Люси подплыла к пристани. Вытаскивать лодку на каменистый берег ей трудно было, поэтому в хорошую погоду она главным образом привязывала суденышко к лестнице. Впрочем, сейчас она не стала этого делать: вместо этого прикрепила свободно каяк – слишком уж свободно – к столбику на конце пристани. И наконец взглянула на гостя.
Он маячил над ней, одетый в стандартный набор из джинсов и футболки, на последней значился выцветший логотип Детройтского департамента полиции. Люси охватила эти высокие скулы, крупный нос, эти тонкие садистские губы и голубые и пронзительные, как лазеры, глаза. Он сверху сердито смотрел на нее.
– Что, черт возьми, приключилось с твоими волосами? И что ты делаешь одна на озере? И кто, по-твоему, будет тебя спасать, случись чего?
– Твои две недели истекли, поэтому тебя это не касается, – огрызнулась она. – А сейчас бы я предпочла, чтобы ты помог мне забраться на пристань. У меня судорога.
Ему стоило предвидеть, к чему это приведет. Впрочем, он ведь знал только Люси и не был знаком с Гадюкой. Он подошел к краю пристани аки агнец на заклание и потянулся к ней. Она схватила его за запястье, собралась с духом и со всей силы резко дернула.
Вот дурачок набитый. Свалился прямо в воду. Она, вообще-то, тоже, но ей было наплевать. Ей нужно было только любыми возможными способами взять над ним верх.
Он вынырнул из ледяной воды, сыпля проклятиями и отфыркиваясь, с мокрыми, торчащими во все стороны волосами. Ему не хватало только абордажной сабли в зубах. Люси отбросила с глаз мокрые волосы и крикнула:
– Я думала, ты не умеешь плавать.
– Я научился, – рыкнул он в ответ.
Она отплыла от каяка, спасательный жилет задрался под мышками.
– Ты жалкое ничтожество, ты это знаешь? Лживое и жадное ничтожество.
– Давай, выкладывай все, не стесняйся.
Он поплыл к лестнице длинными сильными гребками.
Она плыла вслед за ним, от гнева неровно гребя.
– И ты первоклассный… – Гадюка подобрала нужное слово. – Задница!
Он оглянулся на нее, потом стал взбираться на лестницу.
– Еще не закончила?
Люси схватилась за нижнюю ступеньку. Вода еще не потеряла весеннюю прохладу, и зубы выбивали дробь так сильно, что заболели.
– Лжец, притворщик.. – Она запнулась, узрев выпуклость. В точности, где и ожидала увидеть. Люси вскарабкалась вслед за ним по лестнице.
– Надеюсь, твой пистолет водопроницаемый. Что, нет? Какая жалость.
Он уселся на настил и задрал правую штанину, освободив черную кожаную кобуру на лодыжке, которая объясняла, почему он отказывался носить шорты на Каддо–Лейк и не лез в воду. Вытащил пистолет и откинул магазин.
– Ты снова на задании? – Она убрала с глаз влажные крашенные волосы – палец запутался в косичке. – Что, мои родители продлили твой контракт?
– Если ты чем-то недовольна, разбирайся со своими родными, а не со мной. Я просто делал свою работу.
Он, стукнув, высыпал пули в ладонь.
– Они снова тебя наняли. Вот почему ты здесь.
– Нет. Я здесь потому, что до меня дошел слух, что кто-то самовольно вселился в мой дом. Кто-нибудь просветил тебя, что проникновение со взломом – это уголовное преступление?
Он продул пустой магазин.
Она пришла в неистовство:
– А кто-нибудь просветил тебя, что телохранители должны представляться тем, кого охраняют?
– Я уже сказал. Разбирайся со своей семьей.
Люси уставилась сверху на его макушку. Волосы уже начали завиваться. Ох уж эти буйные кудри. Как дебри лесные густые и враждебные. Что за человек отращивает такие волосы? Она стала неуклюже возиться с застежками на спасательном жилете, так разозлившись на Панду – и на себя – что никак не могла их расстегнуть. Она проделала весь этот путь из–за какого-то поцелуя, убедив себя, что он что-то значит. И частично была права. Значил он только то, что она не в своем уме. Люси рванула жилет.
– Так, выходит, ты еще и оправдываешься? Ты просто делал свою работу?!
– Поверь. Это было нелегко. – Он отвлекся от продувания магазина на время, достаточное, чтобы окинуть взглядом ее прическу и терново-кровавую татуировку на предплечье. – Надеюсь, это не вечная. Ты выглядишь дико.
– Да пошел ты! – Гадюка сказала бы «пошел на хрен», но с уст Люси не смогли слететь такие ругательства. – Тебе, конечно же, понравилось это небольшое дополнение к оплате, которое ты поимел в конце? Оттрахать дочку президента, чтобы получить право хвастаться в раздевалке корешам-телохранителям.
Сейчас он с виду разозлился не меньше ее.
– Так вот что ты думаешь?
« Я потеряла последние клочки своего достоинства, когда приехала сюда – вот что я думаю».
– Если ты профессионал, то следовало и вести себя соответственно – вот что я думаю. А это значит, ты должен был сказать мне, кто ты. А главное, это значит, что ты должен был держать свои руки при себе.
Он вскочил.
– Черт возьми, я так и делал! Все эти дни, когда мы застряли как в ловушке в этой дерьмовой дыре на Каддо–Лейк. Да мы просто терлись друг о друга. Ты бегала в этом клочке черного целлофана, который называла купальником, и в розовом топе, через который все можно разглядеть даже слепому. Черт, да я тогда отлично держал руки при себе.
Она пробила его броню – крошечное подспорье ее гордости.
– На меня у тебя имелось полное досье, а вот про себя ты не рассказал и крупицы правды. Ты играл со мной и делал из меня идиотку. Ты знал обо мне все, Панда, если тебя и впрямь так зовут.
– Я вовсе не играл с тобой. То, что случилось той ночью, не имеет отношения к работе. Мы просто люди, которые захотели друг друга. Все просто.
Но для нее оказалось непросто. Будь все так просто, она бы сюда никогда не приехала.
– Я делал свою работу, – добавил он. – И не обязан перед тобой отчитываться.
Ей нужно знать – придется спросить – и Гадюка спрятала под насмешкой, насколько ей важно было знать ответ на свой вопрос:
– А что, этот жалкий, виноватый поцелуй в аэропорту тоже был частью твоей работы?
– О чем ты толкуешь?
От замешательства треснул еще один слой его самоуверенности.
– В том поцелуе чувствовался налет нечистой совести. Тебе захотелось отпущения грехов, потому что ты точно знал, каким был подлым.
Панда застыл с каменным лицом:
– Если ты так на это смотришь, то я не собираюсь разубеждать тебя ни в чем.
А Люси ведь хотела, чтобы он разубедил ее. Сказал хоть что-нибудь, от чего она почувствовала себя лучше за все, что случилось с той поры, как она запрыгнула на заднее сидение его мотоцикла. Но больше Панда ничего не произнес, и она лишь преисполнилась сожалений, что слишком много сказала сама.
Он не пытался ее удержать, когда она ушла с пристани. Люси сделала остановку в летнем душе. Не раздевшись, намылила голову шампунем, чтобы смыть озерную воду, потом обернулась в пляжное полотенце и вошла в дом. Прошла по кухне, оставляя за собой мокрые следы. Закрылась в спальне, сняла влажную одежду, натянула черную майку, подпоясанную ремешком юбку–пачку и армейские ботинки. Несколько минут ушло, чтобы густо намазать глаза черным карандашом, а губы накрасить коричневой помадой и прикрепить колечко на носу. Потом скидать наспех все пригодное в рюкзак. Через полтора часа отходил паром. Настало время возвратиться домой.
На дороге стоял темно–серый внедорожник последней модели с иллинойскими номерами. Странно было представить Панду за рулем машины. Люси села на горный велосипед и направилась в городок.
Стоял жаркий солнечный полдень. До Дня Независимости летний сезон еще не набрал силу, но на Бульваре Бездельников уже прогуливались туристы в шортах и шлепанцах, смешиваясь с толпой местных жителей. Из «Догс-н–Малтс», пляжной хибары со скрипучей дверью и потрескавшимися столиками для пикников, доносился запах картофеля–фри. Люси миновала «Пэйнтид Фрог Кафе», где только вчера покупала каппуччино. У следующей двери, у входа в «Джерри Трейдинг Пост», в тенечке дремала собака. Глядя на все это, Люси вдруг поняла, как сильно полюбила этот остров, и как же ей не хотелось его покидать.
Магазин «Джейк Дайв Шоп» попутно торговал билетами на паром. Там воняло заплесневелой резиной и кофе пополам с бензином. Люси купила билет в один конец и прислонила велосипед к решетке, огораживающей муниципальную стоянку. Может, Панда найдет его здесь. А может и нет. Наплевать.
Люси пристроилась к очереди туристов, только что начавших садиться на паром. Какая-то мамочка выскочила из очереди и бросилась ловить разыгравшегося ребеночка, который только начал ходить. Сколько раз Люси представляла себя с малышом Теда? Сейчас она раздумывала, будут ли у нее вообще когда-нибудь дети?
Хотелось бы ей задать Панде еще парочку вопросов, вроде того: какой уважающий себя телохранитель считает хорошей идеей умыкнуть клиентку на заднем сидении мотоцикла и отправиться в дорожные приключения? Стоявший за ней в очереди человек подошел слишком близко и толкнул рюкзак. Люси подалась вперед, уступая, но маневр повторился. Она обернулась и уперлась взглядом в холодные голубые глаза.
– Все, что я тебе говорил, правда. – Сердитый голос, неулыбчивый рот. – Бамперные наклейки уже были на байке. Я их не цеплял.
Он был одет во все ту же мокрую одежду, в которой его затащила в воду Люси, и волосы еще не совсем высохли. Она твердо решила сохранить все свое достоинство.
– Ну так мне уже все равно.
– И футболки те носил назло тебе. – Он окинул ее взглядом, задержавшись на юбочке–пачке и армейских ботинках. – Ты выглядишь, как тинейджер, переодевшийся в уличную проститутку, сшибающую деньжат на наркоту.
– Одолжи мне одну из твоих футболок, – не осталась в долгу Люси. – Наверняка они наведут глянец на мой внешний вид.
Как водится, он и так привлекал внимание, потому ему пришлось понизить голос.
– Послушай, Люси, ситуация тогда сложилась куда сложнее, чем ты хочешь признавать. – Он продвинулся вместе с ней в очереди. – Весь мир наблюдал за твоей свадьбой. Тебе требовалась собственная охрана.