Но почему так печет глаза? Ведь пожар остался там, позади… И почему так хочется пить? Зачем они уехали от воды, не напившись?
Заряна открывает глаза. И тут же с силой закрывает вновь. Полуденное солнце сейчас прожжет веки насквозь. Если бы она смогла смотреть прямо на солнце, то увидела бы орла, парящего так высоко, что, кажется, раскаленные лучи должны сжечь безумную птицу. Но человек не может смотреть на солнце. Гелиос согревает человека своим теплом, но запрещает смотреть ему в лицо. Разве что лишь в тот редкий миг, когда он прячется за бледным ликом холодной Селены. Заряна пытается отвернуться, и боль пронзает все ее тело. С запекшихся губ срывается стон.
Что бы сказал орел, если бы услышал этот стон? Но орел не слышит. Слишком высоко оторвался он от земли. Зато орел отлично видит. Он видит все – от скользящих по голубой глади Гирканского моря пирог до зеленых пальм Маргианского оазиса, дарящих свою тень усталым путникам.
Видит он и путников, вступивших в неравную схватку с Гелиосом в каменистом безжизненном ущелье. Обливаясь потом, чернокожий гигант тянет две жердины, покрытые окровавленной шкурой, на которой в бреду мечется рыжеволосая девушка, с головы до ног покрытая кровавой коростой. Медные волосы перепутались с жесткой щетиной ее ложа. Лямка удавкой впилась гиганту в грудь – тяжело тянуть ношу, когда к ней собственными руками привязан якорь, который так и норовит зацепиться то об острый камень на тропе, то о торчащий сбоку корень. Огромная голова монстра с саблезубым оскалом и черным прикушенным языком волочится за носилками, превращая и без того нелегкий путь в сизифов труд.
Услышав стон, Сальвий бросает лямку и подходит к девушке, наклоняясь над ней. Заряна осторожно открывает глаза. Теперь в них больше не бьет солнце, нубиец спрятал ее лицо в своей огромной тени.
– Это хорошо… – произносит Сальвий заботливо. – Хорошо, что глаза открыла, значит, боги не утащат твой дух…
Заряна долго откашливается, чтобы ответить.
– Обойдутся!
– А еще шутишь! Совсем хорошо! – улыбается нубиец.
– Где Марк?
– Этот ублюдок отправился на тот свет, чтобы напугать Аида… – в сердцах сплевывает Сальвий. – Только ему нечем будет подать монету Харону. Бестия изуродовала его, но так и надо… Он убил бы нас – сам сказал!
Атей! Мысль о брате молнией вспыхивает в мозгу сарматки и уносится прочь. «Сейчас главное – выжить, а с остальным разберемся потом», – превозмогая боль, косится на свое разорванное плечо Заряна.
– Как тебе удалось?
– Тише, тише… – гигант осторожно гладит девушку по голове. – Это зелье дали люди с Острова «ночных духов».
– Это которые с человеческими руками?
– Да. Они, – мечтательно улыбается Сальвий. – Это волшебное место. Зеленый остров посреди синего океана… Я мечтаю вернуться туда и там умереть…
– Пить, – облизывает сухие губы девушка.
Сальвий смущенно разводит руками.
– Вода закончилась. Последние два дня я почти не расходовал, и даже намека на реку нет… Надежда на утреннюю росу…
– Оставь росу латинским богам, – хрипло перебивает Заряна. – Мне нужна кровь. Животное, птица… Кто угодно…
– Боги, как я устал от крови за эти дни! – вздыхает чернокожий разбойник.
Спустя час Сальвий выпускает последнюю стрелу в пасущихся на склоне горных коз и в ярости разбивает бесполезный лук. Похоже, попасть он может лишь с расстояния вытянутой руки, да и то в цель не меньше проклятого гишу, – уныло размышляет нубиец, сооружая из ремня подобие пращи. Да и когда ему было упражняться в стрельбе из лука? Оружие гладиатора – это меч! Сальвий закладывает в ременную петлю круглый камень размером с крупное куриное яйцо. Рядом на земле лежат еще несколько приготовленных камней.
– Самые опасные люди на свете – это пращники, – бурчит под нос бывший раб. – Ты так говорил, старый ублюдок… Где ты сейчас? Сдох давно и похоронен с почестями? Скорее всего. Если ты слышишь меня и по-прежнему мой ланиста, не подведи руку!
Сальвий резко высовывается из засады и, не прицеливаясь, с силой выпускает камень, который улетает куда-то в сторону, а животные быстро разбегаются.
– Не лучше стрелы! – плюхается обратно нубиец. – Да кого я прошу! Всю жизнь мы были для тебя как эти проклятые козы. Кровь мою пил!
Даже спустя десять лет Сальвий не мог без содрогания вспоминать о Магоне – ланисте из Энны. Магон был балеарским пиратом, захваченным в плен и сумевшим не только избежать креста, но и стать вольноотпущенником, а в дальнейшем – ланистой одной из крупнейших гладиаторских школ. Кнутом и палкой вбил он в Сальвия искусство выживать. Под впечатлением от его рассказов нубиец и подался в пираты, когда восставшие рабы провозгласили Евна царем. У Евна были свои планы на победу, а у сметливого юного нубийца – свои. И вот Евн давно казнен, а он – еще трепыхается!
Сальвий выглядывает и видит коз, которые вернулись на исходные позиции и продолжают пощипывать траву как ни в чем не бывало.
– Так, значит? Издеваешься надо мной!
«Я бы размозжил твою тупую черную башку этим камнем, – звучит в ушах насмешливый голос Магона, – вспомни, как я учил тебя обращаться с пращой! Хороший пращник на расстоянии стадия быка может убить, не то что говенную козу. Ну же, помет черного барана!»
Стиснув зубы, Сальвий тянется к камню и кидает, вложив в бросок всю свою ярость: на ланисту, на сдохшего критского наемника, на сарматскую бабу, которая жаждет крови, на коз!.. И – о чудо!.. Снаряд настигает жертву – одна из коз срывается со склона и падает в неглубокое ущелье. С безумными глазами Сальвий скачет вниз по горному склону.
– Значит, сдох все-таки… А я чувствую твое дыхание, сукин ты сын. Как всегда, зловонное, с редькой и чесноком. Я думал, это смерть, а нет – ланиста Магон, воспитатель лучших гладиаторов Рима! Прости, не получился из меня лучший, но козу на ужин прибить все-таки могу! Будет тебе кровь, принцесса, сколько пожелаешь…
Увлеченный поиском добычи, Сальвий совсем не смотрит по сторонам и сам становится жертвой. Крепкий аркан из конского волоса перехватывает могучую шею нубийца и валит его с ног. Мгновение – и пират хрипит и задыхается, распластанный на земле и придавленный тремя парами рук. Нога в высоком кожаном сапоге, отделанном серебряными пряжками, наступает ему на горло.
Люди в пластинчатых кольчугах внимательно рассматривают чернокожего мужчину в разодранной одежде и что-то живо комментируют на незнакомом языке. Наконец сапог решает отпустить горло. Сальвий жадно ловит воздух, вытаращив глаза на воинов в необычной форме, – раньше ему не доводилось встречаться с парфянскими кавалеристами.
Пока новый правитель Маргианы отсутствует, его люди решили обследовать близлежащие окрестности. И какая удача, сразу поймали дэва! «Есть чем удивить Галикеша, и, возможно, это шанс стать комендантом города», – предвкушает свое новое назначение Сантухт – розовощекий крепыш из клана Гью, который прибыл сюда вместе с сатрапом и уже успел вырядиться в доспехи катафрактов.
– Кто вы такие? – откашливается Сальвий.
– Дэвы говорят по-гречески? Или ты сам Ахриман? – удивленно отвечает Сантухт.
– Боги, я не знаю ничего из того, что ты сказал… – вращает глазами поверженный нубиец.
– Дэвы выходят на охоту по вечерам и гоняются за козлами! Это знают даже дети малые! Или ты отрицаешь, что убил его взглядом? – наклоняется Сантухт над поверженным гигантом, кивая на убитую козу.
– Камнем из пращи… Я убил его камнем! – пытается исправить недоразумение нубиец.
Сантухт присаживается на колени, быстро достает нож и проводит им по плечу Сальвия.
– Ай! Ты что творишь? – вскрикивает пират, но парфянин, не обращая на его протесты внимания, сосредоточенно пробует кровь на вкус:
– Странно… Кровь как кровь. Говорят, у дэвов она сладкая, как вино!
– Тут все меня считают этими твоими дэвами или духами, но поверь, я просто человек с такой кожей! На юге сотни тысяч таких! – возмущается Сальвий.
– Сотни тысяч? – хмурится Сантухт. – И они готовы напасть на царство Ахура-Мазды?
– Нет же! Они готовы есть коз, потому что подыхают с голода!
Но на парфян ирония нубийца не действует.
– Ладно… – Сантухт хватает нож. – Пожалуй, принесу твою голову в храм.
– Гишу! – умоляюще вскидывает руку Сальвий.
Сантухт замирает на месте.
– Так ты заодно с гишу?
– Нет, не заодно. Я убил его!
Сантухт отводит нож и переводит ответ своим товарищам, что вызывает прилив веселья.
– Твое имя не Геракл? – ухмыляется Сантухт.
– Да. Пусть лучше так… – сглатывает Сальвий, пытаясь ослабить удавку на шее.
– Лживые греки… Как же вы смешны… – Сантухт поднимает Сальвия за шкирку и унизительно пинает. – Веди нас к гишу, Геракл!
Соратники Сантухта звонко хохочут.
– Больше не смешно? – пренебрежительно спрашивает Сальвий, искоса наблюдая, с каким благоговейным ужасом парфяне рассматривают и ощупывают шкуру монстра, а один, присев над массивным черепом, меряет клык – двух ладоней не хватает, чтобы накрыть его целиком, на полпальца торчит сверху.
Сантухт достает флягу с вином и, порядочно отхлебнув, уважительно предлагает Сальвию. Пират жадно поглощает жидкость, потом, спохватившись, подает Заряне, но сарматка, пригубив, выплевывает вино.
– Проклятие, я же просила кровь!
Потрясенные парфяне испуганно смотрят на пришельцев.
– Да кто вы такие? – восклицает Сантухт. – Сколько людей погибло, пытаясь найти зверя… Смертный не мог убить гишу. Говорят, что это пес Ахримана, а тот, кто убьет его, – великий человек…
– Ты ведь знаешь, что Геракл вознесся на небо и часто спускается на землю, меняя обличия? – с пафосом произносит чернокожий гигант. Сантухт отрицательно трясет головой. – Это, конечно, не немейский лев, – пинает голову зверя Сальвий, – но было тяжело…
– Что ты несешь? – перебивает его Заряна, отрываясь от глиняной плошки, куда мужчины нацедили кровь убитой козы, и с трудом