в его жены. Известно, что весной 1938 года она пробыла несколько часов в гостиничном номере писателя. На следующий день Ежов, пьяный, избил жену, показав ей стенографическую запись того, что происходило в номере Шолохова во время пребывания в нем Евгении: все его разговоры подслушивались.
Между прочим, Цесарская была с нею знакома, и Ежову также была однажды представлена. Осенью 1936 года в цирке, где она сидела рядом с чекистом Реденсом, женатым на сестре жены Сталина, в антракте к ней подошел «гладко причесанный, маленького роста человек в военной гимнастерке, перехваченной в талии широким командирским ремнем». Как ей показалось, «рядом со своей женой, жизнелюбивой Евгенией Соломоновной, с которой меня ранее познакомил Шолохов, он производил впечатление человека, созданного для кабинетной работы». Впрочем, его рукопожатие оказалось неожиданно крепким, такие вот «ежовые руковицы», которые ей в какой-то мере предстояло испытать.
Есть свидетельства, что еще во время съемок «Тихого Дона» писатель приезжал несколько раз на съемки в хутор Дичевск у Северного Донца и отчаянно ухаживал за Цесарской. Ходили слухи об их романе, начавшемся, возможно, тогда же.
«А ты опять сдвинешь брови, улыбнешься и скажешь: Мишка, черт, опять умолк и ни слова, ни вздоха… – писал ей из Вешенской Шолохов 6 июня 1931 года. – Малость пососет твое сердчишко гадюка-грусть и потом все легче, легче и вроде забудется, покроется дымкой расстояния и времени…» Уже в девяностые годы литературовед Валентин Осипов разыскал четыре шолоховских письма тех далеких лет с такими обращениями к адресату: «Эммушка» или «Песнь моя» и даже (после ареста ее мужа) – «Лихо ты мое…».
…Вскоре после визита к Дукельскому некий знакомый намекнул Эмме, что судебный процесс против киностудии, уволившей ее после ареста мужа, мог бы быть успешным. Эмма подала в суд на Белгоскино и выиграла дело, ей вернули зарплату за время вынужденного прогула. Чуть позже возвратили грамоту Заслуженной артистки РСФСР и, главное, разрешили сниматься. Последнее выяснилось после телефонного звонка режиссера Константина Юдина, робким голосом поинтересовавшегося: «Эмма, вас можно снимать?» Он снял ее в «Девушке с характером», правда, не в главной роли. К тому моменту, вспоминала она годы спустя, появилось новое веяние – не снимать «слишком красивых женщин». Под ними она, вероятно, имела в виду тип «деревенских красавиц». Отныне они были обречены играть председательниц колхоза и партийных работниц: «выдающийся» бюст годился лишь для того, чтобы вешать на него ордена. В картине Юдина Цесарская сыграла энергичную командирскую жену, агитирующую молодежь ехать на Дальний Восток.
«Девушку с характером», ту, что на экране боролась с бюрократизмом в лице директора дальневосточного совхоза, сыграла Валентина Серова. Та самая, что чуть позже, после роли в фильме «Жди меня», стала для зрителей символом женской любви и самоотверженности. Правда, в жизни актриса постоянством не отличалась. Константину Симонову, она, по слухам, изменяла с маршалом Рокоссовским.
В «Девушке с характером» звучит ставшая потом знаменитой песня в исполнении Серовой с Цесарской.
Идут составы дальние,
Звенят слова прощальные,
Пусть много есть широких
И солнечных дорог,
Но лучшая дорога —
В края, где дела много, —
На близкий и любимый
На Дальний Восток.
Завтра была война, и Эмма сама уехала из Москвы на Восток, хотя и не Дальний. Рассказывая об эвакуации Гелбу, со смехом вспоминала, как на вокзале в Ташкенте ее окружила толпа и стала аплодировать. На том ее слава и закончилась.
В это время у нее бывали периоды депрессии, приступы страха – после ареста в 1951 году сына ее коллеги по Театру-студии киноактера, где она служила с 1945 года, и повторился в 1952-м, во время «дела врачей», когда пришли с обыском к соседу-врачу. Тем не менее во время визита Майкла Гелба она призналась ему, что всегда думала о Сталине «как об отце», и когда в марте 1953-го объявили о смерти вождя, «плакала, как все». Одна из ее подруг еще удивилась, спрашивая, как она могла плакать по нему после всего, через что прошла.
Кто была эта подруга, мне известно – это Марина Ладынина. Это она в день сталинских похорон стояла с сухими глазами, прикрыв их рукой, на траурной церемонии и наблюдала за скорбью других. С недоумением шепнула голосившей навзрыд подруге: «Эмма, он у тебя мужа отнял, а ты хотела, чтобы еще и сына?» Цесарская с ужасом отшатнулась.
Зинаида Кириенко, Эмма Цесарская, Михаил Шолохов, Элина Быстрицкая
От историка кино Евгения Марголита я узнал, что середине 30-х у Ладыниной, тогда актрисы МХАТа, начался роман с итальянским инженером. За связь с иностранцем ее вызвали в органы, предложили «стучать». После отказа ей пришлось уйти из театра и подрабатывать стиркой у друзей. Иван Пырьев несколько раз ездил на Лубянку добиваться разрешения снимать Ладынину в «Богатой невесте». Только снятая тремя годами позже картина «Свинарка и пастух» списала все ее прегрешения.
В театре Цесарская была занята довольно редко, снималась еще реже, ролей ей уже не предлагали. В 1957 году Сергей Герасимов задумал снимать свой «Тихий Дон». Аксинью в новой экранизации безуспешно рассчитывала сыграть Нонна Мордюкова, выпускница курса Герасимова, ее дипломной ролью была именно Аксинья. И вновь решающее слово в выборе актрисы принадлежало Шолохову. Ему показали все отснятые пробы, и он выбрал из них ту, в которой пробовалась Элина Быстрицкая. Эмма Цесарская тоже приходила на те пробы, ей было почти пятьдесят, но все равно хотелось еще раз сыграть Аксинью. Герасимов подвел ее к зеркалу, и все вопросы отпали.
Возвращение
После возвращения из СССР в 1934 году Виткин создал фирму по производству строительных блоков для жилых домов, дела пошли хорошо. Женился, правда, неудачно, женат был недолго, детей не было. Все свободное время он тратил на книгу, которую закончил в марте 1938 года. Через Лайонса стал предлагать ее издателям, но никто издавать не захотел – в те годы западные интеллектуалы отвергали любую критику Сталина как «реакционную пропаганду». А это была никакая не пропаганда, а честный рассказ о столкновении мечты с реальностью, о том, как рушатся надежды и навсегда гасят в человеке огонь.
По словам Лайонса, «в последние несколько лет Зара не был тем же Виткиным», его дух был сломлен. Скончался Зара в Лос-Анджелесе 16 июня 1940 года после мучительной болезни. Он так и не узнал о дальнейшей судьбе Эммы и ее замужестве.
На имя инженера Зары Виткина в конце 60-х годов наткнулся профессор экономики из Стэнфорда Энтони Саттон (1925–2002). Он изучал в Национальном архиве в Вашингтоне отчеты американских инженеров, работавших в СССР в довоенное время. Зачем ему это было надо? Для подтверждения его теории, что Запад (на свою голову) сыграл ключевую роль в сталинской индустриализации. Одна из его книг так и называется – «Национальное самоубийство: военная помощь Советскому Союзу». Саттон полагал, что «в 1917–1930 годах экономическое развитие СССР фактически зависело от западной помощи в области технологии» и что такую помощь получило не менее 95 % советской промышленности. Как заметил историк Ричард Пайпс, эти выводы были неудобны многим бизнесменам и экономистам, и потому их окрестили конспирологией.
В Штатах профессор авторитетом не считается. Зато у нас книги Саттона издаются в разы большими тиражами, чем в США. Его труды в последнее время полюбили «патриоты». Им импонирует выдуманная Саттоном теория заговора американских банкиров, будто бы специально помогавших Советской России, дабы столкнуть ее с Европой – разумеется, в своих тайных интересах. Разве что тот полагал, что Запад своими руками вскормил будущего врага, а они – что Сталин воспользовался глупостью американцев и не дал себя провести. Не стану встревать в спор конспирологов между собою, скажу лишь, что вряд ли со стороны американцев тут было что-то личное – только бизнес. Скажем, Альберт Кан куда больше обогатился на проектировании советских предприятий, нежели заводов Форда.
Среди архивных материалов Саттон натолкнулся на запись беседы с Зарой Виткиным, сделанную американским дипломатом, встречавшимся с ним в посольстве США в Варшаве в 1933 году. Саттон заинтересовался судьбой Зары и связался с его родственниками, чтобы выяснить, не остались ли после него какие-нибудь записи. Да, сказали ему, была рукопись, два экземпляра, а больше нет, их сожгли после смерти Виткина в числе других ненужных бумаг. В этой связи у меня возникло предположение, что виткинские родные сделали это во времена маккартизма, так как боялись держать в доме что-то, связывающее их с Советским Союзом. Но знающие люди убедили, что даже в разгар «охоты на ведьм» до такого в Америке все же не доходило.
Видно, не случайно где-то рядом с Зарой промелькнула тень Булгакова с его знаменитым «рукописи не горят». Саттону посоветовали связаться с Юджином Лайонсом и, представьте, тот нашел в своем архиве фотокопию рукописи, которая чудом сохранилась три десятилетия. В 1967 году Лайонс передал ее Саттону. Тот, прочитав ее, остался неудовлетворенным, никакой особой роли в помощи СССР Виткин, по его мнению, не сыграл, и сдал ее в архив Института Гувера в Стэнфордском университете, где в то время работал. Вскоре по причине неполиткорректных взглядов его вынудили покинуть Стэнфорд.
Прошло еще два десятилетия, покуда рукопись, вновь забытая, пылилась в гуверовском архиве среди большой коллекции бумаг, сохранившихся от работавших в СССР американских инженеров. Весной 1988 года ее вновь извлек на свет божий мой добрый знакомый историк Майкл Гелб, в ту пору докторант Университета Беркли. Рукопись его увлекла. «Сначала я начал делать заметки, – рассказывал он мне. – Затем стал копировать полные страницы, а, в конце концов, решил скопировать всю эту чертову рукопись».
Майкл, человек увлекающийся, не мог удержаться от того, чтобы не рассказывать о ней всем встречным-поперечным. У него самого была русская жена, вывезенная им из СССР, вот почему написанная Виткиным история любви была ему близка, как никому. Жена Майкла, преподаватель языковой школы Berliz в Сан-Франциско, пересказала ее одному из своих учеников, инженеру по имени Кенни. У того, в свою очередь, в то время случился роман с русской балериной по имени Галина, гастролировавшей в Америке. Галина поделилась услышанной историей в письме к матери. Та же, как выяснилось, в детстве была знакома с Вячеславом, сыном Цесарской. Так Майкл узнал, что Эмма жива, и немедленно полетел в Москву, чтобы с ней встретиться. Если бы Майкл Гелб опоздал всего на полгода, Эмма никогда бы не узнала о последующей жизни и смерти Зары и о посвященной ей книге.