— Давай, попей еще молочка, — услышал я ее голос.
Она вздохнула, ее грудь приподнялась. Мне показалось, что она предлагала испить мне из своих сосудов. Единственное, что от меня требовалось— просто решиться. «Нет! — мысленно твердил я себе. — Не может быть, чтобы она подталкивала меня к этому!» Для меня это означало бы конец всему. О Господи, казалось, мне еще никогда так не хотелось женщину.
— Ты не беспокойся, — тихим грудным голосом говорила Мама. — Насчет Майи. Ты будешь с ней. Вы будете вместе. Это очень даже хорошо. Мы все устроим. Тихо-мирно. Можешь на меня положиться. Вот моя рука…
Она действительно протянула мне свою горячую руку. Мне пришлось взять ее в свои ладони и долго держать навесу, так как она и не думала забирать ее у меня. Тогда я поцеловал ее руку, едва коснувшись пересохшими губами, и осторожно положил на диван.
Как это ни странно, но я ни минуты не сомневался, что Мама нисколько не кривит душой и, кажется, действительно намерена способствовать тому, чтобы мы с Майей были вместе. В то же время я не понимал, почему она так решительно встала на мою сторону, поддержала меня.
— Значит, вы еще не успели обсудить это с Наташей? — покашляв, поинтересовался я и снова вытащил табакерку.
— Нет еще.
Я облегченно вздохнул.
— Ты ведь со своей женой и сам можешь поговорить, когда сочтешь нужным. Ты поговоришь с ней, Серж?
— Да, я обязательно поговорю… — Тут я замялся, а потом смущенно признался: — Знаешь, как раз сегодня я собирался повидаться с Майей… Объясниться с ней.
Мама энергично покачала в головой.
— Нет, ни в коем случае! Предоставь все это мне. Тебе вообще не следует пока ездить к ней.
— Почему? — Я снова покраснел и смутился.
Не мог же я признаться, что мечтал о встрече с Майей совсем не ради разговоров и объяснений. Мне нужно было быть с Майей. Впрочем, думаю, Мама и сама это прекрасно поняла. С другой стороны, я ощутил необычайное облегчение оттого, что Мама объяснится с Майей вместо меня.
— Наберись немного терпения. Бедненький, разве ты не владеешь собой? Да, кажется, ты на грани того, чтобы явиться к нам с Папой и официально попросить руки нашей дочери?
— Я владею собой, но…
— Хорошо, — подумав, сказала Мама. — Ты сможешь повидаться с ней. Но — в Деревне. Вы приедете туда всей семьей как обычно на выходные… А пока — лучше все держать в секрете. Не наделай глупостей, Серж! — предостерегла она. — Иначе Папа тебя в порошок сотрет. Одно дело — этот разговор со мной, а другое дело — с Папой.
— Что он мне сделает? — пожал плечами я. — Если даже он будет против, мне наплевать на его мнение. Вот и все, — бодро заявил я. — Ничего он со мной не сделает.
— Я конечно тоже на это надеюсь. Но все-таки не будем искушать судьбу. Сейчас ему не следует перечить. Он и так настроен против тебя. И это еще мягко говоря.
— Чепуха. У нас с ним вполне нормальные отношения. Не хуже, чем всегда.
— Это тебе так кажется. На самом деле он терпит тебя лишь из-за нее.
— Из-за кого из-за нее? — не сразу понял я.
— Из-за Альги, конечно. Альга, понимаешь ли, весьма ценит твой авторитет. У этой милой девушки обнаружился большой интерес к архитектуре и вообще к твоей персоне.
— Да, да, я знаю, — рассеянно кивнул я. — Ну и что из этого следует?
Снова имя изумрудноглазой шатенки всплыло в нашем разговоре.
— Если бы он хотел от нее только этого, я бы не возражала! — неожиданно резко выкрикнула Мама и крепко сжала рукой мое колено.
Господи, вот оно что! Да она, похоже, ревновала Папу к Альге!
— Я бы не возражала, — повторила она. — Ей-Богу. Но у девушки, кажется, совсем другие планы… — добавила она. — Папа приготовил для нее царские апартаменты на самой верхотуре Москвы, но ей, похоже, этого мало.
И вот в который раз мне припомнился тот в высшей степени странный разговор с покойным доктором… То есть, конечно, когда доктор еще не был «покойным», а был язвительным болтуном и впервые озадачил меня своими рассуждениями. А я ведь так и не рассказал об этом разговоре Папе, хотя считал, что должен это сделать. Я никому о нем не рассказывал. Особенно после того, что случилось с доктором. Впрочем, постепенно я свыкся с мыслью, внушил себе, что это была так — никчемная болтовня… Не говоря уж о том, что у Папы и до Альги было не мало таких девушек… А может быть, таких да не таких? Что если подобных ей у него вообще никогда не было?
Снова мне пришлось взять руку Мамы в свои ладони. Запинаясь, я стал рассказывать Маме о том разговоре с доктором. О странностях Папы, который сам идет в расставленные сети, о роковой девушке Альге, у которой, якобы, имеется некая тайная миссия, и о том, как уязвлена Мама. Мама выслушала меня не прерывая.
— Доктор уверял, что он, то есть Папа, прекрасно все понимает, — прибавил я.
— Конечно, он понимает, — нервно усмехнулась Мама. — Только он по-своему понимает. Ему главное — влиять на все и на всех. Вот его любимая игра. Он всегда в ней выигрывал. Но раньше он при этом не терял головы и умел вовремя остановиться, выждать. Теперь он вбил в голову, что, раз уж ему приходится так рисковать, то он имеет полное право ни в чем себе не отказывать. Словно тормозов лишился. Я даже начинаю за него беспокоиться…
— Неужели ничего нельзя сделать? Ты можешь повлиять на него, разве нет? Доктор уверял, что Альга так сказать подставлена Папе его конкурентами и должна его приручить. Должна заставить сменить все окружение, и тогда…
— Ну конечно, — кивнула Мама, — именно для этого она и появилась.
— Но как же так! Неужели нельзя вмешаться? — недоумевал я. — Доктор намекал, что нужно немедленно что-то предпринять. Якобы это мнение многих наших. Почему бы тебе не поговорить с Папой? Я уверен, он тебя поймет. Кажется, он всегда прислушивался к твоему мнению.
— Только не теперь, — вздохнула Мама. — Сейчас Папе вообще нельзя возражать. Будет только хуже.
— Все-таки удивительно…
— Что тебе удивительно, Серж?.
Мне показалось, что вся эта история доставляет ей ужасные страдания — измена Папы, ревность, общественное мнение…
Я снова слегка коснулся губами ее руки. Хотел ее успокоить.
Конечно, вокруг Папы и его Фирмы постоянно затевались всяческие пакости и провокации, но в данном случае Мама, похоже, превратно толковала ситуацию. Я был уверен, что все дело только в ее ревности. Возможно, покойный доктор немало этому поспособствовал своими домыслами.
— Все таки удивительно, — сказал я, — что такая девушка может быть ставленницей каких-то там конкурентов… Чепуха какая-то!
— А что, по-твоему, — снова усмехнулась Мама, — она для этого слишком глупа?
— Нет, она совсем не глупа! — решительно сказал я.
— Может быть, она лишена женского обаяния?
— Я бы не сказал.
— Может быть, она не красива?
Мне снова сделалось неловко. Мама задавала вопросы, на которые и сама могла прекрасно ответить. Зачем ей было меня этим озадачивать? Не зная, нужно ли мне возражать или лучше уклониться от ответа, я искоса посмотрел на нее. Она сидела слишком близко ко мне.
В этот момент по внутренней связи доложили: «Мама, к вам жена Архитектора…»
Я вздрогнул.
— Наташа?
— Ну да, Серж, — спокойно сказала Мама. — У нас ведь пока что один Архитектор — ты, и у тебя одна жена…
Я хотел подняться или, по крайней мере, отодвинуться, но Мама удержала меня около себя.
В ложу вошла Наташа. Она поцеловала Маму в щеку и, положив на стол папку с какими-то бумагами России, уселась на диван по другую сторону от меня.
Теперь я оказался зажат между двумя женщинами. Впрочем, с появлением жены я вздохнул с некоторым облегчением. У меня все еще колотилось сердце после двусмысленного и рискованного положения, в которое поставила меня Мама своей откровенной близостью и которое приводило меня в невероятное смущение. Теперь мы снова были просто старыми друзьями.
— Значит, по-твоему, Серж, Альга обладает всеми достоинствами? — сказала Мама, как ни в чем не бывало продолжая наш разговор в присутствии Наташи.
Я неопределенно пожал плечами.
— Что же ты молчишь, Серж, — удивилась Наташа. Она придвинула к себе вазочку и принялась грызть печенье. — Помнится, ты как-то сам говорил, что Альга на редкость замечательная и умная девушка.
— Я так говорил?..
— Ну конечно, она обладает всеми прелестями и достоинствами, — сказала Мама. — По крайней мере мужчин почему-то так и тянет излить ей душу. Растравляет она чем их, что ли? Такая скромная, строгая и, вместе с тем, душевная, верно? Ко всем входит в доверие. Живо всем интересуется. Вот и храм посещает. Она что, Серж, действительно так религиозна?
— Не знаю… Похоже.
О набожности Альги мне много говорила Майя, но сейчас у меня не поворачивался язык сослаться на нее. Я ужасно боялся, что разговор может таким образом переключится на Майю, а это не сулило ничего хорошего. Я находился в ужасном напряжении, не зная наверняка, действительно ли Наташа и Мама еще не обсуждали между собой эту тему… Не хотелось мне рассказывать и о том, как однажды сам встретил Альгу в храме, а потом долго говорил с ней в кафе…
— Да-да, она чрезвычайно религиозная особа! Очень! — убежденно подхватила Наташа, и я сразу почувствовал в ее голосе язвительность. — Отец Алексей частенько видит ее у себя. Аккуратно исповедуется и причащается. Вообще соблюдает правила и все такое.
— Наш отец Алексей очень гордится своей новой духовной дочерью, — сообщила Мама, — и чувствует большую ответственность. Касательно ее духовного облика. Попадья говорит, что у них с батюшкой даже завелся особый обычай: он нарочно задерживается после службы и принимает ее исповедь самой последней. Они долго шепчутся в дальнему темном углу храма, а затем отец Алексей, едва волоча ноги и ощущая жестокое трясение в коленях, идет к себе во флигель и долго молится в одиночестве. А к вечеру начинает кашлять, будто в нем адское пламя раздули, и даже плюет кровью.