олучал лучший класс школы.
Отгремела война. Не вернулись с полей сражений Ю. П. Забалуев, В. А. Корсунцев, В. В. Киреев — прекрасные педагоги, горячо любимые своими товарищами и учащимися. Они пали смертью храбрых. Не вернулись с фронта и многие наши воспитанники, одному из них — Николаю Кузнецову, выпускнику 1941 года, посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Мы, ветераны школы, многие из которых сейчас на отдыхе, встречаясь в стенах школы или в семейном кругу, всегда вспоминаем трудные военные годы и наших скромных товарищей — П. И. Колбину, Л. В. Маркову, В. С. Ипполитову, В. В. Фокина, А. А. Щукину, И. И. Андрееву, З. Я. Гусеву, А. П. Подузову, Л. Х. Онько и многих других, которые своим самоотверженным трудом вместе со всем народом ковали победу над ненавистным фашизмом.
М. Д. КовригинаВЕЛИЧИЕ ДУШИ
Ковригина Мария Дмитриевна, во время войны — заместитель председателя исполкома Челябинского областного Совета депутатов трудящихся. Ныне — ректор Центрального ордена Ленина института усовершенствования врачей (г. Москва).
Великая Отечественная война застала меня в Челябинске — центре Южного Урала. Я работала в областном комитете партии, заведовала сектором кадров народного образования и здравоохранения, а в утренние часы лечила больных в нервном отделении городской больницы.
Первым вполне естественным желанием было — идти на фронт. Я — врач, а врачи на войне люди очень нужные. С этой просьбой я и обратилась к секретарю областного комитета партии Г. Д. Сапрыкину. Ответ был строг и до предела лаконичен: «Когда надо будет, тогда и пошлем».
Не прошло и двух недель, как Г. Д. Сапрыкин вызвал меня и объявил: «Завтра пойдете на работу в облисполком». Оказывается, уже состоялось решение бюро обкома — направить меня на работу в исполнительный комитет областного Совета депутатов трудящихся заместителем председателя по вопросам здравоохранения, народного образования, социального обеспечения и культуры.
Решением бюро обкома на меня возлагалась также персональная ответственность за прием и устройство эвакуированного населения. «Это самое главное, за что вы в ответе перед партией и народом», — сказал мне на прощание секретарь обкома.
Очевидно, ни у кого не было времени на предварительные переговоры со мной, никто не спросил, смогу ли я справиться с таким большим и ответственным делом, хватит ли у меня сил, знаний и опыта.
Что делать? Ну, надо, так надо! И вот 3 июля 1941 года началась моя работа на новом месте.
Сейчас, спустя много лет, перелистывая страницы своей памяти, я отчетливо вспоминаю необыкновенно холодную, лютую зиму 1941—1942 годов.
Ночь, четыре часа. Челябинский вокзал. Трескучий мороз. Под ногами звенит застывший перрон. На втором пути стоит длинный, темный, с тщательно зашторенными окнами поезд. Он привез ленинградских ребят.
Из Ленинграда прибыли дети.
Идем по вагонам, до отказа забитым детьми, они лежат по двое на каждой полке. Они не спят и не по-детски серьезно, очень строго смотрят на нас, незнакомых людей.
В вагонах удивительно тихо. Все вокруг: и эта напряженная тишина, и эти строгие глаза детей — все, все кричит, все вопиет о большой беде, о тех черных тучах, что нависли над нашей Родиной!
Днем и ночью приходят все новые и новые эшелоны с детьми, женщинами и стариками. Непрерывным потоком течет людская река. Из опаленных войной сел и городов прибывают люди, сорванные с родных, насиженных мест, где жили их отцы, деды и прадеды. Прибывают люди, потерявшие все, что ими было нажито ценою большого, нелегкого труда. Потери многих невосполнимы: кто потерял детей, кто мужа, кто отца, кто мать.
И всех надо накормить, одеть, обуть, дать место в нашем доме, под нашей крышей. Но и это не все. Надо еще подбодрить их, помочь обрести утраченный душевный покой, залечить раны сердца, самые тяжкие из всех ран.
За первый же год войны Челябинская область (в то время в ее состав входила и нынешняя Курганская область — моя родина) приняла более 35 тысяч эвакуированных детей. Это только те, кто прибыл с детскими учреждениями: интернатами, яслями и садами, детдомами, домами ребенка и санаториями. А сколько же детей приехало с мамами, бабушками и дедушками, со знакомыми и совсем незнакомыми людьми? Им нет числа!
Где взять помещения, чтобы разместить прибывших? Были заняты школы, санатории, даже больницы. Немалую часть детских учреждений пришлось размещать в домах колхозников.
Партийные и советские органы Шадринского района явились инициаторами нового, замечательного патриотического почина. Они организовали шефство колхозов и предприятии над эвакуированными детскими учреждениями. Это патриотическое движение нашло широкий отклик у советских людей и охватило всю страну.
От своих шефов дети получали дополнительно мясо, молоко, картошку и другие продукты.
Коллективы рабочих промышленных предприятий из обрезков материалов в свободные от работы часы шили детскую одежду и обувь. Рабочие райпромкомбинатов делали для малышей необходимую мебель.
В это самое трудное для страны время, когда в каждой семье было и свое собственное горе, в полной мере раскрылись вся красота, все богатство прекрасной души моих дорогих земляков-южноуральцев.
Не по приказам и циркулярам, а по велению собственного сердца шли они к эвакуированным детям. И каждый чем-нибудь старался помочь этим маленьким переселенцам: кто приносил валенки, кто шапку, кто пальтишко, кто игрушки. Крынка молока, яйцо, часто отнятые от своих детей, ведро картошки — вот в то время самые драгоценные подарки!
Иногда приходится слышать, что уральцы и сибиряки — люди суровые, неласковые. Это трижды неправда! За суровой внешностью у сибиряков и уральцев скрывается большое сердце, сердце самое нежное, самое ласковое, самое отзывчивое, самое надежное. Я говорю об этом не ради красного словца. Я знаю это наверняка. Ибо за свою жизнь мне довелось видеть много, очень много людей, живущих на разных широтах, в разных странах.
Маленькие переселенцы нуждались не только в сытом обеде, в одежде и обуви, им нужна была теплота родительских рук. Нужно было окружить малышей материнской заботой, лаской, помочь им перенести разлуку с родными, а многим — гибель отцов и матерей.
И вот из глубины людских сердец поднялось новое патриотическое движение: эвакуированных детей стали брать в свои семьи рабочие, крестьяне и служащие. Я не могу сказать, сколько взято детей в семьи на патронат — на время, пока не разыщутся их родители или родственники, не могу назвать и число усыновленных детей. Я просто не знаю этой статистики.
Но я хорошо помню огромный поток писем и заявлений, которые шли ко мне, как председателю областной комиссии по устройству детей, оставшихся без родителей.
Вот письмо Т. Н. Юдиной, жены рабочего Каслинского завода:
«Добрый день, товарищ заведующий. Я — жена рабочего завода из поселка Касли. У меня к вам просьба, в которой прошу не отказать. Просьба такова: мне и мужу хочется взять на воспитание ребенка из детского дома… только девочку, в возрасте от 2 до 3 лет. Я хочу помочь нашей дорогой Родине воспитать безродного ребенка, это тоже будет польза дорогой Родине…»
Мне кажется, что Т. Н. Юдина, когда писала это простое бесхитростное письмо, и не думала, что совершает подвиг.
Я хорошо помню замечательный поступок 19-летней Тоси Крыловой. Тося работала бухгалтером на станции Челябинск. Еще тогда, когда приходили первые эшелоны с эвакуированными детьми, Тося твердо решила взять на воспитание ребенка. Она выбрала самого хилого, самого маленького мальчика — Вову. Недоумевающим родным и знакомым Тося отвечала: «Хороших-то все любят, а таких кто полюбит?»
Спустя полгода я была у Тоси дома. В маленьком уютном домике на окраине Челябинска царила большая радость. Старания, уход, любовь и ласка совершенно изменили Вовку. Он как бы расцвел, удивительно похорошел. Это был здоровый, веселый мальчик.
Мне сейчас припомнился даже тот шутливый спор, который затеяли между собой мама и бабушка. Когда Вовка вырастет, выучится и начнет работать, кому он принесет свой первый заработок — маме или бабушке? Каждая с большой убедительностью оспаривала свое право. В конце концов мы решили, что Вовка первую получку обязательно разделит поровну между мамой и бабушкой.
Мой визит затянулся. Не хотелось уходить от этих добрых, сердечных людей. Мы о многом переговорили в тот вечер. Перед уходом я спросила Тосю:
— Вот встретится на твоем пути интересный парень, полюбите вы друг друга, поженитесь, а вдруг он не будет любить Вовку?
— Я выйду замуж только за того, кто по-настоящему будет любить нас обоих — меня и Вовку.
С того памятного вечера прошло много лет. Так случилось, что я потеряла из виду Тосю Крылову. А так хотелось бы узнать, как сложилась судьба этой славной русской девушки с большим отзывчивым сердцем. И ведь Вовка, теперь уже не Вовка, а давно Владимир. Какой он сейчас? Стал ли он по красоте душевной вровень со своей мамой Тосей?
Сборник, для которого я пишу эти строки, называется «Великий подвиг труда». Это сборник о трудовом подвиге южноуральцев в годы Великой Отечественной войны. Можно ли назвать трудовым подвигом то, о чем я написала в своих воспоминаниях? Да, можно. Это был большой трудовой подвиг! Это был и великий подвиг духа.
Это было торжество коммунистических идей, помноженных на природное благородство сердца!
П. С. МаркинОТДЕЛЫ РАБОЧЕГО СНАБЖЕНИЯ
Маркин Павел Семенович, в 1942—1949 гг. — заведующий отделом, заместитель секретаря Челябинского горкома ВКП(б) по торговле и общественному питанию. Ныне — персональный пенсионер.
С августа 1941 года беспрерывно поступали в Челябинск эшелоны с людьми и оборудованием эвакуированных заводов. Надо было расселить людей, одеть, обуть, накормить. Надо было разместить эвакуированные предприятия, быстро установить оборудование. Приходилось одновременно монтировать станки под открытым небом и строить стены будущих цехов. А фронт требовал все больше танков, пушек, минометов, снарядов, боеприпасов и другого вооружения. Работали день и ночь, по 16—18 часов в сутки.