В большой трапезной, чудом почти не затронутой пожаром, собрались делегация тохаров во главе с Омид и представители новой власти в полисе: рядом с Деметрием и Родогуной на стульях сидят Сальвий, Заряна, Чжан Цянь, Млада, Гань и даже юный Яромир.
– То, что вы рассказываете, безусловно, красиво и достойно песен на пирах, но мне не нравится одна строфа! Погиб весь отряд. Погиб мой наследник. С какой стати я должна верить?
Встретившись взглядом с Деметрием и получив молчаливое одобрение, встает Чжан Цянь.
– Повелительница «серебряных людей»! Эти строки самые героические и достойные. Воины царя не испугались во много раз превосходящих сил. Да, они не увидели победу, но то, на что они решились, – достойно любого эпоса!
– Интересно, а почему удалось выжить тебе и твоему дружку? Ведь у вас как раз шансов почти не было! Может, это вы заманили Тарима? – Светлые глаза царицы темнеют.
– На все воля богов, сестра! – пытается защитить посла Заряна. – Шансов у них действительно было немного, как и у нас… Мне жаль, что ты не веришь. Хотя каждый скажет, что мы бились с твоим сыном бок о бок. Не наша вина, что мы выжили, а он – нет.
– Ты права, девочка, но это уже неважно! – горько отвечает Омид сарматской принцессе. Заметно, как она вмиг осунулась и постарела. – Тарима не вернуть. Раз он выбрал их послами и они стали частью его отряда – они пойдут с ним! И ты тоже, – показывает она на Младу.
Девушка беспомощно озирается, ища поддержки присутствующих. Она не видела Чжан Цяня с момента спасения у колодца. Все это время к ее палатке были приставлены два часовых, и вот только сейчас она узнала, какие грандиозные события развернулись за прошедшие несколько суток.
Деметрий возмущенно вскакивает с места.
– Эти люди спасли мне жизнь! Спасли город! С какой стати мы должны чтить ваши обычаи?
Омид поднимается с кресла. Ее лицо застыло, словно восковая маска.
– А с той, что ваш город вместе с вашими сказками мои люди сравняют с землей еще до заката… И это уже не будет бой бесстрашной сотни. Это будет резня!
Царица встает, чтобы уйти: ее глаза сухи, как ливийские озера в летнюю жару. Все какое-то время молчат.
– Такова судьба… – поднимается с кресла Чжан Цянь.
– Подожди… Неужели ничего нельзя придумать? – удивляется абсурду происходящего Сальвий.
– Придумай песню! Нам будет приятно! – в голосе Цяня звучат чуть уловимые грустные нотки.
– Это дикость какая-то… Может, занять оборону? – неуверенно оглядывает присутствующих сирийский царь, пытаясь выглядеть непоколебимым правителем, чем вызывает горькие усмешки. Родогуна нежно касается его руки.
– За все в этой жизни нужно платить. Без «серебряных людей» не было бы нас, а без чужеземцев не будет города. Что мы можем сделать для вас? – обращается парфянка к восточным гостям. Чжан Цянь и Гань переглядываются.
– Любите друг друга! – раздается грустный голос Млады.
На следующий день окрестности оглашаются ударами топоров. Десятки молодых тохаров с обнаженными торсами сколачивают из отесанных бревен массивные колоды, похожие на фундамент большого дома. Другая группа создает высокую насыпь. Омид, скрестив руки на груди, равнодушно наблюдает за происходящим.
Царица все же не разлучила влюбленных перед смертью, и теперь они стараются насладиться каждым мигом, проведенным вместе.
– Любовь спасла этот город… – Чжан Цянь сидит напротив Млады и смотрит ей в глаза, держа за руки.
– Жаль, что любовь не спасет нас… – грустно улыбается девушка.
– Ты боишься смерти?
– Почему-то нет. Просто странно стать небесной невестой и не побывать земной… – синий цвет в глазах Млады растворился и превратился в нежно-голубой, почти прозрачный. Ханец обнимает прекрасную северянку и гладит ее по голове.
– Ты моя, Млада. Ты всегда будешь моей… И мы всегда будем вместе и не расстанемся…
Глаза Млады наполняются влагой.
– А может, убежать? Может, Араш опять поможет?
– Боюсь, что Араш нас ждет…
Млада качает головой:
– Нет. Его сначала приняли за покойника, но он живой. Хотя и в Стране духов, но живой! Я слышала!
– Ты уверена? Ты знаешь, где он? – вскакивает как ошпаренный Чжан Цянь.
– Он в царском шатре…
Цянь выскакивает из палатки, натыкаясь на солдат, которые караулят пленников. Рядом на земле растянулся Гань. Хунн перед смертью решил как следует выспаться. Впереди предстоит долгая дорога.
На пути китайца встает здоровенный рыжебородый воин.
– Мне нужно к царице!
Воин отрицательно крутит головой.
– Твое время на рассвете. Царица сказала не выпускать вас. Советую поспать. Там, куда ты идешь, будет большая война. Бери пример со своего товарища.
– О Небо, какая еще война?
– Мы не зря насыпаем курганы, когда хороним своих вождей. Только вожди могут защитить свой род. Курганы, как двери в миры, где живут твари, питающиеся нашими страхами. Дверь нужно стеречь, поэтому вы поможете Тариму. Будете защищать вход в преисподнюю…
Чжан Цянь вздыхает и возвращается внутрь, но знакомые голоса заставляют выглянуть его вновь.
– Стойте! Кто такие? – стражники приставили копья к груди Сальвия и Заряны, руки которых заняты бурдюками и корзинами со снедью.
– Мы от новых владетелей Антиохии, – не обращает внимания на маячащее у ее лица железо сарматка, – принесли друзьям поесть и выпить. Последнее желание. Или у вас нужно голодать перед тризной?
– Нет, – смущенно отвечает старший, – но мы положим достаточно вина и еды в ковчег… Они будут сыты там…
– Какой ты щедрый! – растягивает нубиец толстые губы в саркастической улыбке. – Не боишься, что они будут являться к тебе, как только переломишь кусок сыра?
– А смогут? – воин испуганно оглядывается на татуированное лицо безмятежно сопящего во сне Ганя.
Заряна презрительно вскидывает подбородок.
– Я не знаю, как у «серебряных людей», но у сарматов за жадность наказывают даже духи!
Воин смачно плюет на землю и поворотом головы показывает, чтобы гости заходили в шатер.
Не обращая внимания на принесенные яства, Чжан Цянь ходит из стороны в сторону, напряженно думая.
– Надо, чтобы Араш очнулся… Если нет, я лучше попрошу Ганя убить нас с Младой, чем служить этому сосунку после смерти…
На черном лице пирата отражается буря эмоций. Наконец, Сальвий достает из потайного кармашка на поясе, с которым никогда не расстается, мешочек с зельем.
– Это с Острова «ночных духов», который далеко на юге… Говорят, это осталось от народа, ушедшего в море вместе с землей… – Сальвий кивает на тонкий шрам на плече. – Мне разворотили руку в том бою… Смотри, почти следа не осталось! И так всегда… У нее тоже, – показывает он на Заряну. Рысьи глаза амазонки вспыхивают, словно степной сполох, она выхватывает мешочек из рук гиганта.
– Я пойду к Омид, и пусть кто-то попробует встать у меня на пути!
Ей пытаются преградить дорогу, но царица делает знак пропустить сарматку.
– Послушай, Омид! Я такая же царица, как и ты. И может быть, когда-нибудь нам придется скрестить наши мечи на просторах Великой степи. Но сейчас я обращаюсь к тебе не как к Матери «серебряного народа», а как к простой женщине, потерявшей сына. Позволь мне попробовать вернуть тебе хотя бы брата.
Омид делает жест рукой, приглашая Заряну в шатер.
Араш лежит на деревянном столе, по периметру которого стоят свечи. Вокруг брата царицы сидят плакальщицы и что-то причитают на своем языке.
– Он на пути в небесные луга. Зачем ты хочешь помешать ему? Тариму плохо там одному… – голос Омид звучит глухо и отстраненно.
– Нет. Он погиб с мечом в руках. Я видела эту смерть… На его лице была улыбка… – По глазам Омид катятся слезы. Заряна продолжает со всей страстью, на которую способна: – Я не мать, как ты, но у меня тоже есть брат, мой любимый Атей. Я отправилась сюда только для того, чтобы его спасти, и пойду до конца, хоть и не знаю, жив он или нет… Даже если он на небесных лугах, Атей будет смотреть на меня и улыбаться, зная, что все силы и жизнь я посвящаю спасению любимого человека! Тарим смотрит на вас! На вас с Арашем!
Омид кивает и, не выдержав, прикрывает лицо руками и заходится в рыдании, давая волю своему горю. Заряна с мешочком в руках подходит к ложу раненого тохара.
На возведенном за ночь кургане стоит свежесрубленная деревянная колода с гробом в форме длинной лодки. Внутри лежит Тарим: в его руках меч, у ног – колчан со стрелами и боевой топор. Около гроба стоят чаши с дымящим кориандром, а по краям – фигурки крылатых барсов.
На самой вершине насыпи несколько тохаров бьют в ритуальные барабаны высотой почти с человеческий рост. Процессию окружила армия «серебряных людей» – все воины на конях. Отдельно в стороне стоит Омид в сопровождении двух десятков женщин – все одеты в белое, но низ длинных юбок выкрашен в малиновый цвет.
Рядом со срубом гигант с обнаженным торсом готовит ритуальный молот и короткий острый кол для умерщвления жертв.
Чжан Цянь обнимает Младу – бледную как полотно и от этого еще более прекрасную. Гань с безучастным лицом сидит на корточках и перебирает в руках несколько камушков.
– Не получилось?
Чжан Цянь пожимает плечами:
– Сальвий сказал, что он вернется… День, может, два…
– А может, три… Никакой уже разницы, – запускает охотник камушек вдаль.
– Я хочу вместе, можно так? Чтобы за руку… – Млада крепко сжимает ладонь китайца.
– Конечно, – нежно целует Чжан Цянь девушку. – Я люблю тебя!
В этот момент Омид что-то вскрикивает и поднимает руки к небу. Женщины в унисон бою барабанов затягивают нарастающую по темпу и высоте песню, заставляющую людей ежиться от мурашек по коже.
Несколько вооруженных тохаров берут Младу под руки, Чжан Цянь пытается идти с ней, но его отбрасывают в сторону, сильно ударяя концом копья в пах. Ханец валится на землю и смотрит вслед Младе – девушка молчит, но не может сдержать слезы, они текут градом.