Ксу хватает за руку:
– Что ты мешкаешь? Показывай!
Легко сказать «мешкаешь» тому, кто день и ночь видит перед собой Владыку Поднебесной, а когда ты впервые лицезришь живое воплощение Неба, не только дар речи потеряешь, но, и чего доброго, жизнь. Так и случилось с дедушкой Ли. Как лежал он ниц перед порогом трона, так и остался лежать с разорванным сердцем, когда все уже было закончено. Но пока никому в зале не было дела до жалких крестьян, затаивших дыхание и не смеющих поднять свои лица. Все внимание приковано к юным князьям, готовым провалиться сквозь землю перед гневом Сына Неба. Палец Ли – как перст божий! Вот один, два, уже трое… Перед императором стоят пять молодых людей – от девятнадцати до тридцати лет.
– Кто из них твой хозяин?
Ли показывает на одного из заговорщиков, которые молчат, не смея взглянуть на императора.
– Спасибо, – ласково произносит Уди, – я хоть и знал это, но правда в зале, где три десятка лжецов, похожа на пение соловья… – юный император задумывается и после долгой паузы, громко, чтобы все слышали, произносит: – Итак, я знаю, что эти пятеро – далеко не все! Что есть еще… Но боги выбирали вас глазами Ли, а значит, тем, кто сегодня спасся, я лично даю второй шанс. Третьего не будет!
Император Уди превозносил Конфуция и помнил, как однажды его предшественник, император первой династии Цинь Шихуанди, велел живьем закопать четыреста шестьдесят последователей великого учителя Срединной империи. Поэтому император не любил бессмысленные казни и, чтя заветы своего деда, основателя новой династии Хань, свел телесные наказания к минимуму, но совсем отказаться от казней он не мог. К тому же раскрытый заговор больно ударил по самолюбию молодого владыки, считавшего себя заботливым отцом Отечества и предательство почитавшего тягчайшим грехом. Те, кто не любит Отца, должны бояться!
По знаку императора в зале появляются палачи с большими мешками, из которых достают деревянные гвозди – размером со среднюю булавку. Их заостренные концы мажут в коричневатого цвета порошке.
– Иди сюда! – зовет Уди солдата. – Мне нужны твои руки. Знаешь, что надо делать? – Ли непонимающе мотает головой. – Это сера! – показывает на порошок император. – Гвозди попадают в тело и за счет подкожного жира медленно и очень красиво горят. Люди светятся изнутри! Сегодня эта пятерка поработает дворцовым освещением. Как тебе? – Ли пытается улыбаться, но страх парализует его мимику. – Давай, поработай! Вот же твой хозяин… Трусливый хозяин. Не смог убить императора, так пусть хоть послужит напоследок…
Уди машет рукой. Подручные быстро и ловко привязывают приговоренных к бамбуковым шестам, укрепленным на каменной основе, и втыкают в кожу деревянные гвозди-булавки. Хозяин Ли вырывается из рук палача и ползет, рыдая, к императору. Под ним разливается лужа мочи.
– Умоляю Сына Неба о пощаде!
Стража молниеносно оттаскивает предателя к шесту, но Уди подает знак. Император хочет поиграть с предателем, как кошка с мышкой.
– Ты опять испугался? Зачем мне тебя щадить? Что ты можешь сделать, если не имеешь понятия о чести?
– Что угодно… Только оставьте жизнь! – визжит юноша, потерявший от страха человеческий облик.
– Даже готов стать палачом своих товарищей? – вкрадчиво спрашивает Уди.
– Да, да… Даже палачом! – кричит хозяин Ли.
Уди едва заметно кивает – стража ставит отступника рядом с приговоренными, которые молча, с ненавистью смотрят на предателя. Хозяин Ли судорожно срывает с них халаты и вбивает булавки в обнаженные тела, потом дрожащей рукой поджигает. Четыре человека становятся похожими на расцвеченные огоньками елки – гвозди горят медленно и доставляют людям мучительную боль. Тронный зал наполняется криками и стонами.
– Если Ван Куй опирается на таких людей, он не страшен! – вернувшийся на трон Уди с брезгливостью разглядывает суетящегося хозяина Ли.
– Завтра же едем! – объявляет свою волю император.
– Что с этими? – верный Ксу уже, как обычно, за правым плечом своего владыки.
– Факелы выставить над городскими воротами – как раз до рассвета хватит… Ли поедет с нами. А этому… перерезать глотку, как псу, и выкинуть в ров! – жестко решает Уди, показывая на хозяина Ли. – Рожденный мокрым гореть не может!
Глава 22Игрушка в чужих руках
Пергам, столица провинции Азия
Охотясь, пантера не загоняет свою добычу, как волки. Она тихо и незаметно подкрадывается к добыче или, устроив засаду, терпеливо ожидает жертву в укрытии, чтобы потом сделать единственный роковой бросок.
Словно хищная красивая самка, притаившись на верхней веранде дворца в тени мраморной ротонды, увитой плющом, Клеопатра наблюдает за новой жертвой – армянским царем Артаваздом.
Отец Артавазда, воспользовавшись войной между Селевкидами и Римом, объявил себя основателем первой армянской династии и в наследство сыну оставил уже Великую Армению. Но вместе с сильным государством Артавазд получил и могущественного врага – Парфию.
Молодой, красивый, бездетный царь – идеальная партия, когда она станет вдовой и единовластной правительницей Селевкидской империи. Объединив ее с Арменией, можно заявить права и на трон Египта. Наследница Александра Великого! От этих сладких мыслей у Клеопатры кружится голова.
Затаив дыхание, царица жадно ловит разговор армянского царя со своим мужем. К ее досаде, молодые люди удивительно быстро сблизились и стали неразлучны.
– Ты счастлив, что убийца твоего брата наказан?
«Легкая хрипотца в голосе очень подходит армянскому царю», – про себя отмечает Клеопатра.
– Возмездие было неотвратимо… – пафос мужа заставляет женщину беззвучно рассмеяться. – Жаль, что не этой рукой! – Антиох крепко сжимает правую кисть. – Но теперь очередь Фраата!
Артавазд перехватывает руку Антиоха и жмет ее.
– Ты достаточно силен, Антиох!
– Яя?.. – Антиох от неожиданности заикается.
– Ты! – подтверждает Артавазд. – Знаешь, я с детства восхищался подвигами Александра и его военачальника Селевка Никатора и всегда мечтал познакомиться с их потомками… И вот я здесь! С тобой, чтобы разделить славу! Это как сон!
– Сон? – по-прежнему неуверенно произносит Антиох.
Клеопатра язвительно хмыкает.
– Кто составит компанию и поборется на руках? За победу плачу денарий! – оглядывается Артавазд на группу воинов, в которой выделяется рослый бородатый солдат с массивными бицепсами. Солдат самодовольно улыбается, глядя на Артавазда, который выглядит раза в два меньше. Армянский царь жестом приглашает воина за невысокий стол и встает на одно колено, вытягивая руку. Солдат устраивается рядом. Клеопатра раздвигает листву и вытягивает шею, чтобы разглядеть происходящее. Ладонь Артавазда скрывается в огромной лапище солдата.
– Антиох, командуй! – ослепительно улыбается Артавазд.
– Да… Да… Начали! – растерянно бормочет грек.
Хмыкнув, солдат давит влево, не сомневаясь в победе, и… Рука царя нисколько не дрогнула. Лицо противника багровеет, огромные мышцы взбугрились, бородач пытается давить уже всем телом, но Артавазд, впившись в него взглядом, хладнокровно сдерживает бешеный натиск. И вдруг неуловимым движением кисти опрокидывает могучую руку на стол. Солдаты восхищенно гудят. Великан хватается за потянутые мышцы и, получив обещанную награду, виновато отходит в сторону. Глаза Клеопатры сузились, она в волнении проводит по бедрам взмокшими от прилива крови ладонями.
– Отец учил меня: сила не в размерах и величии, она – вот здесь! – обращаясь к Антиоху, показывает на глаза Артавазд.
– Она в глазах? – переспрашивает Антиох.
Артавазд смеется.
– В духе воина! Глаза – это лишь зеркало… А теперь давай ты!
– Я? – Антиох делает шаг назад. – Нет. Ты что! Я не буду!
– Есть еще желающий денарий? – обращается к солдатам Артавазд. Молодой крепкий воин молча садится за стол и внимательно смотрит на Артавазда.
– Запоминай, Антиох! – напутствует Артавазд друга. – Свою силу нужно пробовать. Как ты можешь понять мир вокруг, если борешься с собой, а не с ним? – Антиох растерянно смотрит на Артавазда и вытягивает руку. Армянский царь ударяет по сцепке кистей – Антиох хаотично давит, пытаясь скорее закончить схватку.
– Нет, не так… Не так… – слушает слова товарища сирийский царь и ослабляет хватку. – Дай ему зайти на свою территорию, дай почувствовать вкус победы, а затем опрокинь и преврати мед в полынь! – солдат начинает атаковать, Антиох весь взмок, стоя на колене с выпученными глазами и набухшими венами. – А теперь жми, Селевкид! – Азартный крик Артавазда заставляет Клеопатру трепетать! – Жми, как твой великий предок громил индийцев в битве при Гидаспе! Давай! – Антиох рычит от напряжения. Солдат силится, но не может остановить медленно, но верно повергающую его руку.
– Да! – вскакивает Антиох и радуется, как ребенок, прыгая на месте.
Клеопатра откидывается на скамейке и слизывает кровь с прокушенной от напряжения губы. Охота началась!
Гористые окрестности Пергама оглашаются гудением труб и лаем собак. Рабы и слуги загоняют косуль и зайцев. Римский наместник решил развлечь гостей охотой. Увлеченный погоней Антиох, следуя за Эвергетом и самим Сципионом, достает из-за спины короткий дротик, предвкушая добычу. Его жена нацелена совсем на другой трофей. Клеопатра замечает, что Артавазд чуть отстал от группы, и, резко остановив коня, присаживается на поваленное дерево, бросив повод удивленным служанкам.
– Что вылупились? – грубо кричит она на девушек. – Немедленно позовите сюда царя Артавазда! Его! Только его! – Одна из служанок срывается с места, вторая остается с Клеопатрой. – Как только царь появится, вы сразу удалитесь! – инструктирует ее царица и моментально меняет мимику, изображая на лице страдания.
Атавазд на ходу спрыгивает с коня.
– Царица! Что случилось?
Клеопатра морщится от боли, ожидая, пока служанки исчезнут.