– Кхы, гхы!.. – Ховрин гулко откашлялся и ловким отработанным движением развернул пергаментный свиток с болтающейся на витом золотом шнурке большущей печатью.
Остальные бояре выстроились за ним с торжественными мордами.
– Божьей милостью великий князь всея Руси Иван Третий Васильевич… – подвывающим речитативом начал зачитывать боярин.
В общем, если пропустить множество витиеватых благодарностей, Иван милостиво даровал мне право находиться при нем, с любым оружием на свое усмотрение, хоть бомбарду за собой таскай на веревочке. А также право на личный эскорт из оружных людишек для передвижения по Москве. Числом десять при броне и любом оружье.
Н-да… уж даже не знаю, много это или мало… Но почетно, однозначно. И полезно. Не нашлись бы в трапезной те сабельки – не представляю, чем бы все закончилось. Угодил великокняжеская морда, однозначно.
– Вельми благодарствую за честь великую… – Я встал и коротко поклонился боярам. – А теперича, гости дорогие, прошу отведать, что Господь послал…
Но это оказалось не все. Помимо жалования, Иван прислал своего портного, армянина Анастаса, «дабы страченное радением за государев живот облаченье с лихвой восполнить». Вместе с ним прибыло все необходимое: ткани, меха, кожи и прочий портняжный припас.
Я чуть не рассмеялся, но виду не показал. Почему бы и нет, давно хочется в русской одежке пощеголять.
Но и на этом «раздача слонов» не закончилась.
Каждый из прибывших бояр высказал свою личную признательность за «радение» и принес дары. И что удивительно, обошлось без всяких меховых сороков, коими у меня уже вся резиденция забита. Все подарки были дорогими, но чувствовалось, что дарители выбирали их лично, с любовью, чтобы они пригодились, а не пылились в чуланах.
Холмский презентовал великолепного восточного жеребца, очень смахивающего видом на ахалтекинца, только массивней и крепче статью, и полный набор лошадиной сбруи из отличной кожи с красивым тиснением и украшенной изящными золотыми и серебряными бляшками.
Щеня-Патрикеев – по виду очень старинный узловатый посох с массивным золотым оголовьем в виде башки медведя с раззявленной пастью, глазами из лалов и граненым кованым наконечником на основании, по типу пики.
Оболенский – здоровенную, почерневшую от старости бочку ставленого меда, коей, по его словам, было не менее полусотни лет. И очень красивый кубок к ней, литра на полтора объемом. Золотой, весь в филиграни и финифти, с изображениями сцен из Библии.
Телятевский – слегка изогнутый меч восточного типа, с клинком из настоящего цветного узорчатого булата, с выгравированными на нем арабскими письменами, о трех долах, с елманью, с оголовьем на эфесе в виде орлиной головы и красивыми ножнами с золотой инкрустацией. А также парный к нему кривой кинжал.
Но больше всех угодил Берсень-Беклемишев. Помимо боевой плетки-трехвостки с усыпанным камнями золотым оголовьем и вплетенными в кончик стальными гранеными шариками, он подарил мне клетку с золочеными прутьями, в которой на шелковой подушечке мирно дремал небольшой пушистый комочек. Ну как небольшой, размером с полугодовалого котяру. Дымчато-серый, с множеством темных пятнышек на мехе, мохнатый как медвежонок, с кисточками на ушках и мощными толстыми лапками – это был самый настоящий рысенок.
Даже не знаю, что сказать: зверюга-то не домашняя и таковой может никогда не стать, но уж больно по душе пришелся котейка. Я его сразу прозвал Барсиком и решил попробовать воспитать. А там уже видно будет.
Тут уж поневоле пришлось угощать гостей. А вот за столом-то как раз выяснилось, что они прибыли не только вручить дары, но и по делу. Вернее, по многим делам. Если сказать на современном языке – для синхронизации позиций на предстоявших больших переговорах.
Речь в первую очередь пошла о Ганзе.
– В ответ заточили ваших купчин? – Я чуть не сказал «наших», но вовремя удержался.
– Так, – кивнул Холмский. – И товар у них отобрали. Грозятся закрыть торговлю на веки вечные и других не пущать. Тут что-то надо решать. Вина на них доказанная, но и без ганзейских пока нельзя.
– И не надо сразу рвать все отношения… – после недолгого раздумья ответил я. – Шлите переговорщиков, якобы договариваться. Ганзейских освободить, но домой отпустите их только после того, как возвратят ваших. На время переговоров введите право абсолютного склада. То бишь хотят торговать – пусть торгуют, но все без исключения, и весь товар без исключения по приезде сдают на склад по вашей цене. Все торговые преференции отобрать, вдобавок ввести усиленные пошлины. И вообще затягивайте переговоры как можете. Убытков много не понесете, все равно пока не сезон. А по весне в Холмогоры прибудут два десятка коггов уже с нашим товаром. Надо будет – пригонят еще больше. Все, что возила Ганза, и сверх того. Создадим кумпанию, сиречь торговое товарищество, и дело пойдет. Условия обговорим по уму, дабы выгодно всем было. Со временем решим вопрос и с вашими факториями у нас. А почему бы и нет? К примеру, начнем с Биаррица. Но для этого надо многое чего сделать. В том числе построить торговый флот. И военный, без него вам никак…
Разговор произошел очень плодотворный. Бояре внимательно меня слушали и задавали очень толковые вопросы. Оказались очень хваткими и умными, с хитринкой, не без этого, но без капельки упоротости и закостенелости на старине, какими их очень любили изображать в советской художественной литературе.
Толковали о многом и долго, а под конец речь пошла… В общем, меня потихоньку начали наводить на мысль, что было бы очень неплохо породниться с великим князем. Но подводили очень уж издалека, едва различимыми полунамеками.
– Так… – Я жестом приказал Ванятке обновить боярам содержимое чаш. – Хорош вилять, братия. Давайте толком и по существу. Кого сватаете мне? Никак княжну Александру?
Холмский разочарованно вздохнул. Видать, собирался еще долго плести словесные кружева.
– Оную. Ох и лепа девица, ликом пригожа, нравом кротка и благолепна…
– Видел, знаю, – оборвал я его. – Подобное допускаю, но сие дело сурьезное, требующее долгих дум. И речь не в лепоте, а в том, что с ней довеском идет… Надеюсь, сами понимаете? Так и сообщите государю. Будем разговаривать. Обсуждать, что сей союз принесет вам и нам.
Ну а что, почему бы и нет? К тому же мы с Фебом обговаривали подобное развитие событий. Только речь не шла об Александре, так как никто из нас даже не подозревал о ее существовании, а гипотетически: как было бы хорошо, если меня оженить на дочурке государевой. А Сашка весьма неплоха, ей-ей, неплоха. И станет еще лучше, ежели за ней дадут всю Двинскую землю вместе с Онегой. На меньшее не согласен. Вот так-то. Сие неимоверно сложно и очень маловероятно: иноверцу землицу русскую никто и никогда не пожалует, но исключать такую возможность все-таки не стоит. У меня есть что предложить в обмен. Очень много чего, весьма ценного и насущного для великого князя. А ежели получится, я из владений сделаю конфетку. Настоящий бриллиант в короне будущей Российской империи.
Едва бояре ушли, как подарок стал орать, словно кошак перед случкой. Впрочем, он им и был, только диким.
– Голодный, что ли? – Я присел перед клеткой на корточки.
Не меняя положения тела на подушечке, рысенок скосил на меня зеленые глаза и как ни в чем не бывало продолжил исторгать истошные вопли.
– Значит, голодный… – Я не поленился сходить на кухню, откуда притащил половинку сырой тушки рябчика и плошку сметаны. На всякий случай надел на руку перчатку из толстой кожи, положил еду перед клеткой и открыл дверцу.
Уже через мгновение раздался хруст костей, Барсик, остервенело рыча, рвал дичину на куски, при этом грозно на меня поглядывал и периодически испускал предостерегающее шипение. Мол, только попробуй сунуться, разорву на кусочки.
– Экая ты зверюга… – с восхищением прошептал я, подождал, пока животина прикончит пайку, и попробовал прихватить его за шкирку, чтобы засунуть обратно в клетку.
Ага, не тут-то было. Рысенок в мгновение ока тяпнул меня за палец, добавил когтями всех четырех лап, а потом, задрав куцый хвостик, задал стрекача под кровать.
Доставать я его не стал и принялся заниматься своими делами. Захочет жрать, сам вылезет.
Уже ночью, когда мы с Забавой легли спать, Барсик вылез из-под кровати, вылакал всю сметану, а потом забрался на постель, нагло улегся у меня в ногах, немного поурчал и благополучно задрых.
Ну, будем считать, что контакт начал устанавливаться. И не только с рысенком. В первую очередь с русичами. Осталось только его правильно развить и укрепить. Чем и займусь.
Глава 19
Последующие дни пролетели без каких-либо неожиданностей. Раны заживали, я постепенно восстанавливался, дрессировал рысенка и любил Забаву, которая с началом беременности стала расцветать прямо на глазах. У Старицы дела тоже шли на лад, правда, не столь быстро, как у меня, – но ведь и порубили его жильцы не в пример сильнее. Геройство приказчика не осталось незамеченным: ему пожаловали боярство: прямо у меня в резиденции вручили грамоту. Да не просто так, а с вотчиной. И немалой. В европейских реалиях это как из простого шевалье сигануть в бароны, а то и виконты. Думаю, на этом его карьера не закончится. Сидеть новоиспеченному боярину в думе, как пить дать.
Княжий портной Анастас с подручными, не успев приступить ко мне, был безжалостно экспроприирован Феодорой. Правда, и с меня он мерки снял и теперь ударными темпами обшивает нас обоих. Кстати, несмотря на внешнюю болтливость, как я ни старался его разговорить – ни словом, ни полусловом не обмолвился о происходящем в царской семье. Похвально, весьма похвально, не то что княжьи лепилы.
А вот оные, под предлогом перевязок каждый день навещавшие меня, заливались как соловьи. Но тоже ничего особо важного пока в клювиках не принесли. За исключением того, что куда-то запропала Елена Волошанка, невестка великого князя, а Иван Молодой, ее супружник, неожиданно ударился в пьянство. Но это дело такое; он, по словам ломбардцев, и ранее не был чужд хмельного, а его женушка могла просто свалить в паломничество в какой-нибудь монастырь. Хотя исключать то, что она замазана в мятеже и попала под раздачу, тоже не стоит.