица повернул коня и поехал прочь. Монах перекрестил его в вдогонку и закрыл ворота.
– Все. Домой – Подумал инок, – На сегодня все.
По всем портовым тавернам с утра мелькала щуплая фигура Бакланко и грозные плечи Громады. Все, что надо, мореход вынюхал ночью, не привлекая внимания красной рубахой кметя, а сейчас они искали конкретных людей. Человека, который по слухам, доставленным воровской почтой готовил вчера яд. И другого человека, который заливал его в подарочный штоф с царевым вином, о чем тоже донесла воровская сорока.
К полудню, после очередного вкрадчивого вопроса, подержанного легким ударом Громадовой ладошки, парочка сыщиков вышла на лачугу, затерянную в самом воровском районе города, между Бычьим форумом и гаванью Элевтерия.
В этой лачуге жил некий колдун, по прозвищу Хрипун, мастер на изготовление всякого гнусного пойла, от которого к пращурам отправился не один гость и житель славного города.
Громада первым подошел к дверке, он вообще не боялся ни колдунов, ни волхвов, наверно потому что не верил ни во что. Легонько хлопнул по двери, и она со стуком влетела в лачугу. Просунув в проем свою лысую голову, Громада аж присвистнул. Посреди лачуги с перегрызенным горлом лежал колдун. Но умер он еще до того, как его коснулись клыки мстителей. Он умер от ужаса, и это было видно по его глазам.
– Так значится, первого нашли, – Отметил Бакланко, – Но не мы первые. Поторопимся дружок.
К винным погребам именно к тем, которые были им нужны, они вышли достаточно быстро. Слух о том, что помощник морехода иногда пережимает ладошку, и после уже не откачивают, бежал впереди них.
В погреб они ворвались вместе. Однако картина повторилась. Винодел плавал в чане с вином со следами страшных клыков на горле.
– Этак эти псы нам всех свидетелей перервут, – Огорчился Бакланко, – Хотя, судя по признакам, они их еще ночью порвали. Нежить что ли шалит. Чур, меня, Чур.
Последний к кому вела их воровская наводка, был служка посыльного, получивший за свою измену достаточно весомый куш. Он увернулся от подозрения хозяина, запытавшего почти всех слуг сегодня ночью.
Без всякой надежды товарищи вошли в его дом. Знакомая картина, даже не вызвала никаких эмоций. Только обычно молчаливый Громада изрек.
– Во дают! Не дай Бог у них на пути встать.
– А ведь это кто-то из наших. Нечисть-то с цепи спустил, – Сам с собой рассудил Бакланко, – С ними хоть на край света, а против них ни в жисть.
Он повернулся к Громаде.
– Все потопали домой. В горле пересохло, и под ложечкой сосет.
– Домой так домой, – Спокойно ответил тот, – Пора поесть и выпить по маленькой.
Князь же провел целый день в гостевом дворе. Сначала вел разговоры с Неврюем, который сразу же согласился бежать далее с отроческой дружиной по Средиземному морю до города Иоппии, по другому Яффой называемому. Они прикинули сколь им надо ушкуев, и каких, и кто с ними пойдет из морских людей. После обговорили, каких припасов надо взять и где делать ночевки и дневки. Все обмозговав, кликнули Бакланко, но им ответили, что он еще с утра, прихватив в попутчики Громаду, со двора убег, куда не ведомо, но бают в припортовые таверны, проверить наличие в них горячительных напитков и жареного мяса.
На том порешили, вернуться к этому вопросу завтра по утру и все обговорить еще раз, но еже с мореходом, потому, как ему и карты в руки.
После этого на двор вернулся Беда, с утра ездивший все обсудить в царев дворец, как и что, и кто привезет, и кто с царевной во дворе останется, и кто с ней в Киев поедет. В общем, то, что никому кроме дьяков и не интересно, но без чего никакое дело с места не сдвинется.
Где там еще он пропадал, ни кто сказать бы не смог, потому, как пропал дьяк на пути из дворца не объяснимым образом, и появился вот только. Где и с кем пропадал то тайна. Беда же через своих людей узнал, что заговор с целью отравить ростовское посольство шел из царских ближних кругов. Целью имел устранение Дука от персоны царя, и к русам имел отношение косвенное, вроде как рикошетом отлетело. Волновало его другое. Всех исполнителей ночью кто-то порешил ужасно. И о смерти их ходили слухи один другого страшнее. Будто бы из могил вылезли мертвецы и вместе с упырями городскими, и вурдалаками подземными, нашли всех, кто к тому делу был причастен, и всех разорвали в клочья. Страху короче на всех нагнало это происшествие до коликов.
Дьяк понял, что ростовское посольство после происшествия на андрианопольской дороге и сегодняшней ночи у всех уже как кость в горле, а выплюнуть страшно. Страшно! Вот одно, что он слышал сегодня отовсюду.
Беда въехал во двор с хорошим настроением, не смотря на всеобщий страх, его это радовало. Теперь, до самого отъезда можно было на ворота хоть кошель с золотом привешивать и никто не возьмет. Страшно!
К вечеру собрались все гулены. Настроение у всех, судя по расплывшимся улыбкам, было прекрасное.
Андрей встречал всех на крыльце, радуясь, что у всех все хорошо. Последней во двор въехала Малка со своими Угрюмами. Даже у них настроение было хоть куда. Сама же ведунья вся прямо светилась, и от нее исходило сияние и какой-то неземной дух.
– Как дела? – Крикнул князь.
– Отлично! Пора в дорогу. А то засиделись тут за стенами. Надоели всем. В путь пора! – Она выразила общую мысль.
– Ну, так собирайтесь, – Смеясь, ответил князь.
– Ура! Ура! – Вырвалось у всех.
– Засиделись, – Подвел итог князь, – Пора дальше.
"В этот день заключил Господь завет с Авраамом, сказав: потомству твоему даю Я Землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата "
Ушкуи шли по морю с попутным ветром, сначала узким горлом пролива, что был не шире их родного Днепра, потом выскочили на большую воду. Слева мелькал красновато-желтый берег Заморских королевств, справа проплывали острова, из-за которых иногда выскакивало какое-то ошалевшее суденышко, но, увидев на носу кораблей драконов, а на головном парусе золотого Ярилу, шмыгало обратно. Долго наверно потом местные морские налетчики благодарили своих богов, за то, что отвели от них жутких варягов и вовремя сдержали ветер в парусах, помогли кормчему прыснуть в тихие заводи. Знал местный народец крепость варяжских мечей и неудержимость в бою лодейных кметей.
Ночью, лежа на палубе, пилигримы переговаривались, о том, что ночи здесь, не в пример Родине, темные, темные, а вот звезды, хоть и ярче, чем дома, но родные. Вон Большая Медведица идет, А рядом Волосыни раскинулись. Бакланко говорит, их тут Плеядами называют. А у нас Волосыни по Велесу.
Днем солнце взлетало на небо с какой-то сказочной быстротой и зависало там, раскинув свои палящие лучи. Иногда Бакланко давал знак, и ушкуи подходили к берегу, набрать сладкой родниковой воды, нарвать плодов и травок. Местные жители, в основном промышляющие рыболовством и мореходством, знали славянские ушкуи не понаслышке, приходилось встречаться в море, и приветствовали радушно. Кое-где приносили снедь, меняли на разные разности. Полновесного золота не брали, товар был нужнее. Бакланко правил почти всегда к островам, а не к основному берегу.
– Там народ конечно разбойный, но с ушкуйниками вязаться не будут. Биты не раз. Потому встретят радушно и снабдят всем по быстрому, – Пояснял он, – Арманские же князья и Ново Израильские сейчас много гонору взяли, и что от них ожидать… Кто ж его знаеть? Значиться, будем по островкам тыкаться. Оно надежней, да и безопасней.
– Тебе виднее, – Бурчал Неврюй. В дело не вмешивался, – Ученого учить, только портить.
В море, ближе к Царьграду встречались им в основном ромейские дромоны, но чем дальше они уходили от проливов, теряясь в островах, тем меньше видели они корабельщиков. Иногда мелькали паруса торговых кораблей, спешно прячущихся за ближайшим мысом, да проблескивали вымпела венецианских нефов – новых покорителей моря. Это славянское племя, осевшее на побережье, и закрепившееся за город-порт, построенный ими на островах, не боялось ни волн, ни ветров, ни разбойников. Нефы шли всегда в сопровождении боевых дракаров, и внешне не отличались от стругов, идущих в сопровождении боевых ладей.
– Ушкуйники и ушкуйники, – Рассудил Неврюй.
При встрече они отворачивали с явной неохотой, но уважительно поднимали приветственные вымпела, узнав северного Ярилу. Мерятся силами с потомственными морскими хищниками, даже у новых волчат этого теплого моря, охоты не было. Да и Неврюй не выражал особой радости показать свой форс. И к общему миру и удовольствию корабли находили в широком море каждый свой путь.
– Лет через десяток, покажут зубы, – Зло процедил Неврюй, – Ничего обломаем, не впервой, молодых да ранних учить.
Плавание шло тихо и мирно. Спокойная волна покачивала флотилию князя, солнышко светило и ветерок перебирал вымпела на мачтах.
– Слушай Бакланко, как ты в этих островках разбираешься? Их тут, как мухи засидели, – Спросил Микулица.
– А ты инок такую штуку, как дорожники, знаешь? Слыхал, что когда паломники в Святую Землю ломились, то они свои пути и хождения описывали. Так вот, не ленивому надо токмо энти записи читать, и на их картинки поглядывать. Тогда и будешь среди всех этих землишек, что по морю океану разбросаны, верный путь тропить. Понял.
– А как же ты в море путь-то тропишь? Примет-то нету.
– А по звездам, инок, по звездам. Их же в небе не просто так рассыпали. Они ж все разные в небе. А с земли смотреть, можно из любого края одни и те же звезды зреть. Вот тебе и приметы. Антиресуешси? Расскажу, садись.
И он повел с Микулицей длинную беседу о мореходном деле, об обычаях народов, что по морям живут: поморов и поморян.
Ни шатко, ни валко дотопали до Яффо, свели на берег коней, выгрузили припасы и хабар.
Обнялись с мореходами.
– Не забывай нас князь, мы тебе зараз службу готовы нести, как токмо свистнешь, – Бакланко теребил в руках шапку, – Не забывай.
– Да что ты мореход, кто ж тебя забудет. Жди, наберемся ума разума, и глядишь по утру споем песни на берегу Днепра. Правда, Малк.
– Твоя правда, князь. Споем, я ведь обещал, что Киев еще нашу песню услышит.
– Ну вот, и я говорю. Ждите нас, мы скоро к вам в гости пожалуем. Привет дому родному передайте. Не грусти Бакланко, не на век расстаемся.
Бакланко шмыгнул носом, прихватил Громаду и ушел на лодью. Неврюй попрощался со всеми, обнялся с Данилой, с князем. Повернулся перед уходом.
– Буду ждать, – Бросил через плечо.
Ушкуи подняли паруса и отвалили от берега. Дружина вскинулась в седла. В Яффе задерживаться не стали. Что там, крепостишка припортовая, два монастыря: Святого Михаила и Святого Николая, постоялый двор, да пожалуй, и все. Главным в порту – Симон Кожевник, из первых ессеев. Все правильно – морские ворота Нового Израиля. Отсюда дорога на Иерусалим. Здесь первых паломников принимают, здесь их в дорогу снаряжают, проводников, охрану дают. За всем глаз, да глаз. Где дорога – там и «народ с большой дороги», любитель чужие кошли потрясти. Заботятся братья о том, чтобы спокойно дошли до столицы гости, дадут провожатых – набатеев. Псами караванов окрестили их те, кому они поперек горла.
– Собирайся Микулица, топай на постоялый двор, что в монастыре Святого Михаила Архангела, проси провожатых до Иерусалима, – Поворотился в седле князь, – Нет с нами Гуляя, теперь тебе его ношу нести.
– Своя ноша не тянет, – Отшутился Микулица, направляя коня к коновязям у портовых таверн, Я, конечно, могу и в объезд проскакать, но лучше здесь по ступенечкам поднимусь, небось, ноги не отсохнут. Ребятишек пяток с собой возьму, – Глянув на портовую публику, ошивающуюся у коновязи, – Добавил он.
– И будешь прав, – Поддержала его Малка, – Эти прирежут в закоулке, не поморщатся.
– Ладно, бери и топай, – Прервал их Андрей.
Микулица вернулся быстро, в сопровождении двух молодых монахов.
– Будьте здравы, гости дорогие, – Поклонились монахи, – Знаем про вас, слухами земля полнится. Мы тут от киевской обители, от Николая Святоши обретаемся, под крылом заступника нашего Михаила Архангела. Всегда землякам готовы службу сослужить. Ваш инок речист и благостен. Настоятелю нашему на сердце лег, и он нас к вам в помочь отрядил, довести вас до светлого града Иерусалима. Людишек у вас оружных предостаточно, потому к набатеям на поклон не пойдем, токмо упредим, что мы в дорогу вышедши. Что бы у них, паче чаяния, набату случайного от оружных людей на дороге не случилось.
– Проходите, проходите братия. Рады вельми вас видеть в дружине нашей, – Радушно приветствовал их князь, – Решайте все как надобно, мы тут у вас в гостях, а в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
– Мудр ты князь, не погодам. Мудр и умен, – Похвалил его старший инок, – Мы твое имя знаем. Нас же зовут: его Алехой, а меня Темряем. Прошу любить и жаловать.
Инокам подвели двух заводных коней. Они умело взлетели в седла, и дружина тронулась вдоль стен цитадели в сторону Иерусалимской дороги. Повернули у дома Симона Кожевника и остановились у Монастыря Святого Георгия, заступника Псов караванов. Темрюй спрыгнул с коня забежал в монастырь к набатеям, переговорил, накоротке, со страшим, которого, судя по всему, не плохо знал, и через короткое время уже сидел в седле, сделав знак двигать дальше.
Караван втянулся в дорожную колею и неспешно направился на запад, от моря к видневшимся в знойном мареве горам.
Оставив по левую руку от себя Лод, на дневку вышли к Рамле. Голый бесплодный пейзаж не вызывал картин земли, текущей молоком и медом. Сразу после дневки дорога пошла круто вверх, взбираясь по склону голой скалы, где над самым перевалом, как орел в поднебесье, парил замок Торон де Шевалье, в обиходе называемый Латрун. Рядом с укрепленным перевалом гостеприимно распахнул двери монастырь молчальников, куда и направил своего коня провожатый.
– Здесь заночуем. Завтра переход через перевалы. Да засветло надо к городу выбраться, пусть лучше фора будет, – Пояснил Алеха, – А здесь братия гостеприимная и госпиталь их для этих дел и поставлен.
Следующий день был занят утомительным дневным переходом по скалистой горной дороге, то взбирающейся на голые холмы, то спускающейся в болотистые гнилые межгорные долины и ложбины. Переход прошел спокойно, местный разбойный люд на хорошо вооруженных и конных людей не бросался. Изредка встречались хорошо укрепленные сороки да самары, где сидели самаритяне – таможенная братия, но и они путникам не докучали, так перебрасывались несколькими словами с провожатыми иноками о новостях, и о том, кто и зачем. Но более для порядку.
К концу дня, выскочив из узкой и глубокой ложбины, по которой петляла дорога, на высокий откос, путники увидели пред собой давно ожидаемый город.