Вальтер Беньямин рассказывает, как во время одного из застолий у Райха «пели переделанные на коммунистический лад еврейские песни… За исключением Аси, все в комнате были, судя по всему, евреями. Среди нас был и профсоюзный секретарь из Владивостока, приехавший в Москву на седьмую профсоюзную конференцию. Так что за столом собралась целая коллекция евреев от Берлина до Владивостока».
С начала 30-х годов, особенно после захвата власти в Германии нацистами, в Москве сложилась значительная колония немецких политэмигрантов. Это были решившие не возвращаться в «третий рейх» писатели, режиссеры и актеры, рабочие и инженеры, трудившиеся в СССР по контрактам и в том числе немало немецких евреев, спасавшихся от нацистских преследований. Впрочем, их было не настолько много, как могло бы быть. После установления гитлеровской диктатуры полумиллиону немцев пришлось искать спасения вне пределов Германии, и при этом Советский Союз стал убежищем лишь для четырех-пяти тысяч.
«Мужчины стоя спорили о событиях в Германии, – вспоминала Айно Куусинен разговоры в коридорах Коминтерна. – …Радек был уже готов броситься на Бела Куна, но Тельман вынул одну руку из кармана, взял Радека за лацканы пиджака, подержал так на вытянутой руке и сказал: – Слушай, Радек, с чего это галицийский еврей взял, что может избить венгерского еврея?»
«Евреи, к которым в царские времена относились плохо, – пишет Гвидо Пуччо, – …теперь обрели в России благодатную почву… В атмосфере, созданной большевизмом, они чувствуют себя прекрасно… без труда почти повсюду находя себе единомышленников». До поры так оно и было.
«Туризм» польских евреев
«Туристы ездили по маршрутам советского бюро «Интурист» знакомиться с великой страной Революции. – …Каждый, владеющий пером, привозил из Советского Союза отчет о своих впечатлениях. Кроме “официального” туризма существовал в Польше за все годы ее независимости другой, о котором не писали газеты. Не было такого года и месяца, чтобы через границу не переходили нелегально перебежчики, люди, не хотевшие оставаться в капиталистической Польше и стремившиеся в обетованную землю, “родину всех трудящихся”, – в поисках справедливости и свободы. Мы ничего не знаем о дальнейшей судьбе этих людей. Почему ни один из них не дал о себе знать?..»
Об этих людях написал в своей книге «Путешествие в страну Зэ-Ка» Юлий Марголин, сам их судьбу разделивший – «получил 5 лет по статье СОЭ (социально опасный элемент) – за нарушение паспортного режима». Как и многие другие его товарищи по несчастью. Скажем, инженер из Люблина Мельман «никак не мог согласиться с польским режимом. И он перешел границу с целой группой “недовольных”. Их прямо с пограничного поста отправили в тюрьму, оттуда – в лагерь».
С теми, кто бежал из Польши раньше, поначалу обходились получше, а потом – то же самое. Работавший на Магнитке американец Джон Скотт рассказывает о двух тысячах польских беженцев, в основном евреев, перешедших границу в начале 30-х годов. «Их отправили в Магнитогорск, где они находились под наблюдением ГПУ. …Некоторые из них вскоре стали агентами по снабжению, медсестрами, преподавателями немецкого языка, врачами, чертежниками и т. д. …Казалось, что они станут самыми преуспевающими людьми в Магнитогорске. К концу 1937 года почти вся эта группа была ликвидирована». Джону особенно запомнился один из них, «беззаботный, веселый парень, предпочитавший девушек книгам. Его обвиняли в том, что он, будучи агентом польской разведки, соблазнил многих студенток и, таким образом, помешал их учебе».
Трагедия этих людей отразилась и в художественной литературе. Персонаж романа нобелевского лауреата Исаака Башевиса-Зингера «Шоша», молодая коммунистка, собирается перейти границу с СССР и останавливается в последний момент, получив каким-то чудом письмо ее товарища, сделавшего это и попавшего в застенок как польский шпион.
Диалог с собакой
В 1935 году в СССР приехал Уильям Сароян (1908–1981) – американский писатель армянского происхождения. Прежде чем посетить родину предков, он остановился в Москве, некоторые впечатления от которой нашли отражения в изданном в США год спустя сборнике рассказов «Вдох-выдох». Рассказы эти на русский язык в советское время не переводились по причинам, которые вскоре станут понятны читателю (впрочем, в настоящее время они по-прежнему не переведены).
В одном из них герой (alter ego автора), живущий «недалеко от Кремля, где когда-то жил Ленин и где сейчас живет Сталин», встречает бездомного пса со смеющимися глазами, стоящего на берегу Москвы-реки и воющего на луну. Окружение ему явно не нравится, к примеру, «проезжающий мимо автомобиль, в котором, без сомнения, находятся три сотрудника ЦК большевистской партии и русская актриса». Немного напоминает реакцию булгаковского Шарика из «Собачьего сердца» на «машинисточку», получающую по девятому разряду, с ее подаренными любовником «фильдеперсовыми чулочками».
Собака увязывается за проходящим иностранцем и начинает с ним «диалог». В нем тот высказывает привычный для «друзей СССР» набор аргументов в пользу сталинского социализма, правда, немного утрированный и, можно сказать, доведенный до абсурда. Будет новая война, на которой убьют много русских детей, – говорит американец, – но это не потому, что Россия хочет войны, а потому что иначе невозможно распространить коммунизм на весь мир, капиталистические правительства ослабнут только после того, как будет уничтожена половина человечества.
– И что дальше? – интересуется пес.
– Много чего, – сказал я. Во-первых, равное распределение богатства.
– Ха-ха, – сказала собака. – Вы имеете в виду равное распределение бедности.
После этого она так же парирует аргументы собеседника о грядущем равенстве и победе над голодом, после чего поверженный человек уходит, а собака снова начинает выть на луну.
…Судя по отдельным ремаркам, рассыпанным в путевых рассказах, 27-летний писатель остался не лучшего мнения о Стране Советов. Во всяком случае сохранились свидетельства о его встрече во время пребывания в Москве с классиком армянской литературы Егише Чаренцем, которому он позволил себе дать совет по возможности покинуть СССР. Год спустя тот был арестован по обвинению в троцкизме и умер в ереванской тюрьме.
Глава шестая«Свои»
Разоблачение обмана приносит удовлетворение, самообмана – разочарование.
Рабочие делегации из стран Запада формировались на митингах – советский эмиссар расхваливал достижения советской власти и предлагал рабочим выделить из своей среды желающих поехать в СССР. Собирались небольшие суммы, необходимые для оплаты проезда до советской границы, дальше – они переходили на гособеспечение. Первой крупной рабочей делегацией, которая приехала в СССР, стала группа представителей английских тред-юнионов (1924). Всего с 1924 по 1928 годы СССР посетили 80 таких делегаций общей численностью около 2 тыс. человек. Дважды в год, на первомайские и октябрьские торжества, приезжали обязательно.
На «родине пролетариата» их пышно встречали на пограничных станциях, после чего начинались «ознакомительные» визиты на тщательно выбранные и подготовленные к показу заводы и фабрики, в детские дома и больницы, на курорты и другие «объекты показа». Они должны были сами убедиться в том, насколько лживы «измышления» капиталистической прессы, клевещущей на Советский Союз.
«С момента перехода границы делегаты становятся гостями советской власти, им оплачиваются переезды по всему Союзу, их кормят на убой, поят коньяками и ликерами, водят в театры, иногда под благовидными предлогами им подносятся даже подарки. Им показывают то, что советская власть считает нужным показать, но после возвращения в свою страну они обязываются прочесть ряд докладов в рабочих собраниях и рассказать «правду о Советском Союзе». Переводчица Профинтерна Тамара Солоневич в своих записках, опубликованных после бегства из СССР, пишет, как ей претило участие в бесконечном вранье и как ею «овладевало страстное, безудержное желание бежать от этой проклятой сатанинской власти, …которая закабалила стошестидесятимиллионный народ, ограбила его, уничтожила лучших его сынов и с бесконечной наглостью обманывает весь мир».
По словам Тамары Солоневич, в конце 20-х годов в газетах публиковали «длиннейшие резолюции то одной, то другой иностранной рабочей делегации… Везде говорится о том, что, покидая страну победившего пролетариата, делегация уносит самые светлые впечатления о виденном и слышанном. Что условия труда, социального страхования, зарплаты несравненно улучшились по сравнению с царским временем, что советская власть ведет русский народ к прогрессу, что постановка детских яслей, детских садов и просветительных учреждений не оставляет желать лучшего и пр.»
В 1926 году гости из Германии подготовили и опубликовали брошюру «Впечатления 58 немецких рабочих от поездки в Советскую Россию», разошедшуюся в 100 тыс. экземпляров – огромный тираж для того времени.
«Большевики очень хорошо учитывают самую обычную человеческую честность и на ней играют, – пишет Солоневич. – Если тот или иной делегат подпишет свое имя на такой резолюции, он уже считает себя более или менее связанным этой подписью. У него только в исключительных случаях хватит мужества выступить у себя на родине с докладом, противоречащим или даже совершенно опровергающим те пункты резолюции, под которыми он подписался. Резолюция обычно составляется в недрах Коминтерна и Профинтерна и дается ответственному руководителю делегации с собой в дорогу».
В ее книге есть описание одного такого деятеля, по фамилии Горбачев, который сопровождал вместе с нею делегацию английских горняков в 1926 году. Он «говорил совершенно бессвязно и не потому, что он был пьян, а просто потому, что, оказалось, он говорить не умеет. Говорил так, как часто говорят в Советской России пролетарии: без подлежащего, без сказуемого, без начала и без конца. …Останавливался после трех-четырех минут такого несвязного нанизывания одного слова на другое и требовал: – Да ты верно переводи, слышишь».