– Повелитель, Чжан Цянь выжил десять лет в плену у хунну. Может ли он сгинуть сейчас? Может… Ибо все подвластно богам! Но он верный слуга Сына Неба и сделает все, чтобы выполнить свою миссию. Конфуций оставил нам свою мудрость: «Там, где кончается терпение, начинается выносливость». Если Чжан Цянь не вернется к весне, я готов отправиться на запад с новым посольством.
– Хорошо, Мю Цзы. Мы подождем еще.
Глава 31Полосы на тигриной шкуре
Парфия. Окрестности Маргианского оазиса
Как и предсказал Араш, через несколько дней отряд в пять сотен выступил в сторону парфянской границы. Омид была удивлена просьбой Чжан Цяня взять их в экспедицию, но ханьскому послу удалось убедить царицу – раз уж он забрался так далеко на запад и потратил на это десять лет, лишние два-три месяца ничего не изменят. К тому же он хочет лично насладиться доблестью «серебряных воинов», чтобы во всех деталях передать увиденное своему императору. Хитроумный китаец отдельно польстил и юному царю, и вопрос был решен. Они идут в поход с тохарами!
В походе Тарима словно подменили. Он стал очень серьезен и почти не встречался с гостями, проводя все время в совещаниях с дядей и сотниками. А с разведчиками, возвращающимися из рейдов, и вовсе шептался в одиночку в своем шатре. Араш относился к этому снисходительно и не мешал племяннику «играть в войну», как он это называл.
Улучив благоприятный момент, Араш проводит беглецов через посты охраны.
– Что тебе за это будет? – оглядывается Чжан Цянь на огни лагеря, едва пробивающиеся сквозь туман, укутавший и без того беззвездную ночь. Лошади с обмотанными для бесшумного хода копытами нетерпеливо ждут седоков. С вечера их хорошо накормили и вдоволь напоили, и теперь «небесные скакуны» жаждут простора.
– Думаю, детская истерика и немедленная ссылка в стойбище… – постукивает черенком плетки по сапогу Араш. – Я, кстати, очень надеюсь на это, потому что вылазка обречена на провал.
– Не жалко своих людей? – подает голос хунн.
– Мои люди не пойдут на убой… Тарим развернет лошадей, и это будет единственное верное решение…
– Спасибо!.. – подходит к Арашу Млада. – Ты так много делаешь для нас…
Араш хмурится.
– Я уже намекнул своему хуннскому другу, почему я это делаю. Долг чести считаю исполненным, так что, надеюсь, больше не увидимся! – помогает он девушке сесть в седло.
Больше говорить не о чем. Чжан Цянь и Гань запрыгивают на коней, и троица уносится в темноту.
– Строго на восход. Без колодцев в пустыне не выжить! – догоняет их голос Араша.
Позже Чжан Цянь обдумает, как поступить, но ясно одно: будь Араш царем, Поднебесная обрела бы грозного союзника. Так размышляет ханец, склонившись к луке и дав возможность ханьсюэ ма самому выбирать дорогу. «Сейчас главное – свобода и Млада», – оглядывается лан на любимую, скачущую справа от него.
– Да как ты смел? Я – «серебряный царь», а не ты! Понимаешь это?
– Конечно, царь! – безразлично соглашается сидящий на деревянной скамье Араш, глядя на беснующегося Тарима.
– На что ты вообще рассчитывал? У тебя такое лицо, что тебе все равно… Аа, ты веришь в свою безнаказанность? – догадывается подросток. – Так ведь, дядя?
Араш наигранно растягивает слова:
– Накажи меня! Я заслужил!
Тарим в ярости сжимает кулаки.
– Так… Ты полностью отстранен от управления. Я разжалую тебя в сотники… Нет, в десятники!
– Прикажешь вернуться к царице? – равнодушно кивает Араш.
– С какой это стати? Пойдешь в бой первым. Или ты привык слюну метать, а не стрелы?
Араш поднимается и подходит вплотную к племяннику:
– Разошелся ты, дружок… Десятником, значит, десятником… Но оскорблять не смей!
– Ладно, прости… – отстраняется Тарим. – Я знаю, зачем ты это сделал, дядя. Ты можешь прикрываться своей доблестью и говорить, что щедро благодаришь того хунна за победу над собой, но дело не в этом…
– И в чем же, племянник? – с любопытством спрашивает Араш.
Тарим садится на ковер, скрестив ноги, и с хрустом потягивается.
– Ты привык быть первым, а теперь стал вторым… И это навсегда! Маленький Тарим подрос. Так уж случилось, дядя! Признайся в этом. Хотя бы себе!
Араш задумчиво смотрит на спесивого подростка – а ведь действительно подрос… Совсем недавно он катался на его спине с деревянным мечом, а теперь на полголовы выше и смеет поучать его – воина, только что покорившего целую страну. Причем без всяких сражений, без гибели людей, без крови и страданий. «Надо серьезно поговорить с сестрой», – решает Араш.
– Подрос, да не вырос… Я боюсь, что ты наделаешь ошибок, а это ненужные смерти…
– Но пока ошибаешься ты, мудрый Араш! – насмешливо парирует Тарим. – Ты ведь послал беглецов через черные пески? Так? – Не дождавшись ответа, юноша злорадно сообщает: – Разведчики доложили, что на пять дней пути все колодцы там отравлены. Парфяне ждут нас! – Араш меняется в лице. Теперь Тарим подходит вплотную к дяде и, вбивая каждое слово, победно завершает свою речь: – Надеюсь, тебе хватит времени, чтобы исправить ошибку. Смерть гостей ляжет вечным проклятием на хозяина, нарушившего законы гостеприимства.
Даже парканские кони не могут бесконечно идти под палящим солнцем по раскаленному песку. Им тоже требуется прохлада оазиса. А что говорить о людях. Обессиленные Чжан Цянь, Гань и Млада движутся к линии горизонта, пробираясь по пустыне, поросшей редкими колючками. Огромное пространство залито солнечным зноем – в небе лишь изредка встречаются парящие над маревом стервятники.
– Почему они называют это место черными песками? Когда он так слепит… – ворчит Гань.
– Потому что мысли черные рождает… – пытается шутить Цянь. – Млада, как ты? – участливо смотрит он на девушку. В ответ Млада лишь вымученно улыбается.
– Если это не колодец, значит, я ничего не смыслю в степи, – показывает Гань на стайку низкорослых кустарников. Но беглецы обессилены так, что даже не могут радоваться. – Первым делом – напоить животных, – охотник спрыгивает с лошади. – Млада, ложись пока в тень. А ты помоги! – распоряжается он, но Чжан Цянь едва стоит на ногах: он идет, падает на колени, пытается встать. – Ладно… И ты ползи… Какие вы все тут нежные!
– Почему, Гань? Я сейчас сдохну… Дай нам воды!
– Я же сказал – животные пьют первыми. Так принято в степи… Иначе Тенгри разозлится! – бесстрастно отвечает хунн.
– Какая степь, какой Тенгри?.. – Чжан Цянь пытается что-то добавить, но лишь бессильно машет рукой и ползет в тень раскидистого куста, где свернулась калачиком Млада.
Тем временем Гань достает из колодца чан и наливает воду в желоб, специально приспособленный для лошадей, которые пытаются есть жесткие засохшие листья кустарника, недовольно фыркая. Охотник ласково поглаживает своего коня, говоря что-то на хуннском, как вдруг его взгляд останавливается на трупе птицы рядом, чуть дальше лежит издохшая степная лисица-корсак. По лицу Ганя пробегает рябь тревоги, он бросает лошадь и трогает ногой труп животного, потом осторожно присаживается и разжимает челюсти корсака, замечая в пасти кровь. Гань резко разворачивается и видит, что Чжан Цянь припал к чану – ханец воспользовался моментом и дополз до колодца. Резким движением хунн срывает лук с пояса и посылает стрелу точно в чан, выбивая его из рук лана. По инерции китаец валится на песок, обливаясь водой. В два прыжка Гань оказывается рядом.
– Ты успел отпить?
– Ты что творишь? – злобно огрызается Чжан Цянь. – Совсем рехнулся со своим Тенгри?
– Вода отравлена! – кричит Гань. – Ты пил?
– Да. Немного… – сглатывая, хрипит Чжан Цянь.
Бесцеремонно перевернув товарища на живот, хунн засовывает ему в рот свои грязные пальцы. Чжан Цянь с отвращением пытается сопротивляться, но в следующий миг спазмы сотрясают его тело, выворачивая наизнанку. В рвотных массах Гань видит кровь!
– Млада! Млада! – нервно кричит он.
Девушка приходит в себя и бежит к ним, падая на колени и обхватывая голову Чжан Цяня.
– Что с ним? Он умрет?
– Держи ему голову, чтобы не захлебнулся… – распоряжается Гань и бросается иступлено рубить кустарник.
– Что ты делаешь?
«Может, хунн сошел с ума?» – думает Млада.
– Древесный уголь… Если поможет, то только это… – задыхается Гань, яростно нанося удары. – Ну ты отродье шакала, Араш! Уважение победителя, значит?.. Надеюсь, не увидимся больше… – Через пять минут рядом с колодцем пылает гигантский костер. – Ты свел счеты со мной, негодяй! Послал на смерть! Я вернусь… Клянусь, что вернусь за тобой! – сквозь зубы бормочет Гань, размельчая угольные головешки своим тесаком.
Млада испуганно смотрит на происходящее, поглаживая покрытого испариной Цяня по голове. Гань заталкивает измельченный уголь в рот Чжан Цяню и выливает остатки воды из фляжки. Китаец судорожно глотает, закатывает глаза и проваливается в потусторонний мир.
Император Уди сидит на корточках верхом на огромном тигре, в его руках скребок, которым он скоблит шкуру. Император сильно увлечен работой и не замечает подошедшего Чжан Цяня.
– Господин, что вы делаете? – с поклоном обращается Цянь к императору.
Уди, не поднимая взгляда, продолжает свою работу.
– А, Цянь! Садись! Помоги мне! Нужно убрать эти полосы на шкуре!
Чжан Цянь нерешительно присаживается.
– Зачем? Это же тигр!
– Нет. Это твоя судьба… Каждая полоса – твой грех, Цянь. Видишь, сколько накопилось? Пока не соскребешь, не сможешь вернуться домой, – Уди поднимает голову и зловеще улыбается.
Чжан Цянь хватает скребок и начинает с остервенением отскребать полоску. Но ничего не получается. Тигр поворачивает к нему голову, открывает глаза: они оказываются голубыми, как у Тарима, а потом и вовсе превращается в юного царя. Тарим смотрит с усмешкой на Чжан Цяня.
– Ты слабак, Цянь, и не можешь справиться ни с одним делом. Может быть, женщины тебе помогут. Только попроси их как следует.