и отдохнуть. Настала ночь. Парижанин часто всходил наверх, чтоб поглядеть, все ли спокойно вокруг, и приласкать верного пса. Но ничто не нарушало мрачной и таинственной тишины ночи. Порой при тусклом свете месяца на берегу мелькала тень какого-нибудь животного. Вдали завывали волки, кричали совы да перепел трещал в траве.
Ночь была на исходе, на горизонте начинала загораться заря. Звезды погасали одна за другой, и на дальнем конце синей степи красный отблеск говорил о том, что скоро взойдет солнце. Нужно побывать совершенно одному в пустыне, чтобы понять, сколько опасностей скрыто под туманным покровом ночи и какая радость видеть встающее солнце.
— Я отдохну немного, — разбудил Валентин Трантоиль Ланека. — Светает. Кажется, до сих пор все вокруг было спокойно.
— Тс, — прошептал индеец, схватив его за руку. Оба насторожили уши. Послышалось какое-то задушенное рычание.
— Это моя собака! Она подает нам весть! — вскричал в испуге молодой человек. — Господи! Что случилось?
Он бросился на площадку, предводитель за ним. Напрасно смотрели они во все стороны, всюду было по-прежнему тихо. Только прибрежная высокая трава колебалась, точно от легкого ветра. Валентин сначала подумал, что пес обманулся, и уже хотел спуститься вниз, как предводитель схватил его за пояс и почти насильно уложил наземь. Еще мгновение, и Валентина убили бы. Раздались выстрелы, несколько пуль ударилось о площадку, несколько стрел пролетело над головами. Вслед за выстрелами раздался страшный крик — это был военный клич аукасов, которые показались на берегу. Валентин и предводитель выстрелили в толпу. Двое упали. Индейцы скрылись за кустами и в высокой траве.
Снова все затихло, и, если бы не два трупа, оставшиеся на берегу, все происшедшее можно бы принять за сон. Валентин поспешил в пещеру. При звуке выстрелов и крике аукасов донья Розарио проснулась. Видя, что отец ее схватил винтовку и хочет подняться на площадку, она бросилась к нему и умоляла не оставлять ее.
— Батюшка! — вскричала она. — Не уходите, не оставляйте меня!
— Розарита, — отвечал он, — что ты говоришь? Разве я могу оставить друзей, которые спасли меня из плена? Полно, успокойся, милая!
— Правда, — тихо отвечала она. — Простите меня, я так перепугалась, что сама не понимаю, что делаю.
В это время вошел Валентин.
— Не беспокойтесь, дон Тадео, — сказал он, — вы не нужны наверху, напротив, вы нужны здесь. Черные Змеи, наверно, переправятся через реку и будут стараться войти в эту пещеру, о существовании которой они, конечно, знают. По-видимому, одна часть бросится сюда, а другая произведет ложный приступ с той стороны. Останьтесь, пожалуйста, здесь и наблюдайте за их движением.
Валентин сказал правду. Индейцы увидели, что стрельбой с берега ничего не поделаешь, только напрасно потеряешь время и заряды. Поэтому они разделились на два отряда. Один остался на берегу и продолжал перестрелку, чтобы отвлечь внимание неприятеля. Другой, под личным командованием Антинагуэля, отошел шагов на пятьдесят вверх по реке. Там они связали кое-как плоты и пустились вниз по течению, которое несло их прямо на скалу.
Валентин и предводитель, видя, что нечего опасаться тех, кто стрелял с берега, спустились в пещеру. Первой заботой молодого человека было спрятать от выстрелов донью Розарио. В пещере была ниша, и туда отвел он молодую девушку. Затем встал подле своих товарищей, около устроенной накануне баррикады.
Плот с семью или восемью индейцами ударился в это время о скалу. Со страшными криками, потрясая оружием, бросились они к пещере. Но тут их встретили пули. Трое упали. Цезарь бросился вперед и схватил за горло индейца, который взмахнул топором над головой дона Тадео, и задушил его. Новые выстрелы, и снова упали три индейца. Но едва наши друзья успели управиться с этими, как второй, третий, четвертый плот пристали к берегу. Двадцать пять человек против трех. Произошла страшная схватка; друзья наши поневоле должны были отступить за баррикаду. Шесть индейцев было убито и несколько ранено. Валентин тоже получил рану топором в голову. По счастью, он успел уклониться в сторону, и рана была неглубока. У Трантоиль Ланека была разрублена левая рука. Только дон Тадео не был ранен. Теперь предстояло защищаться до последнего дыхания.
Вдруг с берега раздался залп. Несколько индейцев упало.
— Слава Богу! — закричал Валентин. — Это наши друзья поспели к нам на помощь.
Действительно, это были чилийцы. Они бросились в воду и плыли к скале.
Курумила и Луи спешили к тому месту, где оставили своих друзей. Выстрелы заставили их приблизиться к реке. Они тотчас сообразили, что это дерутся их друзья, местность была слишком пустынна, чтоб предположить возможность какой-либо иной схватки.
Индейцы с воем бросились к пещере. Наши друзья защищались отчаянно. Вдруг в пещере раздался крик. Валентин поспешил туда. Вбежав, он увидел, что токи склонился и хочет схватить донью Розарио. Француз бросился на него, токи замахнулся топором, Валентин уклонился и тут же отбил удар винтовкой. Токи и Валентин схватились врукопашную, упали и в борьбе катались по земле. Дон Тадео и Курумила, окруженные врагами, не могли помочь своему другу. Они видели, что подмога спешит к ним, и дрались отчаянно.
Валентин изнемогал. Он подумал уже, что настал его конец, как вдруг почувствовал, что Антинагуэль уже не душит его. Он выкарабкался из-под тела индейца. Перед ним стоял Луи. Антинагуэль, пораженный кинжалом, плавал в крови. Помощь приспела вовремя.
Через два часа наши друзья в сопровождении пеонов, приведенных Луи и Курумилой, отправились в усадьбу де-ла-Палома, куда благополучно прибыли.
Двадцать шестая глава. РАЗЛУКА
Прошло около месяца со времени происшествий, описанных в предыдущих главах. В поместье де-ла-Палома, в небольшом леске из индейских смоковниц, ранним утром сидели друг подле друга два человека. Это были граф Луи и его молочный брат Валентин.
— Послушай, брат, — говорил Валентин, — эта жизнь в усадьбе, которую мы ведем уже около месяца, это ничегонеделанье утомляет меня. Пора покончить с этим. Сказать по правде, жизнь в пустыне, вечные переходы и опасности — все это подействовало на меня благотворно. Мне не сидится здесь, пустыня и леса манят меня. Только тогда я вздохну свободно, когда выйду отсюда и пойду куда глаза глядят. Я решил стать охотником и всю жизнь бродить в лесах и пустыне. А ты? Тебе, может быть, нравится жить здесь, в усадьбе?
— Твой план заманчив, — покачал головой Луи, — но я…
— Но ты не желаешь ему последовать? — улыбнулся Валентин. — Как знаешь. Что до меня, то я сегодня же прощусь с доном Тадео.
— Я отправлюсь с тобою, — сказал Луи. В это время раздался звонок.
В испано-американских землях каждое утро в восемь часов в усадьбе раздается звон, созывающий всех, до последнего пеона, на общий завтрак. Это час общего собрания, когда отдаются приказания, сообщаются различные вести. При первых звуках колокола дон Тадео вышел в залу и сел за стол. Донья Розарио встала подле него и приветствовала всех приходящих улыбкой или ласковым словом. Последними вошли французы. Дон Тадео пожал им руки и начал читать молитву. После завтрака все слуги разошлись. В комнате остались только хозяин с дочерью и два гостя. Подали мате27. Все молчали. Французы, видимо, хотели объясниться с доном Тадео насчет своего отъезда, но не знали, с чего начать. Наконец Валентин сказал:
— Ну, дон Тадео, какой ответ вы пошлете дону Грегорио?
— Очень простой. Я намерен навсегда отказаться от общественных дел и мирно поселиться в своей гасиенде. Я отказываюсь от президентства, которое он уступает мне, и остаюсь с моей дочерью.
— А когда вы пошлете этот ответ?
— Сегодня, письмо уже готово. Но почему вы так интересуетесь этим делом?
— По очень простой причине: мы загостились у вас, и вот представляется случай отправиться и вместе с тем отблагодарить вас за гостеприимство, — отвечал Валентин.
— И вы, дон Луис, также намерены оставить нас? — спросил дон Тадео.
— Да, — прошептал граф.
Донья Розарио быстро встала и вышла из комнаты.
— И скоро?
— Брат уже распорядился насчет лошадей, — отвечал Луи. — Курумила привел их сегодня перед завтраком. Мы думали отправиться сейчас же.
— Жаль, — печально отвечал дон Тадео.
— Поверьте, — продолжал граф, — мы никогда не забудем времени, проведенного с вами, того счастия…
— Это было счастье для меня, — перебил дон Тадео, — и я, сказать по правде, не вижу причины, почему вы хотите оставить нас.
— Это необходимо, — пробормотал Луи.
— Не понимаю. Быть может, я как-нибудь неумышленно оскорбил вас или мое общество тяготит вас, — с оттенком желчи сказал дон Тадео.
— Помилуйте! — вскричал Луи.
— А я думал иначе, — продолжал хозяин. — Я полагал, что вы оба останетесь навсегда моими гостями. Особенно я надеялся на вас, дон Луис, я думал, что Розарита…
В это время снова вошла донья Розарио. Ее появление решило судьбу Луи. Дело разъяснилось весьма скоро, намек дона Тадео помог в этом. Счастливый отец благословил свою дочь. Через месяц была назначена свадьба.
Валентин тоже был счастлив счастьем своего брата.
— Ну, — весело сказал он, поздравив жениха и невесту, — теперь мне одному придется ехать с письмом к дону Грегорио.
— О, вы не поедете, — ласково сказала донья Розарио. — Останьтесь с нами, Валентин. Мы вас не отпустим.
Письмо было отправлено с гонцом. Валентин остался, но ненадолго. Он говорил правду, что скучает в усадьбе. Леса и степи действительно манили его. При этом он чувствовал себя лишним в семействе дона Тадео. Однако он знал, что его не отпустят, и решил уехать тайком. Да и в самом деле, что ему делать в усадьбе? Луи, который был на его попечении вследствие завещания старого графа, теперь вполне устроен. И всю жизнь проживет припеваючи со своей молодою женою.