Агент Коминтерна Исайя Оггинс (1898–1947), американский коммунист, еще студентом завербованный советской разведкой, работал в Берлине под руководством все того же Игнатия Рейсса. В 1939 году был арестован в Москве, приговорен к 8 годам лагерей. Его жена Нора вернулась в США и вступила в контакт с американскими спецслужбами, надеясь таким образом вызволить мужа из СССР. За Оггинса вступились американские дипломаты, они даже посетили его в Бутырской тюрьме. Однако выпускать Оггинса из заключения никто не собирался. Министр госбезопасности Абакумов обратился с письмом к Молотову о нецелесообразности освобождения Оггинса, так как он может «расконспирировать методы работы советской разведки, выдать известную ему зарубежную агентуру, а также рассказать о режиме содержания заключенных в тюрьмах и лагерях». После принятого Сталиным по предложению Молотова решения, как вспоминал генерал НКВД Павел Судоплатов, Оггинсу в тюрьме под видом медицинского обследования был сделан смертельный укол.
Международное вмешательство вообще мало кому помогало. Фреда Атли (1898–1978) – английская коммунистка, экономист, работавшая в Академии наук в группе профессора Варги, была замужем за сотрудником Союзпромэкспорта Аркадием Бердичевским, с которым познакомилась в Лондоне. В 1936 году, после ареста мужа и после бесконечных стояний в очередях на Лубянке, она улетела в Англию, где должна была выйти ее очередная книга по экономике. Организованная ею там кампания – Шоу, Рассел и Веббы подписывали письма советскому руководству в защиту ее мужа – ничего не дала, в марте 1938 года он был расстрелян.
Юный американец
В 1935 году 19-летний американец Том Сговио приехал в Москву к отцу-коммунисту, за несколько лет до того эмигрировавшему в СССР. Вместе с матерью и сестрой в Нью-Йорке они получили советские паспорта и сели на пароход «Бремен», переправивший их через океан. Том начал удивляться увиденному уже на границе, таможенники прослушали все привезенные им пластинки и спросили, нет ли среди них Рахманинова и Шаляпина, запрещенных в СССР. Вскоре советская действительность открылась ему во всей красе.
Родители часто ссорились, мать не могла смириться с особенностями советского быта, отец не раз просил прощения, что «привез их в этот ужас». Как вспоминал Сговио, по его наблюдениям, пары, которые жили много лет счастливо у себя на родине, вскоре после приезда в СССР часто расставались. Он даже предположил, что семьи иностранных специалистов разрушались специально – для того, чтобы те отказывались от своего гражданства и становились советскими гражданами. В качестве примера он в своей книге приводит случай инженера из Буффало, который, будучи дедушкой, женился на молодой русской секретарше.
Том хотел продолжить в СССР свое художественное образование, но его никуда не приняли. Тем не менее он работал художником в журнально-газетном объединении и даже оформил обложку для английского издания книги Бруно Ясенского «Человек меняет кожу».
Подрабатывал тем, что «ходил по ресторанам и танцевал линди», став своего рода учителем современных танцев, внезапно вошедших в моду. Еще недавно это было невозможно, джаз был запрещен. Как пишет Сговио, «Генри Скотт, американский негр, был тем, кто впервые показал “линди-хоп” в Москве. В промежутках между сеансами в кинотеатре “Ударник” Скотт и его русская партнерша танцевали как безумные».
Как такое было возможно? Ведь в 20-е годы такие танцы презирались комсомольской молодежью. А дело было в том, что Климент Ворошилов, которому приходилось выезжать за границу, устыдился своего неумения танцевать на устраиваемых там приемах. Военный офицер, который не умеет танцевать, производил на Западе странное впечатление. По инициативе Ворошилова в многочисленных Домах Красной армии, которые создавались почти во всех крупных городах, и в командирских клубах в военных городках было введено обучение командиров современным европейским танцам. Другие советские учреждения последовали их примеру.
В 1937 году отца Тома арестовали, и семья решила вернуться в Америку. 12 марта 1938 года Том обратился в посольство США для того, чтобы вернуть свой американский паспорт (по приезде он отказался от американского гражданства). Как только Сговио вышел из посольства, он был арестован. От него потребовали признания в шпионской деятельности. Как и от его соседей по лубянской камере, среди которых было много иностранцев – латышей, чехов и венгров, участвовавших в Октябрьской революции; бывшие герои стали врагами народа.
Иностранцы в годы Большого террора первыми попадали под подозрение. «Признавайтесь, почему вы вернулись, – требовали на допросе в Таганской тюрьме у армянской семьи, приехавшей в Ереван из Америки, – никто в здравом уме не оставит тамошнюю комфортную жизнь. Империалисты заслали вас, чтобы шпионить за нами».
Сговио был отправлен в эшелоне с другими заключенными во Владивосток, а оттуда – в колымские лагеря: «Наш поезд выехал из Москвы вечером 24 июня. Это было началом путешествия в восточном направлении, которое должно было продлиться в месяц. Я никогда не забуду этот момент. Семьдесят мужчин… рыдали». За девять с половиной лет на Колыме ему пришлось работать на шахте и на лесоповале, где люди обмораживались, лица покрывались страшной черной коркой (что он отразил в своих рисунках). Ему удалось выжить лишь благодаря покровительству уголовников, ценивших его художественный талант как татуировщика, и администрации, для которой он рисовал пропагандистские плакаты. Когда его вес стал меньше 50 кг, он вытатуировал на своей коже свое имя, чтобы его смогли опознать после смерти. По окончании срока был повторно арестован и сослан на вечное поселение в Красноярский край, где вновь работал на лесоповале. Только в 1963 году смог вернуться в США.
«Черные русские»
«Первое, на что я натолкнулась, был… негр, – пишет Тамара Солоневич. – Согласитесь сами, что встретить негра в самом центре Москвы – все же большая редкость. Как затем оказалось, он был представителем американских негров и ведал пропагандой среди негров всех стран, где таковые могли обретаться».
Как можно предположить, то был афроамериканец Ловетт Форт-Уайтмен (1889–1939), известный своими пропагандистскими лекциями о жизни в Америке, с которыми он ездил по всему Советскому Союзу. Еще до того благодаря ему Компартия США впервые достигла значительных успехов в вербовке чернокожих рабочих. В 1928 году он приехал на очередной конгресс Коминтерна и остался в Москве. Закончил МГУ, работал учителем в единственной в то время в Москве англо-американской школе, но в 1937 году написал заявление в Коминтерн с просьбой разрешить ему вернуться в Америку. Уайтмена не отпустили, ведь он был символом черной Америки, и еще неизвестно, что он там стал бы говорить о советской действительности. Его объявили троцкистом, выслали из Москвы в Казахстан, после ссылки он оказался на Колыме, где и погиб в 1939 году.
Более благополучно сложилась судьба Вейланда Родда-старшего (1900–1952). В 1932 году в составе группы из 22 афроамериканцев из Гарлема по приглашению «Амторга» он отправился в Москву для участия в фильме «Черное и белое» – о расизме в США. Вскоре после начала съемок проект был закрыт, но Родд решил остаться в Советском Союзе. Его приняли в труппу театра Мейерхольда, а после его закрытия он стал, как говорили «штатным негром советского кино», играл в «Томе Сойере» и «Пятнадцатилетнем капитане».
Чернокожих американцев радушно зазывала их новая родина. Потом они, те, кому это удалось, ее покинули, но и ныне больше двухсот потомков этих американских мигрантов, устремившихся в СССР за защитой от социального неравенства, проживают в России и соседних странах.
В 20-е годы планировалось созвать Всемирную негритянскую конференцию, «по негритянскому вопросу» принимались резолюции, в одной из которых было отмечено, что «враг негритянской расы и враг белых рабочих один и тот же – капитализм и империализм».
В 1931 году Джордж Тайнс, чернокожий агроном из штата Вирджиния, приехал в Советский Союз в группе из 11-ти чернокожих коммунистов – специалистов по сельскому хозяйству и стал признанным экспертом по птицеводству. Несмотря на то что он закончил Уилберфорский университет и во время учебы был звездой футбольной команды, в США Тайнс мог получить только работу посудомойщика. Поэтому он воспользовался возможностью отправиться в Россию. Руководил этой группой Оливер Голден, впоследствии помогавший в становлении хлопковой промышленности Узбекистана. Между прочим, его внучка – известная российская телеведущая Елена Ханга. По словам Ханги, ее деду удалось избежать ареста только «по счастливой случайности»: явившиеся за ним сотрудники НКВД не застали его дома. Когда же Голден сам явился в органы, то его проинформировали, что «план по арестам в их районе уже выполнен».
Сталинградский инцидент
Роберт Робинсон родился в 1906 году на Ямайке, в юности приехал в США в поисках работы, стал квалифицированным рабочим на заводе Генри Форда в Детройте, а в 23 года (1930) получил предложение участвовать в строительстве Сталинградского тракторного завода. На заводе Форда он получал 140 долларов в месяц, а тут ему предложили 250 долларов, 150 из которых поступали бы на его счет в американском банке, а также бесплатное жилье, обслугу, месяц оплачиваемого отпуска, бесплатный проезд в обе стороны. От такого предложения было нелегко отказаться. Как говорил один из персонажей Евгения Шварца, «сказочное жалованье. И, кроме того, каждый раз, как вы идете на службу, вам выдаются подъемные, а когда идете домой, – отпускные. Соберетесь в гости – вам даются командировочные, а сидите дома – вам платятся квартирные». Годы спустя решение поехать в СССР Робинсон назвал роковым.
В этот период на работу приехали около 18 тысяч американцев, включая несколько сот чернокожих. Появление одного из них на СТЗ вызвало недовольство рабочих-американцев, расистов Льюиса и Брауна. Они не могли смириться с присутствием негра в своих рядах и решили его «проучить». Правда, Робинсона предупредил другой белый американец – Франк Бруно Хоней, наладивший пружинное дело на заводе (позже его наградили за это орденом Ленина и подарили легковую машину). Но 24 июля 1930 года избиение все же состоялось.