Со смертью отца Чезаре терял защиту – его действия уже не прикрывались всем авторитетом церкви. Он терял и огромные денежные средства, которыми он мог располагать по своей воле. Ho y него оставались еще на руках определенные козыри. Он сумел захватить большую часть папской сокровищницы, и за него были испанские кардиналы. Но Макиавелли в своих письмах, отправленных им из Рима в ноябре 1503 года, сообщал «высоким господам Синьории», что они могут перестать беспокоиться о Чезаре Борджиа.
Политически он уже труп.
II
Макиавелли был послан Синьорией в Рим с миссией разобраться с тем, что же последует после смерти папы римского, но имелась в виду не смерть папы Александра VI, а смерть его непосредственного преемника, Пия III. Он был избран конклавом 22 сентября 1503 года, а уже 18 октября умеp. Как только до Синьории дошли об этом вести и члены ее успели провести предварительное совещание, они и отрядили секретаря Никколо Макиавелли в Рим, и он срочно, уже 24 октября, выехал туда.
Планы Чезаре Борджиа на тот момент, когда умер его отец, были еще не определены. Он говорил впоследствии, что предусмотрел все, кроме того, что в момент смерти папы Александра он и сам окажется больным. Поскольку он сохранял должность гонфалоньера церкви, у него были в Риме войска, и 22 августа он добился от конклава кардиналов подтверждения своих полномочий до тех пор, пока не будет избран новый папа.
Но дальше дела пошли уже не так хорошо – по закону на то время, когда папа еще не избран, бароны Романьи со своими военными отрядами должны были покидать Рим, но закон – это не то, что записано на бумаге, а то, что записано на бумаге, интерпретируется независимым судом и проводится в жизнь исполнительной властью.
В Риме в августе/сентябре 1503 года не было ни суда, ни исполнительной власти, следовательно – не было и закона.
В город хлынули все, кого Борджиа успели обидеть – и приверженцы Орсини, и сторонники семьи Колонна, и изгнанный из Рима Сильвио Савелли, в чей адрес якобы было написано уже изветное нам фальшивое послание, и многие другие. Дома испанцев начали было жечь – но священный конклав кардиналов все же сумел унять страсти, главным образом потому, что ни одна из враждующих в Риме фракций не сумела показать, что может победить.
Вооруженным отрядам было приказано покинуть город, и приказ был отнесен и к Чезаре. Ему пришлось подчиниться. Он остановился в замке Непи, недалеко от Рима, собрал туда группу прелатов, на которых имел влияние. В нее входило 11 испанских кардиналов, и предполагалось, что они проголосуют так, как он им скажет. Кандидатом, на которого ставил Чезаре Борджиа, был кардинал Руанский, министр короля Франции Людовика XII.
Итальянские кардиналы, которых было вдвое больше, могли бы легко победить, но они были разбиты на отдельные партии и мешали друг другу. Кроме итальянцев и испанцев, было еще только четыре кардинала, которые не входили ни в ту, ни в другую группу, на что и был расчет. В принципе можно было надеяться протолкнуть на папский трон француза именно как компромиссного кандидата, не принадлежащего ни к одной из двух главных «партий».
Но уже первое голосование показало, что кардинал Руанский получает 13 голосов, и ни один из них не подан испанцами. Они выдвинули своего, Бернардино де Карджаваля, и он получил все 11 испанских голосов плюс один итальянский.
Его главный итальянский соперник, Джулиано делла Ровере, получил 15 голосов, и в итоге по предложению кардинала Асканио Сфорца, одного из бежавших от Борджиа прелатов, был избран 64-летний Франческо Пикколомини. Испанцы по предложению Чезаре Борджиа проголосовали за него. Он нарекся Пием III, вернул Чезаре его пост гонфалоньера церкви – и 18 октября 1503 года, через 27 дней после избрания, умер.
Выборы надо было начинать сначала.
III
В ночь с 31 октября на 1 ноября 1503 года Макиавелли отправил срочное сообщение Синьории об избрании на Святой Престол кардинала Джулиано делла Ровере. Утром 1 ноября вдогонку к письму было отправлено подтверждение буквально из двух строк:
«Во имя Господа извещаю ваши милости, что этим утром кардинал Сан-Пьетро [Джулиано делла Ровере] избран новым папой. Да сделает его Господь хорошим главой христианского мира».
Новый папа избрал себе имя Юлия II, и за него проголосовали и француз, кардинал Руанский, и все 11 испанских прелатов, чьи голоса контролировал Чезаре Борджиа.
Почему он поверил словам Джулиано делла Ровере и его обещаниям оставить за ним пост гонфалоньера церкви, не поддается обьяснению. Сам Чезаре никогда не выполнял своих обещаний – как он мог поверить, что другие будут поступать с ним иначе?
Макиавелли писал Синьории, что Чезаре «непостоянен, нерешителен, полон колебаний и не останавливается ни на каком решении». Это был тот самый человек, который поражал всех – и своих друзей, и своих врагов – полной уверенностью в своих суждениях и быстротой своих действий.
Макиавелли полагал, что, «не привыкнув к ударам судьбы, герцог Валентино не знал больше, как ему быть». В один день он говорил послу Флорентийской Республики, что он еще увидит, как Флоренция лежит в руинах и посмеется над этим зрелищем, потому что он отдаст свои завоевания в Романье в руки венецианцев, заклятых врагов Флоренции, в другой он говорил ему же, что нет смысла копаться в прошлом, а надо смотреть в будущее и действовать так, как подсказывают насущные интересы, и следовательно, Флоренция должна помочь ему удержать его замки от жадных рук венецианцев.
Но, как и сказал Макиавелли, все это говорил уже не человек, а политический труп – от него отшатнулись даже французы. Кардинал Руанский и вовсе утверждал, что «Господь не оставляет грехи без воздаяния, и этот парень [Чезаре] будет тому примером».
У Синьории в направлении ее будущих действий и тени сомнений не возникло: Макиавелли, следуя полученным из Флоренции инcтрукциям, отказал Чезаре Борджиа в праве прохода через территории Республики. Кондотьеры на службе Флоренции разоружили его солдат у замка Кастильон Флорентино и захватили там дона Микеле де Корелла, командира испанских солдат на службе у Борджиа. Его посадили во Флоренции в тюрьму.
Узнав об этом, папа Юлий немедленно приступил к действиям. Арест Чезаре был уже обьявлен – от него потребовали «сдать все его остающиеся крепости для того, чтобы избежать кровопролития».
В Ватикане Чезаре поместили в тех же комнатах, в которых он удавил принца Альфонсо, тогдашнего мужа Лукреции. Все его владения были конфискованы – папа Юлий заявил, что деньги и сокровища пойдут на выплату компенсаций тем, кого Чезаре Борджиа ограбил.
Потом Чезаре был поставлен лицом к лицу с Гвидобальдо, герцогом Урбинским, и униженно просил у него прощения. Как записал один из свидетелей этой сцены, некто Уголино, еще недавно столь грозный герцог Валентино глубоко кланялся, обвинял в происшедшем ошибки своей молодости и своих дурных советников и говорил, что на него повлиял пример его отца, папы Александра, с его ужасными делами и извращенным характером. Он проклинал память отца и обещал вернуть все взятое в Урбино, кроме драгоценных занавесей и истории Трои, которые он подарил из дружбы кардиналу Руанскому [1].
В донесении Синьории, отправленном из Рима 2 декабря, Макиавелли написал, что дни Чезаре сочтены и что его конец не будет легким [2]. Он был несомненно прав, но судьба дала Чезаре Борджиа еще один шанс. 3 января 1504 года в Рим пришли вести о крупной победе испанских войск.
Гонсальво де Кордоба разгромил французов под Гарильяно, между Неаполем и Римом.
IV
Теперь их католические величества, король Арагонский Фердинанд и его супруга, королева Кастильская Изабелла, совместно правящие в Испании, прибавили к своим владениям еще и Неаполь. Естественно, влияние их резко возросло, и когда испанский посол, дон Диего де Мендоза, заступился за Чезаре, с ним не стали спорить. 29 января 1504 года был достигнут компромисс: Чезаре Борджиа сдает все свои крепости в обмен на освобождение и на добровольное изгнание из Рима.
26 апреля он добрался до Неаполя. Его там ждали. Жоффре Борджиа тоже был там, и даже принцесса Санча, внучка короля Ферранте и дочь короля Альфонсо из свергнутой ветви арагонской династии. Испанские власти ее не тронули и даже вернули ей ее бывший дворец.
Гонсальво де Кордоба предложил своему гостю план нападения на Флоренцию. Предполагалось, что во главе похода встанет Пьетро Медичи, но он в день Гарильяно оказался во французском лагере и утонул в реке во время бегства французской армии [3].
Нечего и говорить, что за это предложение Чезаре ухватился просто с восторгом. Но в дело вмешался папа Юлий. До него дошли вести о происходящем, он пожаловался в Мадрид – и дон Гонсальво получил приказ об аресте Чезаре. В отличие от итальянских кондотьеров у испанских полководцев чувство долга и повиновения суверену было развито очень сильно – иначе они высоких постов и не достигали.
Арест был произведен, и заключенного поместили в башню, в камеру под самой крышей, которую солнце нагревало так, что камеру нарекли «Жаровней».
Он просидел там три месяца.
Их католические величества нарушили слово чести, которое от их имени дал испанский посол в Риме. Чезаре Борджиа не получил права свободного прохода, а был задержан. Сначала предлогом послужило то, ради чего дон Гонсальво и предлагал Чезаре командование экспедицией против Флоренции. У Чезаре Борджиа еще оставались какие-то войска в Романье, в частности, в замке Форли, который он отобрал когда-то у Катерины Сфорца. Он по уговору должен был их сдать, и действительно сделал то, что от него зависело, – послал коменданту крепости приказ о сдаче. Но комендант отказался выполнить приказ до тех пор, пока ему не выплатят 15 тысяч флоринов, – а деньги ему выплачены не были.
Когда наконец удалось устранить и это препятствие, то Чезаре все равно не отпустили. Вдова его брата Хуана, зарезанного в Риме, подала на него в испанский суд.