Алешкин приказал ему всегда придерживаться за перила лестницы. Это был далеко не лучший выход из трудного положения, но ничего другого придумать он не мог. Он понимал, что над ТУБом повисла угроза — с поврежденными цепями киберлогики работать он не может, тем более в школе.
Бухов вызвал Алешкина по видео.
— Что это твоя уборщица на лестницах падает?
— Кто тебе сказал?
— Сынок сообщил.
— Уже успел.
— А что, неверно?
Алешкин помолчал.
Ему очень не хотелось говорить Бухову о своих подозрениях, в конце концов начальник техслужбы Космодрома в первую очередь отвечал бы за выдачу в эксплуатацию списанного робота.
Бухов его понял.
— Знаешь, — сказал он с обидой, — а ведь мы с тобой вместе еще на Венеру летали.
И тогда Алешкину стало стыдно.
— Падает, — вздохнул он. — Все исправно, а падает.
— Значит, киберлогика?
— Не похоже. А то я и сам бы от него отказался… Проверить не могу, тестер нужен, с обратной связью. Не смог бы достать?
— Что ты, это же контрольный прибор, сам знаешь. Только на заводе. А что я им скажу?
Алешкин понимал, вопрос оставили пока открытым. ТУБ ходил по лестницам, держась за перила. Настроение в школе было тревожным, выжидающим.
Так прошло еще несколько дней. Без происшествий.
На этот раз ТУБ упал уже не в школе. Он упал в оранжерее.
Вход в оранжерею находился под окнами комнаты преподавателей. Кабинет директора был рядом. Алешкин услыхал знакомый грохот, как будто по ступенькам скатился пустой грузовой контейнер.
Расстроенный, он тут же прибыл на место происшествия.
От дверей в оранжерею вели всего четыре ступеньки, просторные и широкие — на них не мог бы упасть и ребенок. Но ТУБ упал.
— Почему ты не удержался за дверь? — спросил Алешкин.
ТУБ стоял как обычно, опустив руки и доверчиво уставившись голубыми немигающими огоньками видеоэкранов. Он молчал. Он был вымазан землей и чем-то зеленым, непонятным… У ног его валялся разбитый цветочный горшок. От редкостного английского кактуса осталась кучка зеленоватых слизистых хлопьев.
«Вот почему он не удержался, бедняга, руки у него были заняты, он нес кактус».
Надо отдать должное Евгении Всеволодовне, она стойко перенесла случившееся. Она пошевелила ногой остатки знаменитого кактуса и, не сказав ни слова, пошла прочь, в глубину оранжереи.
Конечно, Космика была уже здесь.
Она тоже понимала величину беды, и в то же время хотела заступиться за своего незадачливого друга.
— Он же не нарочно, — заявила она. — Он, наверное, и сам ушибся.
— Иди за мной, ТУБ! — сказал Алешкин.
— Ему попадет?
— Нет, не попадет.
Не мог же Алешкин сказать ей горькую правду о будущем неисправного робота.
В дверях оранжереи показался Квазик.
Вид у него был довольный, и Алешкин догадался почему.
«Вот кто обрадуется, если ТУБа уберут из школы. И как он только догадался, что здесь что-то произошло?..»
Квазик спустился к Космике.
— Опять этот комод завалился! Я же говорю, что нельзя его в школе держать. Ненормальный он, еще задавит кого-нибудь.
— Уйди с моих глаз! — сказала Космика.
Теперь ТУБ стоял дома у Алешкина.
Отправить к Бухову, чтобы тот отослал его вместе с актом на завод, Алешкин просто не мог. Настроение у него было препротивное. Он ругал себя и не мог понять, что привязывало его к этой неодушевленной конструкции. «Язычество какое-то, идолопоклонство!» — ворчал Алешкин, но легче ему не становилось.
А тут приехала Мей.
Он ничего не сообщал ей про ТУБа. Вначале хотел сделать ей сюрприз, а потом вообще нечего было сообщать… Конечно, она ждала его там, в Эдинбурге, у родных, он же обещал приехать на несколько дней. Он бы и приехал, но тут как раз ТУБ начал падать…
Алешкин увидел Мей из окна, когда она уже свернула с аллеи к коттеджу. Строгая и насупившаяся… и такая милая, и он смотрел в окно на нее радостно и взволнованно. Он знал, что сейчас она скажет, и заранее во всем соглашался: да, да! он такой невнимательный, он никогда о ней не подумает… и он будет молча и с улыбкой слушать все ее обвиняющие слова, такие ласковые от английского произношения…
Она уже подошла к подъезду, он потерял ее из виду. Сейчас она поднимается на крыльцо, и ее встретит ТУБ…
Он услыхал удивленное восклицание, быстрый разговор на английском языке — когда Мей волновалась или радовалась, она всегда переходила на родной английский язык…
Тихий коттедж вскоре наполнился звуками — плеском воды, гудом пылесоса, скрипом передвигаемой мебели. Конечно, они неряхи… На кухне у них грязь… Как только они тут жили?..
По правде сказать, в последние дни Алешкин столько возился с ТУБом, что запустил свои домашние дела.
Занятие нашлось всем, а ТУБу пришлось включить вторую скорость. Мей была довольна, что наконец-то она дома, она весело болтала с ТУБом и была так довольна, что он уже работает у них в школе… и Алешкин никак не мог сказать ей всю горькую правду.
Днем она направилась в Женский Салон с какими-то заказами. Алешкину позвонил Бухов.
— Готовься! — сказал он. — К нам едет ревизор.
— Уже?
— Уже приехал. С тем самым тестером, который тебе нужен. Мои автоматы проверяет.
— Ну и как?
— Один погрузчик забраковал. Биозащита запаздывает на пятьдесят миллисекунд.
— Строгий дядя!
— А где ты видел ревизора ласкового? Про уборщицу твою знает, конечно. Удивился весьма, как это мы тут посмели инструкцию нарушать. Я ему объяснил, как мог. Он на тебя хочет лично посмотреть. Не столь на тебя, сколько на твои документы.
— Понимаю.
— Так что, приезжай!
Алешкин хмуро и неторопливо усаживался за руль «Кентавра».
ТУБ открыл ему ворота сам, хотя они и могли открываться автоматически.
— Ты оставайся здесь, — сказал Алешкин. — Нечего тебе там делать. Нужен будешь… сами приедут за тобой. Молись, пока своему кибернетическому богу, Норберту Винеру, что ли…
Инспектор встретил Алешкина весьма сурово, но, просмотрев его документы, несколько подобрел.
— Что ж, лично я не против, чтобы он поработал в школе, под вашим наблюдением, разумеется. Инструкция инструкцией, но жизнь обгоняет правила. А ваш эксперимент весьма интересен — первый опыт общения наших роботов не со взрослыми, а с детьми. Очень любопытно. И профессиональные наблюдения ваши — педагога и кибернетика — весьма были бы нам полезны. Но в вашей истории одно плохо, понимаете?
— Почему он падает…
— Именно, почему он падает… Вы говорите, что объективных причин нет, я вам верю, как специалисту, Если причина в киберлогике, тогда его участь будет решена, вы понимаете. Но киберлогика отказывает весьма редко и, как вам известно, выключает обычно цепь питания. А здесь не так. И это мне непонятно. Будет лучше, если я приеду в школу и сам посмотрю все на месте.
Домой Алешкин вернулся не особенно веселый, Мей встретила его на крыльце.
— Я думала, ты в школе, — сказала она. — Пора обедать, я послала за тобой ТУБа.
— В школу?
— Конечно. А в чем дело, Альешкин?
— Садись в машину, скорее. Я расскажу тебе все по дороге.
Дурное предчувствие не обмануло Алешкина. Электромобиль Срочной Помощи они встретили еще на дороге.
ТУБ упал и сбил Космику.
У нее оказался перелом руки, да еще она получила при падении легкое сотрясение мозга, и врачи разрешили разговаривать с ней только на следующий день.
Алешкин и Мей присели возле кровати.
Рука у Космики была на растяжке, ей было больно, но она крепилась и старалась не плакать. Вид у нее вроде был не плохой, только румянец_сошел со щек.
— Мы спускались по лестнице, а я держала его за руку. Он хотел убрать руку, а я все равно держала ее. Я все следила, чтобы он не упал.
— За какую руку ты его держала?
— Вот за эту, за левую.
«Все понятно, перила на лестнице с левой стороны, ему не за что было ухватиться».
— Его от нас… заберут? — спросила она.
— Не знаю. Наверное, заберут.
— Он же не виноват. Он оттолкнул меня в сторону, когда начал падать, а я хотела его поддержать.
— Почему он упал?
Космика замолчала.
— Ты же видела, как он падал. Может быть, у него подвернулась нога?
— Я не знаю, — тихо ответила Космика.
Личико у нее начало краснеть. Мей неотрывно смотрела на нее и сейчас тревожно взглянула на Алешкина.
— Или он запнулся?
— Я… я не знаю…
И тут Космика внезапно расплакалась.
Мей пересела к ней ближе, обняла ее, погладила ласково.
— Ты плохой следователь, Алешкин… Ты поезжай в школу, ТУБ один там с Инспектором. А мы с Косми-кой еще поговорим. Как женщина с женщиной.
Мей шутила, хотя по мнению Алешкина шутить было не над чем. Но он послушался, постарался улыбнуться Космике и ушел, оставив их вдвоем.
В вестибюле школы он увидел Квазика, который сидел на ступеньках той самой лестницы хмурый и насупленный и карманным ножом строгал сухой сучок кипариса. Стружки сыпались на ступеньки, и автощетка, высовываясь, заметала их под лестницу.
Увидя Алешкина, он встал.
— Вы из больницы? Как там… как Космика?
— Ничего Космика. Полежит немножко, потом опять бегать будет.
Алешкин взял у него нож, сложил его.
— Положи в карман, А то еще пальцы обрежешь.
Квазик переступил с ноги на ногу, потупился, но не уходил.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
Тогда Квазик поднял голову. Черные жаркие — материнские— глаза его были печальны.
— Зачем она хотела его удержать? — сказал он. — Разве его можно было удержать, он же вон какой тяжелый. Пусть бы падал. Ничего бы ему не сделалось.
— А Космика думала иначе. Она боялась, что ТУБ может ушибиться.
Квазик недовольно дернул плечом, хотел сказать что-то, но Алешкин перебил его решительно:
— Все дело в том, что она относится к ТУБу иначе, нежели ты.
И тогда Квазик заговорил горячо и запальчиво: