— Нормально.
Брови Никиты слегка сдвинулись.
— Чего ты?
— Ничего, — глухо ответил Вова, всасывая кофе неуклюже вытянутыми в трубочку губами. И, проглотив, спросил в свою очередь: — Зачем нас тут держат? Мы здесь… типа, пленники?
Никита опешил:
— Вов, ты что, не въехал? Вы ТАМ были пленники, вернее, заложники. Что они вам сказали вообще?
— Сказали, что нам угрожает опасность, и велели собираться.
— Что за опасность?
— Ну… вроде, нападение хищников. Эвакуация всего квартала…
— Так. А когда вы вышли на улицу, ты видел, чтобы кого-то ещё, кроме вас с мамой, выводили?
— Нет…
— Вывод?
Вова задумался. Хмурясь и разглядывая что-то в кружке, он молчал. Никита, взъерошив ему волосы, прижал его к себе крепче.
— Ну вот, то-то же. Здесь никто вас не обидит. Ни тебя, ни маму.
Глядя на брата исподлобья, Вова спросил:
— Зачем им было держать нас в заложниках?
Никита вздохнул.
— Теперь это уже неважно, Вован. Важно то, что у них ни фига не вышло.
16.9. Сыворотка
— Ты уверена, Гермиона?
— Да, Аврора, абсолютно. Это вирус.
Итак, вирус начал воздействовать и на нас, достойных. Мы долго сопротивлялись ему, но он таки добрался до нас. Был поздний вечер, мы с доком сидели в её кабинете, освещённом настольной лампой и монитором компьютера; её изящные руки с длинными ногтями лежали на столе, сцепленные замком, между бровей пролегла складка, а под глазами проступали голубоватые тени. Всегда красивая, энергичная и элегантная, сегодня док выглядела усталой.
— Как я уже говорила, этот вирус — «наш», видоспецифический, страдает от него раса хищников, а люди — доноры, через которых мы заразились, являются его переносчиками, сами при этом не болея. Я не могу сказать, почему достойные сопротивлялись воздействию вируса дольше, чем обычные хищники… Пока у меня нет ответа на вопрос, с чем это связано. Возможно, дело в жуках, но это — из области гипотез, тут предстоит ещё многое исследовать. Как бы то ни было, теперь вирус начал действовать и на достойных. Основной симптом тот же: резкое снижение скорости регенерации, правда, не до человеческого уровня, как у остальных, а до обычного уровня хищника.
Дело было не в паутине, а в нас, поняла я вдруг. На вопрос, связано ли это с действием вируса, Гермиона вряд ли могла ответить — изучение феномена достойных средствами и методами традиционной науки пока было в зачаточной стадии, но мне и не требовалось задавать этот вопрос. Я просто знала: да. Это вирус. Это не паутина барахлила, а сбилось наше её восприятие, наш контакт с ней.
— Но есть ещё один весьма важный момент, который вселяет надежду на лучшее, — сказала Гермиона. — Если у обычных хищников вирус очень быстро поборол иммунный ответ и затормозил образование специфических антител, то у нас, достойных, образование антител продолжается. Организм борется с вирусом, хоть и весьма медленно. Предсказать как сроки завершения этой борьбы, так и её результат я пока не берусь, но… — Док замялась.
— Это уже что-то, — сказала я. — Договаривай, у тебя ещё какая-то мысль, ведь так?
— Ну, это пока только гипотеза, — ответила док уклончиво.
— И тем не менее?
— Мы считаем не лишённым смысла попытаться изготовить на основе крови достойных противовирусную сыворотку.
Я воскликнула:
— Вот это уже реальный разговор, док! Считай, что я дала добро.
— Полагаю, начать её изготовление будет целесообразно только тогда, когда в крови достойных образуется большое количество антител, — уточнила Гермиона. — Сейчас их концентрация ещё мала, но пока можно начать подготовку.
— Начинайте, — кивнула я.
16.10. Совет
Через Никиту я попыталась забросить людям идею о мирном сосуществовании с нами, но они либо не сочли эту информацию достойной доверия, либо всё ещё её обдумывали. Как бы то ни было, время шло, а военные действия продолжались, причём наша оборона осложнялась действием вируса на достойных, из-за которого пользоваться паутиной стало крайне затруднительно. Мы несли потери, и нужно было срочно что-то предпринимать. Я собрала совещание.
— Почему мы не переходим в наступление? — спросил Каспар. — Почему бегаем и прячемся по подвалам? Впрочем, переход в наступление имел больше смысла, когда достойные ещё не страдали от вируса… Теперь — не знаю. Я считаю, мы слишком долго медлили, и была упущена хорошая возможность.
— Ты хочешь сказать, что Аврора не права? — нахмурился Алекс.
— Я считаю лишь, что мы слишком долго бездействовали, — буркнул Каспар угрюмо. — И время было упущено.
— Хорошо, — сказала я, обводя взглядом присутствующих. — У кого какие соображения? Прошу, высказывайтесь.
Несколько секунд висело молчание, а потом Мигель Альварес, также явившийся по моему приглашению, сказал:
— Полагаю, что если мы изначально хотим мирного исхода, то переходить в наступление не должны — в этом я согласен с госпожой Великим Магистром. Нужно привлечь внимание людей к выгоде, которую они могут извлечь из нашего сотрудничества, реально доказать им, что она возможна. Нужна какая-то эффектная акция, типа массового исцеления больных — это по части достойных.
С этими словами он бросил взгляд на Гермиону. Она в это время подняла глаза, и их взгляды встретились. Не знаю, можно ли было назвать любовью то, что Альварес испытывал к ней — скорее, он тосковал и мучился, сгорая от страсти, не находившей взаимности. Он стал сам на себя не похож — заметно осунулся и высох, и в чёрной короткой растительности, густо покрывавшей его череп, блестела обильная проседь. Я даже не ожидала от него такого чувства — точнее, того, что оно так разрастётся и серьёзно захватит его. Он больше не домогался Гермионы и не преследовал её — страдал молча, стиснув зубы. По известной причине Гермиона не могла испытывать к нему симпатии и отвечала лишь холодным равнодушием, но сейчас, случайно поймав его взгляд, смутилась. Он смотрел на неё так, будто хотел запечатлеть в памяти её образ до мельчайшей чёрточки, будто ему завтра предстоял бой, в котором он непременно должен был погибнуть — вот и не мог налюбоваться ею напоследок.
— Неплохая идея, — сказала я. — Гермиона, ты не находишь?
— Гм, пожалуй… — Док немного замялась, не зная, куда девать глаза от трагически-страстного взгляда Альвареса. — Я бы сказала, в этом что-то есть.
Её неуверенное одобрение произвело на Альвареса действие, по силе равное признанию в любви. Его напряжённый взгляд заблестел, осунувшееся, как после болезни, лицо посветлело, он был уже готов вот-вот улыбнуться, но заметил, что я наблюдаю, и мгновенно посуровел.
— Я тоже думаю, что это неплохая идея, — высказался Оскар. — Но для пущего эффекта эта акция должна быть освещена в СМИ. Если Общество «Аврора» ещё не растеряло всех своих связей… — Он глянул на Альвареса.
Тот кивнул.
— Попробуем. Кое-что ещё осталось.
Тут подала голос Вика, скромно сидевшая на своём месте на дальнем конце стола (она была впервые приглашена на совещание):
— Нужно, чтобы это выглядело естественно. То есть, пиар в СМИ нужен, но чтобы он получился как бы сам собой, а не с нашей подачи. У одной моей коллеги — когда я ещё работала в газете — диагностировали рак. Пока я слушала сейчас, мне удалось прощупать паутину насчёт неё… Она ещё жива, лежит в онкологическом центре. По характеру она почти как я… — Вика улыбнулась. — То есть, жутко любопытная и дотошная, преданная делу, а потому наверняка захочет донести до людей правду. А если она ещё и окажется в центре событий, и почувствует всё на себе… Это будет нечто.
Вику слушали с интересом. Оскар спросил:
— Но как она донесёт правду, если, насколько я понял, она сейчас не работает? То есть, получается, она бывший журналист?
— Бывших журналистов не бывает, — с уверенностью ответила Вика. — Связи-то у неё остались, а убеждать она всегда умела… Если бы не умела, не была бы в профессии.
— Вопрос вот ещё какой, — раздался голос Каспара. — Мы можем лечить рак?
— А у тебя сомнения? — спросил Алекс.
— А действительно, мы можем? — задался и Оскар вопросом.
Взгляды всех присутствующих обратились на меня. Каспар, Алекс, Вика, Конрад, Цезарь и Гермиона, Оскар — все смотрели на меня с вопросом в глазах, только Альварес смотрел на Гермиону. Я сказала:
— Ребята, я верю, что мы можем. Я думаю, мы могли бы даже попытаться договориться с вирусом.
По залу пролетел шелест удивлённых голосов. Кто меня потянул за язык ляпнуть это? Думаю, Леледа. Я и сама пока толком не знала, как и о чём мы сможем договориться с вирусом. Уболтать его не размножаться? Или попросить организм поднатужиться и справиться с инфекцией? Подтолкнуть одни процессы в нём и притормозить другие? В общем, это было очередное озарение, такие вещи я до поры до времени не озвучивала, пока сама не разбиралась, что к чему, но тут мой язык опередил мысль. Что бы это ни означало, я не сомневалась: это был «высший пилотаж» из всего, на что способны достойные. Но как к нему подойти, я пока представляла весьма смутно. К тому же, у меня вдруг заныла поясница. Поморщившись, я сказала:
— Ээ… Как бы вам объяснить. Наверно, рановато я сболтнула насчёт вируса, потому что и сама ещё до конца не представляю, как это должно выглядеть. Но будем разбираться, однозначно.
16.11. Разговор по душам
Цезарь ещё остался о чём-то поговорить с Авророй, а я спешила в центр: было много работы. В последние дни я жутко вымоталась, да и не я одна, наверное. Обнаружение вируса у достойных едва не выбило почву у всех из-под ног, но даже в этом был положительный момент: у нас вырабатывались антитела, и это давало надежду.
Сегодня утром я получила результат анализа моей собственной крови. У меня тоже был вирус…
Я шла по сумрачному коридору замка не одна: за мной следом шагала группа мужчин. Это был Альварес со своими телохранителями. Сердце ёкнуло, неприятный холодок пробежал по коже. Они постепенно прибавляли шаг, так что через несколько секунд мне пришлось бы либо тоже ускориться, либо прижаться к стенке, чтобы их пропустить, но Альварес окликнул меня: