– И почему?
– Потому что Пергам живет своей жизнью и не чувствует бремени, – Сципион улыбается, достает монету и дает ее уличному торговцу, перекидываясь с ним на местном наречии и беря несколько крупных груш, одну он протягивает Сулле. – Советую продолжать в том же духе. Иначе сработает первый закон Азии!
Новый наместник разглядывает плод, а потом впивается в сочную мякоть зубами.
– Ты мудрый, Сципион, но удивительно хитрый. Не ты ли в сенате выступал против шелка, а здесь, я слышал, целую экспедицию снарядил на Восток? – слизывает сладкий нектар с губ Сулла.
– Один наемник и два раба? Что еще тебе поведали на Капитолийском холме?
– У них нет подробностей… – пожимает плечами Сулла. – Но говорили, что ты подобен Янусу.
– Поэтому меня отозвали? – тяжело вздыхает Сципион. – Занятно… Скажу тебе, что голуби вернулись. Что-то случилось. Скорее всего, люди погибли…
– А этот сармат, который у тебя в услужении… Мне уже рассказали его историю. Почему ты приблизил его к себе? Потому что он сын какого-то там вождя? – грубо смеется Сулла. – Дикий принц?
– Дикий принц… Поэтично… – Сципион испытующе смотрит на Суллу, колеблясь, раскрывать ли ему душу, наконец, помедлив, решается: – Великий Полибий, чья душа сегодня пребывает в Элизиуме, прибыл в Рим в качестве бесправного заложника, но сумел примирить Республику с побежденной Грецией. «Власть порождает знание, а знание есть власть», – говорил он. Его «Всеобщая история», словно солнце, сияет всему римскому миру. Комедиями бывшего раба Теренция Африканского зачитываются все образованные люди. Атей – способный мальчик и, возможно, как и они, еще послужит на пользу Рима… Я возьму сарматского принца с собой!
Сципион аккуратно откусывает кусок груши и тщательно пережевывает, прислушиваясь к своим ощущениям. Удовлетворенный, он не спеша съедает плод до конца.
– Да! И внимательно приглядывай за Клеопатрой Теей. Иногда мне кажется, что это сама богиня раздора Дискордия спустилась с небес.
Глава 27Пурпурная граница
Пурпурная граница – стена между империей Хань и кочевниками хунну
Там, где пролетел пурпурный дракон, повелел император Цинь Шихуанди, следуя за его тенью, воздвигнуть крепостной вал, чтобы навсегда отделить Землю драконов от мира северных кочевников. На десять тысяч ли протянулся каменный барьер, извиваясь, словно великий змей, щедро перемешавший в своем чреве кости рабов, крестьян, солдат, безжалостно брошенных для исполнения железной воли влыдыки Срединной империи. На смену династии Цинь пришла династия Хань, а стена Пурпурной границы все продолжает и продолжает строиться, требуя все новых и новых жертв.
Сегодня молодой император впервые лично прибыл на границу своего царства. Даже двор не был предупрежден об истинной цели путешествия, все, кроме избранных, считали, что владыка отправляется поохотиться на берегах Хуанхэ. Но дичь в урочищах Желтой реки совсем не интересовала Уди, и, когда Сын Неба после стремительного марша внезапно появился в крепости Пинчэн, это вызвало эффект грома среди ясного неба. Генерала Ван Куя, отправившегося в один из своих подозрительных вояжей, нигде не смогли найти, чтобы предупредить о визите императора, чего, собственно, последний и добивался.
Оставив многочисленную свиту внизу, у подножия сторожевой башни, Уди в сопровождении Ксу и нескольких провожатых стоит на Стене и напряженно вглядывается в даль, скрытую следами дыма от многочисленных костров.
– Это же хунну? Что мешает их атаковать? – обращается император к пожилому коменданту гарнизона по имени Циу, лицо которого пересекает багровый шрам, в области глаза прикрытый черной шелковой повязкой.
Циу почтительно кланяется. Он многое может рассказать Сыну Неба о нравах хунну, ведь он начал службу на Пурпурной границе задолго до рождения третьего императора Хань:
– Они как стая волков: стоит нам приблизиться – разбегаются по сторонам. Хунну атакуют только с численным перевесом!
– Но ведь на волка ходят с волкодавами. Не так ли, офицер Циу? – не унимается император. – Почему мы не можем стать такими же охотниками?
– Их лошади быстрее, лучники бьют точнее…
Уди начинает заводиться:
– Офицер, тогда зачем вы здесь? Я с детства слушаю сказки о неуязвимости кочевников! Моя армия хоть что-то может им противопоставить?
Циу сглатывает от волнения, в отчаянии переводя единственный глаз с желтых сапог императора на покрытый серым дымом горизонт.
– Да… Нам нет равных в тактической схватке… Наша тяжелая кавалерия…
– Ты всю жизнь посвятил войне, ты многое видел и много страдал, – прерывает император коменданта, грубо вцепившись в ворот его видавшего виды халата, специально выстиранного и подштопанного для такой важной встречи. – Ну прошу, хватит говорить эти заученные фразы! Скажи мне, глядя в глаза, тебе не надоело унижаться?
Циу медленно поднимает взгляд на императора. Его око, окруженное сеткой густых морщин, влажнеет, готовая сорваться на задубелую от постоянного солнца и ветра щеку слеза набухает.
– Надоело… – шепчет старый солдат и опускает голову, чтобы скрыть свою слабость от владыки.
– Тогда, может, хватит покрывать Ван Куя? – голос Ксу мягок и вкрадчив, словно лесной родник, выбегающий из-под старого пня и сразу же попадающий на мягкую подстилку из мха.
Циу мрачнеет. Голос вновь становится казенно-безжизненным.
– Прошу простить меня, повелитель, но вам лучше лично поговорить с генералом…
Уди устало машет рукой.
– Бесполезно это, Ксу. Чтобы уничтожить сорняк, нужно вырвать корень!
– Собрать людей на площади! Срочно!
По приказу императора, захотевшего осмотреть деревенскую ярмарку, стражники пинками и палками выгоняют оробевших торговцев из повозок и лачужек, притулившихся прямо у крепостной стены Пинчэна. Окруженные воинами, крестьяне испуганно жмутся друг к другу, боясь посмотреть в сторону владыки: кто-то застыл на коленях, а многие вообще пали ниц.
– Если вы посмеете солгать Сыну Неба, вас ждет немедленная казнь! Хочу, чтобы вы осознали это. Правда и только правда! – громко кричит Мю Цзы. Именно этому чиновнику, самому пострадавшему из-за интриг генерала Ван Куя, доверил Уди проводить расследование, связанное с нарушениями на границе.
Крестьяне встречают слова чиновника гробовым молчанием. Император вылезает из ручных носилок, которые держат четверо слуг, и подходит к одному из торговцев – китайцу средних лет с испещренным оспой лицом.
– Не надо бояться! Я тот, кто обеспечивает вашу безопасность и торговлю. Встань и отвечай, – стражник за шиворот помогает оробевшему торговцу встать. – Как вам живется? Часто ли беспокоят хунну? – продолжает Уди.
– Бывает… – крестьянин заикается от страха. – Они как снег или дождь. Разве можно обезопасить себя от осадков?
Уди поворачивается к евнуху:
– Ксу, часто ли торговцы и крестьяне говорят столь изящно? Или мне кажется?
– Мне тоже это подозрительно, повелитель… – соглашается старый слуга.
Уди глазами выбирает в толпе и обращается к пожилому тучному китайцу за пятьдесят:
– А тебе как живется? Как дела идут?
– Все хорошо, господин. Спасибо за заботу и защиту! – бьется лбом о землю тучный.
– Так уж и спасибо? – недоверчиво хмыкает Уди. – А что нападают постоянно и жгут – не страшно совсем?
– Тем, кто осторожен, ничего не грозит. Надо меньше за Стеной ходить. Здесь армия. Здесь спокойно…
– Знаешь, Ксу, – вновь обращается император к верному советнику, – такое ощущение, что мы у стен Чанъаня, а речь не про тысячи хорошо вооруженных врагов, а про мелкие банды разбойников…
– Может, пытать их? – в ответе старого евнуха сквозят скука и равнодушие, столь тонко смешанные с заинтересованностью в происходящем, что даже воспитанник, с детства впитавший сарказм своего слуги, не улавливает его.
– Ты прав. Каждого пятого высечь хорошенько. Потом поговорим еще раз… – дает император распоряжение Мю Цзы, но вдруг его экипажу преграждает путь офицер Циу. Комендант уже успел сменить церемониальный халат на привычные боевые доспехи и теперь чувствует себя куда увереннее, чем утром на Стене. Охрана тут же хватается за оружие, но император жестом повелевает отступить.
– Прошу вас, повелитель! Не надо пыток… Люди не виноваты…
– Вот как? – оживляется Уди. – А кто виноват? Может, ты?
Циу встает с колен и смело вперяет пылающий взгляд единственного глаза в переносицу императора.
– Я… Такие, как я!
Оставив Мю Цзы проводить расследование в гарнизоне, император в сопровождении личной гвардии отправляется за Стену. Старый Ксу, которому не удалось отговорить господина от гибельной затеи, трясется сзади, с неодобрением посматривая на виновника экспедиции одноглазого Циу.
– Лучше один раз увидеть, чем искать кошку на темном дворе! – указывает Циу на кострище и торговые ряды по периметру большой площадки, оборудованной вдоль лесного ручья.
Уди спешивается и осматривается, поднимая с земли кусок кувшина или тарелки.
– Значит, запрещенная под страхом смерти торговля с хунну процветает?
– Да, господин! Здесь купцы со всей страны. Работать очень выгодно… Хунну хорошо платят…
– Сначала грабят, а потом этим же и расплачиваются? Это как же надо не уважать свой народ, чтобы зарабатывать на его боли? – голос императора становится глухим от гнева.
– Попасть сюда очень непросто. Здесь нет случайных купцов… – продолжает комендант.
– И сколько же стоит право стать предателем? – раздается тихий голос Ксу.
Циу пожимает плечами:
– Я не знаю. Я солдат, который выполняет приказы…
– Ван Куя? – перебивает его Уди.
– Да, – склоняет голову офицер.
– Ксу, распорядись подготовить приказ об аресте генерала Ван Куя. Немедленно доставить его в столицу!
Ксу прикладывает руку к сердцу, тонкие усы вокруг дряблого рта топорщатся в улыбке.