Великий посланник — страница 22 из 47

Я выматерился про себя, сделал несколько шагов на звук, но через несколько метров опять застыл, когда ископаемый реликт в очередной раз заткнулся.

«Ну и где ты, скотина? – стараясь не шевелить головой, повел глазами, стараясь обнаружить птицу. – Неужели я в сторону ушел? Куда ты подевался, урод?! Вроде на этой ели сидел…»

Неожиданно где-то неподалеку звонко хрустнула ветка. И ту же секунду с ветки дерева почти рядом со мной, оглушительно хлопая крыльями, сорвался массивный темный силуэт.

– Мля!!! – с остервенением выдохнул я, машинально глянул в ту сторону, откуда раздался треск, – и тут же онемел.

Сквозь усыпанные снегом еловые лапы как на ладошке просматривалась величественная фигура, увенчанная громадными развесистыми рогами.

Олень тоже проводил птицу взглядом, презрительно фыркнул и, с хрустом ломая наст копытами, шагнул вперед. Меня он не видел, так как обзор закрывало дерево.

Дрожащими руками я нащупал в туле специальный болт по крупной дичи с наконечником «лягушачья лапка», вытряхнул тот, что стоял в арбалете, вставил новый и плавно поднял оружие.

Я далеко не снайпер, как некоторые мои дружинники, но должен попасть – тут всего-то пятнадцать-шестнадцать метров.

Словно почувствовав опасность, олень резко повернул голову в мою сторону.

Тихонько клацнул спуск, резко щелкнули кованые дуги, а уже через мгновение короткое толстое древко с глухим стуком впилось в тело по самое оперение.

Олень взвизгнул, взмыл в прыжке, но тут же рухнул в снег, словно большая изломанная кукла. Несколько раз дернулся, пытаясь встать, не смог и опрокинулся навзничь.

Я несколько раз с силой выдохнул, стараясь угомонить дрожь в руках, забросил за спину арбалет и, на ходу вытаскивая короткую охотничью шпагу, подбежал к нему.

Зашел со спины и прошептал:

– Прости…

После чего резко вонзил клинок под лопатку.

По телу лесного красавца пробежала сильная дрожь, он сипло выдохнул и окончательно затих.

Я обессиленно сел прямо в снег. Отхлебнул пару глотков из фляги, снял с пояса охотничий рог, коротко протрубил в него, после чего провел рукой по рогам, подсчитывая отростки.

– Один… пять… восемь… двенадцать… четырнадцать?! Ну ничего себе, да ты, дружище, даже не королевский… ну что же, достойная добыча для бастарда Арманьяка. Последнего в этом мире графа божьей милостью, а не милостью королей.

– Ваня! Ванюша! Ау!!! – из-за елей послышался звонкий голос Забавы. – Ты где-э-э?!

– Эта девица меня с ума сведет, – вслед раздался сварливый, недовольный голосок Феодоры. – Не Wanyusha, нет, ни в коем случае, а «ваше сиятельство»! И даме не пристало вопить, словно торговке на рынке, а требуется вести себя сдержанно, будучи преисполненной скромности и смирения! Нет, угораздило же папеньке опять втрескаться в пейзанку… Чего таращишься, дева, как будто французского языка не понимаешь? Надо было с собой Фена взять. Луиджи, ты, случайно, не знаешь этого варварского языка?

– Увы, ваша милость…

Я чуть не расхохотался. Федька в своем репертуаре: строит мою зазнобу, словно дембель – солдата-первогодка. Но по-доброму, просто из-за вредности характера, а так-то они вполне ладят. А как играет, стервозная девица – сама ведь прекрасно русский язык понимает!..

– Простите, ваша милость… – на ломаном французском отозвалась Забава. Она ускоренными темпами изучает «иноземну мову», но пока не очень преуспела в этом. Все достижения заключаются в этой фразе, еще нескольких словосочетаниях и паре десятков слов. В отличие от Ванятки, который уже вовсю болтает на «хранцузьком». Весьма косноязычно, но бегло.

– Вот, уже лучше…

– Здесь! – Я встал и махнул рукой.

Из-за косматых елей, похожих на громадных леших, показались Забава и Феодора, за ними выехал Луиджи, держа в поводу моего жеребца.

Я невольно залюбовался девушками. Выглядели обе словно настоящие королевы. Меховые пушистые шапки наподобие малахаев, длинные крытые бархатом шубы, раскрасневшиеся на морозе румяные мордашки – лепота, да и только.

Охотиться мы сегодня не собирались, просто вырвались из-под опеки, чтобы прогуляться верхом по сказочному зимнему лесу, но меня вдруг потянуло добыть глухаря, а чем все закончилось – уже известно.

– Вот это чудовище, сир!!! – удивленно завопил Луиджи. – Да у него рога в мой рост! Даже больше, чем у того, что вы на прошлой неделе добыли. И сколько отростков?

– Красивы-ый, жа-а-алко… – жалостливо протянула Феодора. Вот только этой самой жалости на ее личике не прослеживалось ни капельки.

Забава смолчала, за нее все сказали глаза, в которых пылала настоящая буря гордости и любви.

Я ничего ответить не успел, потому что за деревьями раздался топот, а через пару секунд на поляну в бешеном галопе вылетел Козьма, один из доверенных людишек Старицы.

Круто осадив лошаденку, мужик кубарем слетел в снег, срывая шапку, бухнулся на колени и задыхающимся речитативом проорал:

– Княже милостивый!!! Люди государевы пожаловали!

Вот те раз…

Без лишних слов я вскочил в седло и бросил Козьме, показывая на оленя:

– Добычу посторожи. Подерут волки – не сносить тебе головы. За тушей пришлю. Дамы, не отставать…

Надеюсь, поймет.

Сориентировался по солнцу и пришпорил жеребца. Государевы люди, говоришь? Ну что же, давно пора. Мне уже здесь надоедать стало.

Государевых людей оказалось как-то очень много. Не менее полусотни оружных воинов, а помимо них большущий санный обоз с обслугой. Даже табун лошадок с собой пригнали.

Ничего себе… впрочем, не часто к Ивану послы из Европы ездят, оттого и такое внимание.

Не снижая хода, я проехал сквозь поселок, начисто проигнорировав какого-то персонажа, отчаянной жестикуляцией пытающегося мне что-то объяснить, бросил поводья латнику и взбежал на когг.

Чай, не сам Иван пожаловал, к нему бы, пожалуй, я вышел, а эти получат аудиенцию по всем правилам. На моей территории. Основы дипломатии, ептыть.

– Ваня, живо одеваться! Дщерь любимая, а ты чего ждешь? Марш к себе, и чтобы через час выглядела как королева. Живо! Забава, радость моя, ты обожди у княжны Теодории. Не пришла пока пора тебя в свет выводить. Братец Тук, а ты что сиськи мнешь? Мигом парадный колет на себя напялил! Морду умой и патлы причеши. Луиджи, Отто, вас тоже касается. Где этот чертов секретарь, тащите бездельника сюда. Гранд-камергером отработает. И это… на судно без моего распоряжения никого не пускать.

Ну а как? Не зря говорится, что встречают по одежке, а провожают по уму. Так нас пока только встречают, а значит, будем блистать.

Черного бархата, шитый золотом пурпуэн, такого же цвета шоссы и буфы, замшевые ботфорты с золотыми пряжками и шпорами – в топку пулены, ненавижу, никогда их не надевал и не надену. На башку бордовый берет с прихваченными золотой бляхой павлиньими перьями. Перевязь с парадной эспадой, той самой, что отвоевал еще в самом начале своей эпопеи у виконта де Граммона. Изумительной красоты оружие, Феб, а он специалист с профильным образованием в прошлой жизни, говорит, что этот меч в современности будет стоить не менее миллиона вечнозеленых президентов. Впрочем, не видать мне оной современности. Я уже и забыл, как современные деньги выглядят. Да и хрен бы с ними. Золотые монеты вполне устраивают. Стоп! Перчатки и перстни…

– Ванятка, подай вон ту шкатулку.

Так, пожалуй, этот… этот и этот… червоного золота с громадным, ограненным в форме кабошона рубином. Подарок вдовой герцогини Мергерит. Скромненько и со вкусом. На шею – орден Золотого руна. Выглядит он не так авантажно, как остальные ордена, но самый значимый для меня, потому что эту награду я получил из рук умирающего Карла Смелого, герцога Бургундского прямо на поле боя. Тяжелый тогда день выдался: как я живым остался, сам не понимаю. Впрочем, точно так же можно сказать об очень многих днях моей жизни в Средневековье.

Вроде все. Теперь – в кресло, и изобразить устало-напыщенный вид.

Из своего закутка не спеша выплыла Феодора и уселась рядом со мной. Выглядела дева, как всегда, великолепно и царственно. Думаю, на королевском троне она смотрелась бы очень неплохо. Хотя, может, еще и будет смотреться. Кто знает.

Следом за ней появились нафраерившиеся ближники и выстроились за моим креслом.

– Сир! – В каюту просунулась морда одного из матросов. – Идут, идут…

– Чего стоишь? – прикрикнул я на секретаря, вырядившегося в ливрею с вышитым на ней гербом Арманьяков. – Бери Фена и узнавай, кто такие и зачем. А дальше сам все знаешь.

Нет, ну интересно же, кого Ваня послал за мной… Небось какого-нибудь думного дьяка из Посольского приказа и воеводу не из последних. Хотя ни я, ни Феб вовсе не уверены, что этот Посольский приказ уже существует, ибо первые его упоминания относятся к царствованию другого царя Ивана, прозванного за свою доброту Грозным. Внука нынешнего.

Прислушался к себе и понял, что немного волнуюсь. Что и неудивительно – начинается очередной этап жизни, и, как всегда, я даже не представляю, к чему он приведет.

Итак…

В каюту степенно вошли несколько русичей.

Первый – высокий и худой мужик лет сорока с небольшим с аккуратно стриженной бородой. Нос горбатый, черты лица резкие, рубленые, глаза умные и пронзительные. Одет в шитую серебром ферязь с пристяжным высоким козырем, поверх нее длинная шуба, крытая темно-синим бархатом; шапка – горлатная, наподобие тех, что носят королевские британские гвардейцы.

Шапку дьяк сразу же снял и пристроил ее на сгибе левого локтя.

Второй – невысокий, но богатырских статей, годами далеко за сорок, в богато изукрашенном золоченом бахтерце и шлеме-иерихонке. Сапоги с загнутыми носками – зеленого сафьяна, тоже в шубе, но чуть менее богатой. Лицо широкое, суровое, нос картошкой, окладистая борода лопатой – вылитый дядька Черномор. Помимо тяжелой кривой сабли на поясе, за кушаком пернач и длинный кинжал.

Этот так и остался стоять в шлеме.

Старица и Гром также присутствуют, стоят позади, тоже при полном параде.