Великий путь из варяг в греки — страница 33 из 49

Но если принять эту версию, она говорит тогда о том, что условия плавания от Ладоги до Невы были настолько тяжелыми, что новгородцы не рассчитывали быстро успеть туда в случае нападения с моря шведского флота.

Да, еще одно замечание: в 1240 году шведское войско стояло, прилично не дойдя до Ивановских порогов. Причем некоторые исследователи последних времен удивляются: и чего это шведы остановились и стояли тут несколько дней? Даже шатры на берегу разбили. Что бы им не пойти сразу на Ладогу? Автор парадоксальной книжки «Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище?» Александр Несторенко даже на основании этого делает вывод, что к речке Ижоре приплыло никакое не войско, а караван шведских купцов, который разграбил молодой Александр. Войску-де незачем было столько стоять! Но, может быть, все дело как раз в том, что оно не могло преодолеть Ивановские пороги и ждало, к примеру, встречного сильного ветра?

А князь Александр Ярославич пошел на шведов, если верить традиционной версии, на конях, лесами и болотами, а не по воде. Хотя по воде мог бы вроде перебросить побольше людей. Но у русских на Ижоре, точно, лодей не было, иначе они наверняка напали бы на шведский флот и с реки. Ан, не было этого!

Ну и, наконец, уже в XVII веке (1634 год) немецкий ученый Адам Олеарий едет в Москву с голштинским посольством как раз по интересующему нас участку пути «из варяг в греки»[210]. Прибывает по суше из Нарвы в Ниеншанц (новую шведскую крепость на Неве), потом в Нотебург (Орешек). Оттуда до Новгорода посольство идет водой. Причем делает оно это на множестве гребных лодок, да и то преодолевая каждый отрезок пути в несколько приемов. И, прошу заметить, первый раз Олеарий упоминает лодки среди средств передвижения посольства только при отбытии из Нотебурга: «…мы на 7 ладьях поехали в путь через Ладожское озеро»[211]. До этого же гольштинское посольство путешествует сушей, несмотря даже на то, что автор путевых заметок и называет современную ему Неву «судоходной водой».

Нет, еще раз: я ничего не утверждаю. Но мне хотелось бы все же услышать внятный ответ: как проходили плывущие «из варяг в греки» купцы и воины Ивановские пороги? Пока на этот вопрос ответ не дан, можно смело изобретать любые гипотезы, и они не будут менее вероятными, чем драккары, развивавшие восемь узлов на веслах. И еще: ну, почему же все-таки в германских языках Нева именовалась «новой»?! Между прочим, B. К. Тредиаковский еще в XVHI веке пытался доказать, что Нева и в русском языке — не от финского то ли «болото», то ли от «небольшой порог», «река с быстрым течением» (есть две версии), а от «нова». Над ним тогда посмеялись, а может, зря?

Б. Ладожское озеро

«Ладожское озеро (Ладога, Нево — в летописях Нестора), самое значительное из европейских озер, в Европейской России, между Финляндией и губерниями С.-Петербургской и Олонецкой. Форма Л. оз. — овал, вытянутый с СЗ к ЮВ; длина 194,5 версты, ширина до 122,5 версты; площадь 15 820 квадратных верст… Глубина Л. оз. значительна: средняя — 23 сажени; наиболее глубокие места в северной части (до 125 саж.); южная часть мелководна — Кошкинский рейд у истоков Невы имеет глубину в 4–7 футов»[212].

Самое крупное озеро в Европе не зря в древности называли морем. По крайней мере шторма на нем бывают — о-го-го. К примеру, во время шторма 18 ноября 2005 года высота волн достигала, по официальным сообщениям, трех метров. И нынешним-то судам приходится несладко.

— А древние плавали вдоль берега, так что им было все равно, — возразили мне как-то на мои реплики относительно бурного нрава «моря Нево».

Так, дорогие мои, в том-то и дело, что как раз южная Ладога, особенно огромная бухта Петрокрепость — самое неприятное место на всем озере! Ветра здесь по преимуществу дуют с северных направлений. Они гонят волну с глубин на мелководье. Соответственно, высота волны растет. И серьезно, если учесть, что вне бухты глубина раза в два-три больше. С разгона ударившись о берег, волна отбрасывается назад. В результате в бухте возникает толчея волн, самый настоящий кипящий котел. Кстати, именно в этом котле гибли во время Второй мировой суда, переправлявшие людей из осажденного Ленинграда. Дорога-то жизни проходит как раз через бухту Петрокрепость.

— Ладога — единственное известное мне место, где судоводители не любят южную часть акватории. Везде хуже дело обстоит на севере, а в Ладоге наоборот, — всегда говорил мне отец, в шестидесятых годах прошлого века ходивший на разъездном теплоходе начальника Северо-Западного речного пароходства по всем рекам и озерам региона. — Поэтому мы шли либо сразу по фарватеру на Свирь, либо по Круголадожскому каналу. Что нам у южных берегов с их мелями было делать?

Да, уж, на мелководье, при песчаном дне, не так чтобы трудно сесть на мель. Любой серьезный шторм может изменить рельеф дна. К тому же год от года уровень воды в Ладожском озере может меняться на 1,5–2 метра в ту или иную сторону. Плюс, как свидетельствуют специалисты, при сгонном (южном) ветре уровень воды может понизиться на 30–50 сантиметров, а высота волны составить до полуметра. При нагонных (северных) ветрах, правда, повышение уровня воды способно составить 90 сантиметров, так что это должно компенсировать еще большую, чем при южных ветрах, высоту волны. Но все равно лучше здесь не плавать.

Что касается любимого многими историками вытаскивания кораблей на берег при угрозе шторма, то люди эти явно не ходили вдоль южного берега Ладоги. И даже на карту внимательно не смотрели. Иначе бы знали, что там сплошные болота, да еще во многих местах отделенные от воды узкими песчаными косами. Если на такой берег вытащишь суда, спихнуть их потом с него в воду будет нелегко. Так же, как и найти сухую стоянку.

Вот что говорит относительно условий плавания по южной Ладоге Петр Сорокин. В июле 2002 года он ходил по Ладожскому озеру с научно-исследовательской экспедицией «Древности Ладоги». Причем путешествовали ученые на «Славии», копии древнерусской ладьи.

В результате путешествия историк пришел к следующим выводам: «В мелководной южной части озера, за исключением устьев крупных рек, укрытий от штормов нет. Мелководные прибрежные воды, а также Каредежская коса, Стороженецкий и Волховский рифы, на много километров выдающиеся в озеро со стороны южного берега и перерезающие кратчайшие водные пути от истоков Невы к устьям Волхова, Сяси и Свири, делают плавание здесь чрезвычайно опасным. В этих условиях характерное для Ладоги быстрое изменение погоды, когда в течение нескольких часов может разыграться сильный шторм с короткими захлестывающими волнами, приводило и приводит к гибели здесь многих судов».

По словам П. Сорокина, именно в южной Ладоге экспедиция столкнулась с наибольшими сложностями, выдержав целую череду штормов и аварий. Особенно опасным участком был Стороженецкий риф, где шторм продолжался 4 дня и существовала угроза сноса ладьи в открытое озеро. Далее — в нескольких километрах от устья реки Сяси во время сильного шквала ладья была выброшена нагонной волной далеко на прибрежную мель. Для возвращения на глубокую воду потребовалась ее полная разгрузка. В условиях ночного плавания под парусом при сильном попутном ветре ладья налетела на каменный риф у окончания Каредежской косы, в результате чего был сорван руль и потеряно управление судном.

Вот условия плавания в северной Ладоге Петр Сорокин оценивает значительно выше. По его мнению, «Северная Ладога с ее изрезанными берегами и многочисленными островными архипелагами, защищающими суда от непогоды, по своим навигационным условиям напоминает Фенноскандию»[213]. То есть как раз там, где проходит путь с Вуоксы на Свирь и дальше — на восток и север, для скандинавов были привычные условия плавания. А на юге было множество проблем. Так зачем же им было лезть в южную Ладогу?

Между прочим, почему-то сторонникам того, что по южной Ладоге плавать легко, не приходит на ум вопрос: зачем же тогда Петр I затеялся строить так называемый Староладожский канал? А еще позже был построен и Новоладожский. Ответ же прост: если военные парусные корабли через Ладожское озеро еще пройти могли, то торговые суда и баржи там благополучно тонули или садились на мель. Пришлось искать обходные пути. «Староладожский канал был прорыт по указанию Петра I в 1730 г. на некотором удалении от береговой полосы озера, между реками Волхов и Нева, Он стал частью Вышневолоцкого водного пути, вступившего в строй в 1709 г. Сооружение его было вызвано тем, что Ладожское озеро часто штормило и многие речные суда терпели аварии. Вторая часть канала, которая тянется в обход Ладожского озера, между реками Волхов и Сясь, была построена в 1766–1802 гг. А третью — от устья Сясь до устья реки Свирь — построили в 1802–1810 гг. вместе с Мариинской системой. Взамен обмелевшего Староладожского канала спустя несколько десятилетий (в 1866–1883 гг.) были прорыты новые каналы, получившие название Новоладожского канала»[214]. О том же — значительно более древние Брокгауз и Ефрон: «Вдоль южного берега оз. между реками Свирью и Невою прорыто 6 каналов (старые: имп. Петра I, Екатерины II, Александра I; новые: имп. Александра II, Марии Федоровны и Александра III), с целью избежать плавания по озеру речных судов… Грузы, отправляемые в Петербург из русских рек по Волхову, Сяси и Свири, главным образом, идут обходными каналами».

Да что там, сам Петр в 1718 году в указе о строительстве канала вдоль южного берега Ладоги писал: «Какой великий убыток по вся годы чинится на Ладожском озере, что одним сим летом с тысячу судов пропало, а с начала строения сего места более 10 тысяч»[215]