– И вам того же. – Я тоже кивнул, после чего ткнул рукой в Ульфа: – У нас есть чем торговать, он покажет. Но прежде заберите свое добро, что мурмане пограбили. Мне чужого не надо.
– Дай бог здоровья тебе, княже! – Борис и Дмитрий еще раз поклонились. – Отблагодарим как положено за милость твою, не сомневайся.
– Благодарите, не запрещаю. А я пока пойду пройдусь.
– Прости, княже, за дерзость. – Гром шагнул вперед. – Почто ты без охороны? Места здесь дикие, ежели не лихие людишки, так Потапыч али серые шалят. Опять же пришлых мурман еще не всех выследили. Дозволь тебя сопровождать.
Ага, похоже, ответственный за торговлю здесь полностью Старица, а парню оно не интересно.
Я дождался, пока Фен переведет, помедлил, словно раздумываю, и кивнул. Пусть идет. Мне он точно не помешает.
– Благодарю за честь, княже…
Так и пошли вчетвером по бережку реки вверх против течения. Гром впереди, я с гревиндой за ним, а последним тащился Луиджи, груженный моими мечами и другим разным скарбом. Да еще арбалет с собой прихватил. Надо бы пажей себе найти, хотя бы среди русов, временных, а то парню не по статусу пажеские обязанности выполнять. Луиджи без претензий, но этим не стоит злоупотреблять. Статус в наше время – это все.
Я не собирался отходить далеко от поселка, но подходящего места для тренировки и для купания все не попадалось, поэтому пришлось немного пройтись. Наконец впереди показалась свободная от зелени песчаная коса, вдающаяся в воду, и я дал команду править туда.
Гром изъяснялся жестами: в самом деле, зачем воздух сотрясать, если все равно никто ничего не поймет; оруженосец плелся позади, гревинда тоже отмалчивалась, а я, за неимением собеседника, просто наслаждался природой. От водички тянет приятной прохладой, рыба играет, птички щебечут, пейзажи замечательные, вон зайчишка шмыгнул, чем не благодать? После того как проведешь почти месяц в море, подобные мелочи чувствуются гораздо острей.
Рядом с косой нашелся укрытый зарослями маленький заливчик, Инге сразу направилась к нему, а я разоблачился до средневековых труселей-брэ, связал волосы в хвост на затылке и принялся зашнуровывать специальные туфли для занятий.
Стараюсь заниматься каждый день; когда твоя жизнь зависит от твоей же физической формы, запускать себя по меньшей мере глупо. Даже во время плавания находил время, хотя на когге для тренировок места явно маловато.
Бастард Арманьяк сам не чурался упражнений, но я довел его тело до идеальной физической кондиции.
Глянул в воду на себя и остался доволен. Ни капельки жира, весь соткан из жгутов мышц и жил. Даже в прошлой жизни, во время пика своей спортивной формы, я так не выглядел. Да и рожей вышел хоть куда. Носяра горбатый, черты лица резкие, брутальные, патлы до плеч, сами по себе вьются – хоть прямо сейчас на подиум или на страницы глянцевых журналов для женщин. Но нет в пятнадцатом веке таковых – ни подиумов, ни журналов. Оно и к лучшему. Да и не пристало графу божьей милостью на потеху черни телесами светить.
Стоп… а откуда у меня этот шрам на левом бедре? Похожий, на правом – от даги барона д’Айю, которой я получил во время поединка в Фуа. А этот… тьфу ты! Этот достался мне вместе с тушкой бастарда. Уже забывать стал. Черт, а многовато на мне противники расписывались. Как дуршлаг, весь в дырьях. Левое плечо – поединок с наемными убийцами во время свадьбы Логана с очаровательной Брунгильдой, моей ленницей. Длинная борозда на правом боку, под мышкой – это Бретань, когда люди Паука пытались меня похитить. Даже не знаю, как тогда живыми с Логаном остались. Чуть ниже и левей солнечного сплетения – это…
Да и хрен бы с ними, шрамы только украшают мужчину. С такой жизнью, как у меня, чудо, что вообще еще живой, да с полным комплектом конечностей. Ладно, хватит самолюбованием заниматься, пора поработать…
Начал с разминки, толкнул полторы сотни отжиманий, потом растяжка, после чего прыжки из глубокого приседа. Почувствовал, что разогрелся, и взял в руки цвайхандер.
Так… сначала переходы из стойки в стойку…
Закончив с ними, я выпустил клинок на полный мах, закрутился, прогнал в максимальном возможном темпе несколько связок и занялся выходами в темповые и контртемповые атаки.
Отлично! Тушка работает как хорошо смазанный и отлаженный механизм. Эвона даже Гром уставился, едва рот от удивления не открыл. Ну ничего, я все понимаю, интересно парню узнать, что заезжий князек умеет. Я сейчас еще больше покажу. А потом и тебя разведу на показ. Неча прохлаждаться, мне тоже хочется глянуть, как русы саблей владеют.
А это кто там?
Я про себя улыбнулся, приметив, как на меня из кустов глазеет Инге. Спряталась за ветками, думает, что не видно.
– Графиня, думаю, вам не стоит прятаться. Можете смотреть – конечно, если вас не смущает мой вид.
– Благодарю вас, граф… – Норвежка, потупившись, подошла и пристроилась чуть поодаль на бревне. На щеках у нее алел румянец, было видно, что Инге отчаянно смущается. Ну что же, вполне нормальное дело по нынешним временам, при виде почти голого мужика юные средневековые девы могут и в обморок хлопнуться. И эта, при всей своей продвинутости в воинских умениях, ничем особо от них не отличается.
Закончив программу, я отложил двуручник в сторону и взялся за эспаду с дагой. Сделал несколько мулине, а потом окликнул Луиджи:
– Дамуазо, составьте мне пару. Займемся ремизами и репризами…
Едва мы стали в позицию, как позади раздался лязг выхватываемого из ножен клинка.
Я резко обернулся. Гром уже был на ногах, с обнаженной саблей в левой руке и длинным кинжалом в правой. А перед ним, метрах в пяти…
– Ну ни хрена себе… – прошептал я при виде громадного, просто гигантского медведя. Даже на четырех лапах, косолапый был ростом почти мне по плечо. Из его пасти на светлый речной песок стекали тягучие струйки розовой слюны, а на косматой морде, вокруг большой рваной раны, чернела запекшаяся кровь.
Твою ж кобылу… Медведь – это очень скверно. Лучше бы на нас вышло с десяток недобитых мурман. Он на несколько порядков быстрее и сильнее человека. Черт, и алебарды с собой нет, даже завалящего копья. А с мечами на него идти, да еще не зная повадок, – занятие для клинических идиотов. Только бы ушел сам подобру-поздорову. Вроде так бывает. Эй, Топтыгин, мы с тобой одной крови, ты и я…
Инге, стараясь не делать резких движений, медленно отступила ко мне и подняла с песка двуручник. Луиджи потянулся за арбалетом.
Медведь глухо рявкнул, мотнул лобастой башкой и сделал шаг вперед.
– Княже, он ранетый, – зашептал Гром, – не уйдет, бросится… сигайте в воду, отплывете чутка, стремнина подхватит и отнесет вас на Тихонову отмель, почти к монастырю. А я пока его придержу…
«Ага, сейчас, разбежался… – проворчал я про себя. – Позору потом не оберешься. Я еще в труселях по Холмогорам не щеголял. Да и приказчика задерет эта тварь, как пить дать…»
С последним моим словом медведь оглушительно взревел и рванул вперед, вздыбившись перед Громом на задние лапы.
Дальше все произошло очень быстро. Борис набычился, откинул саблю и с одним кинжалом в руке тоже бросился на косолапого, ловко поднырнув под его лапы.
Я вырвал у гревинды двуручник и, на бегу замахиваясь, с налета хлестанул подмявшего под себя приказчика медведя по спине, чуть пониже лопаток. Вырвал клинок из тела, отскочил и рубанул с оттягом еще раз, с удовлетворением подметив, что, скорее всего, пересек хребет хозяину леса.
Дикий рев, огромная туша дернулась и обмякла. Подскочившая норвежка ткнула эспадой, а в завершение Луиджи в упор выстрелил из арбалета.
– Хватит, он готов уже!.. – в сердцах заорал я.
На то, что Гром остался в живых, даже не надеялся: куда там, такая махина сшибла… Каково же было мое удивление, когда из-под туши донесся сдавленный русский матерок.
– Помогите, надо вытащить руса! Живее, да что вы копаетесь…
После долгих усилий нам удалось перевернуть медведя. В его груди торчал засаженный по самую гарду кинжал, Гром был весь залит кровью, но… живее всех живых.
Покряхтывая, он встал на колени, потом, пошатываясь, – в полный рост, оттер рукавом подранного кафтана лицо и удивленно пробормотал:
– Эко вы его посекли… И на хрена, спрашивается?
– Да кто же знал, что в тебе дури, как в самом медведе… – по-французски ответил я, помогая приказчику сесть на бревно. – Луиджи, флягу с вином…
Гром выхлестал ее в два приема, но ворчать не перестал: мол, сказал сигать в воду, значит, надо сигать, а медведь что, тьфу, а не медведь, и поболе валил, была бы рогатина, вообще на раз, это тебе, княже, не железякой красиво махать, тут особое умение требуется… И так далее и в том же духе. Вот же ворчун, никогда бы не подумал, ну да ладно, я не в обиде.
Когда сняли с него разодранный в лохмотья кафтан и рубаху, выяснилось, что, кроме нескольких глубоких царапин на боку и спине, приказчик внешне никак не пострадал. Правда, помял его косолапый все-таки здорово, на теле тут и там наливались громадные черные синяки.
Тут уже стало не до тренировок, я перевязал Бориса, потом наскоро обмылся, и мы пошли назад в поселок. Гром шел сам, вежливо отказываясь от помощи, и дошел-таки, правда, на подходе к поселку уже начал шататься.
В Холмогорах его приняли, уложили на телегу и повезли не в монастырь, а куда-то в сторону леса.
Феодора, узнав, что ее детскую зазнобу помял медведь, среагировала довольно спокойно. Мне показалось, что она уже выплакала свое горе и обиду. Ну что же, могу только приветствовать.
Чуть погодя я наконец увидел местную дружину, или ополчение, увы, не знаю, как их правильно называть. В поселок после обеда прибыли около трех с половиной десятков вооруженных людей. Все на коренастых и косматых лошадках, в толстых стеганых тягиляях с высоким воротником поверх кольчуг, в мисюрчатых шлемах и прилбицах с кольчужными бармицами. Круглые щиты за спинами. Из оружия – небольшие сильно изогнутые луки, короткие копья, булавы и топоры, а мечей и сабель гораздо меньше, едва ли у трети.