Иоширо всех удивил: в этой схватке он неожиданно раскрылся как знаток боевых искусств. Он летал, как смерч, окружённый вращающимся роем захваченных в вихрь пуль, наводя ужас на нападающих, и столкновение с ним грозило смертельной опасностью. Лучше было не попадаться ему на пути…
Это был мой первый настоящий бой. Цезарь хотел отправить меня внутрь здания, но каждый достойный был на счету, и мне, привычной командовать лишь стройными рядами пробирок, пришлось по-настоящему взглянуть смерти в лицо. Один медицинский центр люди уже уничтожили, и я не могла позволить им лишить нас и второго. Никогда. Сердце сыпало маленькими жгучими искрами гнева. Никогда…
Отряд «Авроры» дрался, как целая армия, а сам Альварес был в гуще боя, не щадя ни себя, ни своих бойцов. Не знаю почему, но мне хотелось его прикрыть, защитить, и я сунулась туда, где было страшнее всего… Цезарь кричал: «Назад!» — но я полезла. Батальоны пробирок, тишина чистой лаборатории — всё это осталось в прошлом. В настоящем были окровавленные, перекошенные от ярости лица, звериные оскалы и жгучая, как перец чили, пульсация агрессии. Цезарь кричал мне: «Назад!» — а я мчалась, чтобы отклонить от Альвареса летящие в него пули…
А пули летели в меня, и он заслонил меня от них.
Так мы и очутились в объятиях друг друга — но не в постели, а на асфальте, в луже крови. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он не жилец. Пробиты все жизненно важные органы, а скорость регенерации… Слишком низкая, не успеть. Не успеть…
Через пропитанный жгучей агрессией ад я волокла Альвареса в безопасное место — внутрь здания. Цезарь потерялся из виду, Иоширо смерчем летал над полем боя, а мои руки были в крови Альвареса по самые плечи. Ёжик его волос щекотал мне щёку, на чистом гладком полу растекалась тёмная лужа…
Я положила на него руки. Пусть сейчас я выложусь по полной и израсходую все силы, но я заживлю хотя бы часть его ран, самые опасные из них. Это по моей вине. Это я так глупо и неумело кинулась его спасать — так глупо, что ему пришлось самому спасать меня ценой своей жизни.
Его руки легли сверху на мои и сжали их.
— Гермиона…
Он улыбался? Да, улыбался… Устало и ласково, а его руки не давали моим начать лечебное воздействие.
— Не надо, — прохрипел он. — Не трать на меня силы… Они тебе ещё понадобятся.
— Я должна… Я могу тебе помочь, — бормотала я, пытаясь высвободить руки.
Он покачал головой и на секунду устало закрыл глаза. Когда они снова открылись, мои щёки вспыхнули от их взгляда, и по всему телу пробежали горячие мурашки.
— Нет… Это мой выбор, — шевельнулись его побелевшие губы. — Нет лучшего конца… чем умереть… на руках у любимой женщины.
Слёзы? Всё моё лицо моментально стало мокрым, а Альварес улыбался.
— Уж прости за высокопарность… моих слов. Все эти сантименты… сейчас лишние.
— Мигель, позволь мне тебе помочь, пока ещё не поздно. — В горле стояла солёная боль.
Он снова качнул головой.
— Ни к чему… Я пришёл к завершению. Конечная остановка… И я рад… что доехать до неё мне удалось не самым худшим образом. Иди… Иди, ты там нужна. — Он показал взглядом на дверь. — Только будь осторожнее.
Его глаза закрылись, на лице разлилось спокойствие. Жизнь ушла, утекла из него, а я так ничего и не сделала.
— Гермиона!
Руки Цезаря стиснули меня, ощупывая.
— Красавица… Ты цела? Не ранена? Господи, ты вся в крови…
Он беспокоился за меня… Да, беспокоился и боялся, потому что любил. Я всегда это знала, но сейчас мне хотелось врезать по его испуганной физиономии. Верхняя губа приподнялась, и я прошипела:
— Какого хрена ты делаешь ЗДЕСЬ, когда ты нужен ТАМ?!
— Принцесса, я тебя искал, — пробормотал он.
Я покончу с этим. МЫ покончим. И сделаем это прямо сейчас.
Тело стало легче воздуха и само всплыло на ноги, подплыло к двери и распахнуло её. Оно было настолько лёгким, что мне приходилось держаться за косяки, чтобы не улететь, как воздушный шарик.
— ВСЕМ НА ЗЕМЛЮ! — прогрохотал над городом мой голос…
Авроровцы поняли и повиновались, а люди остались стоять в недоумении. Паутинные связи зазвенели и натянулись между нами, и то, что просилось наружу из моей груди, вырвалось и у остальных достойных единым взрывом…
И всё. Все люди лежали без чувств, разбросанные как попало, а бойцы «Авроры», «ожив», потихоньку подползали к зданию. Похоже, во всём городе вырубилось электричество.
Альварес лежал спокойный, будто уснувший. Если бы не кровь, можно было бы подумать, что он устал и прилёг отдохнуть.
«Прекратите обстрел замка!»
«Хищники и люди могут жить в мире!»
«Достойные — достойны жизни!»
«Война — неправильное решение!»
С этими лозунгами люди вышли на улицы. Их разгоняли и арестовывали. Начались массовые беспорядки. Всё это мы узнавали из интернета по мобильным телефонам.
Вокруг замка творилось чёрт-те что, а я отсиживалась в убежище. Меня затолкал сюда Дэн, а сам ушёл драться, сказав:
— Я за тебя в ответе, Нитка. Ты должна выжить.
Вообще-то, мне бы хотелось, чтобы он тоже выжил, потому что… Ну, не знаю, почему. Просто хотелось и всё. Просто эта наглая рыжая физиономия с белыми поросячьими ресницами стала мне родной… хоть помирай без него. Что нитка без иголки? Только петелькой завязать и повеситься.
Карина кормила из бутылочки ребёнка, Регина баюкала своего младшего, то и дело подзывая к себе старших детей, норовивших забиться в дальний угол убежища — как клуша своих цыплят. В убежище собрались в основном небоеспособные обитатели замка: мамаши с детьми, молодые девушки, подростки. Удобнее всех была устроена Вика — на надувной кровати, остальные довольствовались стульями и скамейками.
И в этом курятнике мне приходилось торчать, несмотря на то, что я была вполне боеспособной. А может, плюнуть на всё и пойти в бой? Схлестнуться с людишками, которые обрекли нас с Дэном на уничтожение… Скамейка уже жгла задницу. Сколько можно отсиживать её здесь?
Я обдумывала эту идею, когда Вика вдруг громко застонала, схватившись за живот. Так, ещё родов тут не хватало. Опытные мамаши сразу насторожились:
— Что? Схватки?
— Не знаю… — Вика, морщась, пыталась улечься удобнее. — Может, ложная тревога… Рано ещё, полтора месяца до срока…
На несколько минут она вроде успокоилась, но потом снова застонала — ещё громче.
— Ой-ой-ой, мамочки!..
Карина, встав, подошла ко мне:
— Так… Ну-ка, подержи, пожалуйста.
Я машинально взяла у неё ребёнка, не сводя взгляда с испуганного лица Вики. Карина извлекла из-под стула серебристый чемоданчик, достала оттуда флакончик с резко пахнущей жидкостью и протёрла ею руки до локтей, обсушила салфеткой и надела перчатки.
Через пять минут Вика лежала с раздвинутыми ногами и стонала, а Карина, как готовый ловить мяч голкипер, примостилась перед ней.
Ребёнок кряхтел и похныкивал у меня на руках, и я, успокаивая его, покачивалась из стороны в сторону. Уже шёл второй час мучений: убежище превратилось в родильный зал, опытные мамаши давали Вике советы, как дышать, как тужиться, а она кричала всё громче.
Господи, ну когда же всё это кончится?..
Да, теперь я понимала мужчин, которые брякаются в обморок, присутствуя при родах. Меня саму уже начало потряхивать. Ужас… Когда же ребёнок выберется из Вики?
Убежище было наполнено криками, и напряжение звенело в воздухе. У всех болели похолодевшие спины, а у меня затекли руки, держа ребёнка; самой спокойной и деловитой была Карина, и все слушались её беспрекословно, бегая по поручениям. Вода, полотенца, ширма — всё приносилось по одному кивку её изящной темноволосой головки. Кровать с роженицей отгородили ширмой, но мне с моего места было видно почти всё. Впрочем, я старалась смотреть пореже…
Нет, я не выдержу, я сейчас сползу на пол. Но ребёнок! Куда я его дену? Карина доверила его мне… Вот наказание… А там, за ширмой, похоже, что-то шло не так.
— Положение плода неправильное, попытаюсь исправить, — сказала Карина.
Она забралась рукой прямо ТУДА… Нет, на это лучше не смотреть.
Дикий крик Вики надорвал всем перепонки.
— Всё, всё, — успокаивал голос Карины. — Всё хорошо, теперь всё правильно. Продолжаем…
Уфф… Я просто вся окаменела от напряжения. И не одна я. Господи, ну пусть всё это побыстрее кончится!..
На двенадцатом часу этого кошмара раздался писклявый крик. Нет, это уже не Вика… Кто же? Неужели? Неужели всё?!
— А вот и мы, — сказала Карина с улыбкой в голосе. — Вика, поздравляю с дочкой.
Всё…
Перед глазами всё затянулось мутной дымкой. Нет, только не падать, я же уроню малыша! Упираясь обеими ногами в пол и прижимая к себе ребёнка, я изо всех сил держалась в вертикальном положении. На лице расползалась улыбка. А что же я всю дорогу не выпускала кроху из рук? Можно было б, конечно, на стул положить… Даже в голову не пришло. Ну да ладно…
Даже у достойных, наверно, есть предел…
Бой не прекращался третьи сутки. Атака за атакой, и людей не становилось меньше. Без отдыха, без пищи, на пределе возможностей мы защищали замок, но людям удалось пробить ворота, и нам пришлось выйти за стены, чтобы не допустить противника внутрь.
Моё видение стало явью. Горящая земля, смерть и кровь, красные кусочки обожжённой глины.
Никита, лежащий на этой обожжённой земле с вывернутыми наружу кишками.
Нет, это не он, это просто поразительно похожий на него парень, совсем пацан… Человек. Страдание в его глазах. Он не хотел умирать. У него мама… Младший брат. Девушка в белой юбке… Маленькая жизнь, зародившаяся в её чреве. Кого малыш назовёт папой?..
Я опустилась возле парня на колени и заправила вывалившиеся кишки внутрь, приложила сверху руки и закрыла глаза.
И в поясницу мне ворвался ад.
Солдатик, решивший, что я убиваю этого парня, стоял с победным видом. Это он всадил мне пулю в спину. Мои руки всё ещё лежали на ране, силы вытекали из меня, процесс исцеления шёл… Если я оторвусь, парень умрёт. И у малыша не будет папы.