Великий посланник — страница 45 из 47

Но пламя православной инквизиции еще не утихло, еретиков все еще продолжают выявлять и жечь, правда, в очень скромных масштабах по сравнению с Европой. Я себя день и ночь кляну за то, что привез сюда своего падре Эухенио, потому что подозреваю его участие в произошедшем. Но тут уж ничего не поделаешь. В свое оправдание могу сказать, что нечто подобное случилось и в реальной истории, но лет эдак на пару десятков позже. Так что я всего лишь невольно подтолкнул события.

И да, дьяк Курицын тоже не избежал беды – сожгли его. Но не на кресте, а в клетке. То есть закончил он тем же, чем и двадцать лет спустя в реале. Я пробовал хлопотать, мужик-то умный и хороший, мог пригодиться, и вроде бы договорился, но при условии, что он публично отвергнет ересь, но… сам Курицын отказался. Не пойму никогда я этих религиозных фанатиков, да и не надо. Наверное, не надо.

Вот при таких обстоятельствах место невестки великого князя оказалось полностью вакантным. Сватовство к виконтессе Теодории де Лавардан и Рокебрен, то бишь к моей дочурке, состоялось почти немедля. Признаюсь, я чуть себе голову не сломал, размышляя, отдавать Федьку за Ивана Молодого или нет. Но после того как сама Феодора вполне охотно согласилась, а мой медикус не выявил у наследника никаких болячек, в том числе и признаков подагры, дал согласие. Но только под брачный договор, один из пунктов которого гласил, что в случае смерти мужа либо еще каких форс-мажорных обстоятельств Феодора однозначно и беспрепятственно возвращается домой, то бишь в Европу.

Плюсов от такого союза достаточно много, а минусов я почти не усматриваю. Будущий государь всея Руси будет в браке с Феодорой вполне счастлив и останется под моим плотным влиянием через свою супругу. Опять же моя дочурка совсем не того нрава, чтобы допустить козни Палеологини при дворе. Да она скорей ее саму изживет окончательно и бесповоротно. В самые краткие сроки. Тем более Иван-старший, я смотрю, вполне благоволит к своей будущей невестке. Затык по поводу ее верования решился очень быстро и благополучно. Феодора была католичкой только формально, а вчера обратно приняла православие, причем ее крестным отцом стал сам великий князь. Так что свадьба не за горами, думаю, сыграем ее перед моим отъездом.

А вот с моим браком… Мой брак с княжной Александрой находится в подвешенном состоянии и, скорее всего, не состоится. Да, вот так, причем не состоится по совершенно непонятным причинам.

Мои условия Иван принял, боярская дума тоже их одобрила, хотя и не без долгих прений. Действительно, прецедент получался из ряда вон выходящий: передавать иноземцу, тем более католику, русскую землицу – это вообще полный нонсенс. Выход нашли весьма элегантный, Двинскую землю и Онегу отдавали Александре, а я владел бы ими номинально, как консорт. Впрочем, с добавлением «князь Двинский» к своим многочисленным титулам. Все плюшки, обещанные мной Ивану, мы тоже обсудили, пришли по ним к полному согласию и утвердили план выполнения. Так что очень скоро он должен стать царем. А на Руси появятся свои железо, цветные металлы, флот, армия нового образца, артиллерия и еще очень многое. Вернее, должно было появиться.

По вопросу веры невесты также пришли к взаимопониманию. Александра остается православной. Да и пусть. По большому счету мне плевать. К вопросам религии я отношусь более чем толерантно. Бог у тебя в душе, а все остальное глубоко вторично. А в Европу свою жену я везти не планирую.

Вроде дело шло к свадьбе, но совершенно недавно Иван стал напрочь игнорировать этот вопрос. Уж не знаю почему. Как отрезало. Дознаться, в чем дело, пока не получилось. Ну что же, настаивать я тоже не буду. Не к лицу. Обойдусь без Онеги и Двинской земли. Холмогоры и устье Двины в любом случае остаются в управлении недавно созданной торговой компании, в которой половина паев фактически мои с Фебом. Да и без этого уже очень много сделано и будет еще сделано.

Торговый договор тоже подписали, теперь Ганзе вообще ничего не светит в Московии. Не думаю, что они так просто смирятся, но мы будем готовы ко всем неожиданностям. Вплоть до войны.

Таким образом, на Руси грядут очень большие перемены. Надеюсь, к лучшему. А ведь это только начало.

Что еще?

Мой лейб-механикус все-таки встретился со своим дядей Аристотелем Фиораванти. К слову, уже полностью обрусевшим. Радости было – полные штаны. Теперь днями напролет обсуждают, чего еще эдакого построить на Руси.

Как я и предсказывал, Старица вошел в боярскую думу, мало того, стал едва ли не правой рукой государя и прямым посредником между им и мной. Ну что же, заслуженно, тут спору нет.

Рысенок оказался вполне воспитуемой и ласковой скотинкой. Больше всего ему пришлась по душе Забава. Днюет и ночует у нее на руках, не отходит и всячески защищает. Небось, чувствует, что у моей зазнобы в чреве растет маленький Арманьяк. Да, сын, хватит дочерей.

Меня кошак тоже не забывает, вот как сейчас, нажрался ветчины и урчит трактором на коленях. Над остальными всячески доминирует, третирует их и унижает. Кроме Логана, того терпит…

Неожиданно Барсик прянул кисточками на ушах, поднял голову и настороженно зашипел.

Почти сразу же в коридоре раздались шаги, а в дверь постучали.

– Кто?

– Сир… – Мой секретарь поклонился и отрапортовал. – К вам… э-э-э… boyarin Staritsa… Изволите принять?

– Зови. И прикажи Себастьяну накрыть стол с легкими закусками.

Через несколько минут в кабинете появился бывший государев приказчик.

– Исполать тебе, княже. – Старица коротко кивнул, обойдясь без поясных поклонов. Наедине мы с ним общались вполне по-дружески.

– И тебе не хворать. – Я пожал ему руку и показал на кресло напротив себя. – Садись, пропустим как раз по песярику и закусим чем бог послал.

– Нелишнее будет… – Боярин сел. Он уже вполне отошел от ранений, даже волосы на голове отрасли и закрыли шрам. Вот только выглядел он сейчас чем-то сильно озабоченным.

– Вижу, гнетет тебя что, Дмитрий Юрьевич? Говори уже… – Я разлил из серебряной фляги арманьяк по стопкам и одну из них вложил в руку гостю.

– Проницателен ты, Иван Иваныч. Ну… быть добру… – Боярин опрокинул в себя стаканчик, поморщился, перекрестил рот и, понизив голос, сказал: – Тут такое дело… Княжна Александра к постригу готовится…

– Здрасте… – Я даже поставил стопку обратно на стол. – С чего бы это? И каким боком я к сему делу причастен?

– Самым прямым. – Старица покачал головой. – В общем, так. Уперлась княжна и не хочет за тебя выходить. Грит, пока сам моей руки не попросит, не пойду. Государь уговаривал и так, и эдак, ничего не выходит. Пробовал плеткой отходить по-отцовски, так еще хуже сделал, чуть руки на себя не наложила. В общем, отец окончательно разгневался и пригрозил монастырем. А она – пусть монастырь… Сама нарядилась в черное и ждет пострига… Тебе ничего не сказали, дабы не позориться. Короче, беда, да и только. Жалко девицу до слез… ей-ей, жалко. Ведь сколько пользы пропадет для Руси…

Старица сокрушенно покачал головой. Похоже, искренне.

Вот те раз. То-то она мне показалась норовистой. Черт, но не до такой же степени… Вообще-то государевых дочерей не принято спрашивать. Надо – вперед под венец без всяких выбрыков. Государственные дела превыше всяких желаний. Н-да…

– Так я не понял, Дмитрий Юрьевич, ты за Русь радеешь али за княжну?

– За то и за это! – твердо ответил Старица.

– Ну а я чем могу помочь?

– Дык… – Боярин потянулся ложечкой к икре. – Того…

– Чего «того»?

– Дык, попроси, чего уж тут. Баба она справная, не пожалеешь. А выбрыки пройдут, как только бабский плат на голову наденет, точно говорю.

– Тебя это Иван Васильевич попросил передать али сам придумал?

– Сам… – Боярин повинно кивнул. – Мало того, ежели государь узнает – конец мне…

Вот тут я призадумался. Да, пользы пропадет изрядно. Видать, боярин искренне за державу радеет, если пошел на такой риск. Прознает Иван, что тот позор из семьи вынес, – снесет голову как пить дать. Ну и что делать? С одной стороны, на хрен мне такая норовливая и упертая жена, а с другой… государственные интересы превыше всего. Ежели что, буду пороть заразу, пока к полному подчинению не приведу. У меня не забалуешь.

– Допустим. И как ты собираешься это провернуть?

– Тишком проведу к ней. Уже все договорено.

– А ежели она даст мне от ворот поворот?

– Гм… – Старица крякнул и почесал бороду. – Ну… тады… уже ничего не поделаешь… Но давай попробуем, молю тебя, Иван Иванович! Хошь, в ножки паду… Чего тебе стоит?

– Н-да… ну ладно, давай попробуем… Ты верхом али в возке сюда?

– В возке, на нем и отправимся. Тока по-нашему обрядись, дабы не опознали.

– Она хоть знает, что я приеду?

– Нет.

– Тьфу ты…

– Я зайду наперед, предупрежу, так что визга не будет.

– Смотри!

– Смотрю…

Не буду останавливаться на том, как мы проникли в царские палаты. Проникли да и проникли.

Возле комнаты Александры обнаружились на часах две монашки, обе гренадерского роста, да еще с каменными фанатичными мордами. Думал, они будут стоять насмерть, но при виде Старицы обе разулыбались и исчезли.

Боярин деликатно стукнул по двери, вошел, уже через минуту вышел и ободряюще мне кивнул:

– Иди, княже. Ждет.

Я мысленно перекрестился, шагнул через порог и оказался в малюсенькой келье с аскетической обстановкой. Александра сидела на узкой кровати. Вся в черном, бледна и строга лицом. А в глазах у нее прямо пылали надежда и радость. Ага, так и запишем, рада мне. Ой как рада. Нет, в самом деле, не дура же она полная – по собственной воле в монастырь отправляться… Думаю, еще пару деньков – и сдалась бы. Впрочем, уже не важно, я первый сдался.

Решил не рассусоливать, взял табурет, поставил его напротив княжны и сел.

– Приветствую, княжна.

– И вам здравствуйте, – ответила Александра притворно смиренным голоском. – Пришли проведать? И с чего это вдруг?

– Сама знаешь.