– Не надо. Она прекраснее любого камня или металла… Она – как ты! – Чжан Цянь останавливает руку Млады, с улыбкой поглаживая пальцем солнечные крылья.
Колесница с Цянем и Младой несется следом за экипажем Деметрия и Родогуны, украшенным белыми цветами. Возницы синхронно заворачивают за угол, где сталкиваются с настоящим ненастьем из шелестящих бабочек. Лошади скользят по камням, влажным от тысяч маленьких смертей, но продолжают свой парадный ход, будто понимают важность церемонии. Да! Это свадьба! Два статных жениха и две невесты, покрытые с ног до головы разноцветными тканями. Люди встречают их восторженными криками и кидают под копыта белоснежных жеребцов финики с орехами. Людские голоса утопают в звуках флейт и барабанов, превращая старый город в бушующий океан страсти.
Еще несколько поворотов по извилистым улочкам, и крупы лошадей становятся пегими от живых и раздавленных странниц. У храма Атаргатис новобрачные спускаются на мостовую, где их встречают жрицы с факелами в руках. Цвет пламени такой же, как цвет крыльев разорванной плоти богини. Бабочки бесстрашно бросаются в огонь и падают к ногам новых властителей древней Антиохии. Два жениха и две невесты идут к старым вратам и хрустят солнечным снегом.
В полутемном храме, заполненном дымкой от благовоний, процессия подходит к той самой мозаике, на которой Атаргатис является копией живой Родогуны. Жрицы протягивают новобрачным лучины, чтобы разжечь жертвенный огонь. В огромной мраморной чаше лежат тела двух коз и двух овец: пламя от факелов пугающе отражается в их мертвых глазах, сквозняк играет в безжизненной шерсти. Младу бьет озноб.
– У этих животных вырезан желчный пузырь, чтобы в наших союзах не было место распрям, – Деметрий улыбается Чжан Цяню и его будущей жене, бросая факел в чашу. Огонь вспыхивает и поднимается на пару метров в высоту, отбирая у темноты все, что было скрыто.
– Может, есть традиция и по поводу первой брачной ночи? – Цянь повторяет жест Деметрия. Следом за ним от факелов избавляются обе женщины.
– Конечно, есть! – Деметрий подзывает к себе жрицу, облаченную в прозрачную тунику: женщина кажется совершенно обнаженной. Она кивает мужчине и протягивает ему длинную палку, сделанную из древесины красноватого цвета.
– Эта палка из Индии, священное дерево удумбара. Она будет лежать между нами три ночи, чтобы привлечь добрые души для наших будущих детей! Но одно условие… Придется подождать эти три ночи! – Деметрий крутит палку в руках, словно это меч.
Чжан Цянь закашливается, глядя то на палку, то на Младу, которая стыдливо опускает глаза.
– Три ночи без удовольствия? Ты сможешь? – Родогуна не сводит глаз с полуобнаженной жрицы и нежно поглаживает Деметрия по бедру.
– Терпение… Это главное, чему я здесь научился, – Деметрий обнажает свои зубы в белоснежной улыбке, но быстро ее прячет, глядя на пиршество огня в мраморной чаше. Теперь озноб бьет его…
Солнце заходит через два часа, забирая с собой блики миллионов быстрых крыльев: нашествие бабочек заканчивается так же быстро, как и начинается. Свадьба перемещается в старинный дворец, чья каменная масса возвышается над жилыми районами Антиохии. Здесь все изобилие местных земель: лучшее вино плодоносных долин, мясные дары горных отар и бесчисленное множество разных фруктов. Гости слушают флейтистов и смеются над выступлением карликов-скоморохов. Деметрий закрывает глаза – ему хорошо, но он смертельно устал… Короткий сон прямо за столом, в вулкане непрекращающегося гвалта, резкий удар в бок, два взмаха век и ударная доза адреналина в крови… Деметрий резко поднимается и видит прямо перед собой Араша и Омид. Четверо тохаров затаскивают в зал до неприличия огромные оленьи рога. О таких гигантах Деметрий слышал в детстве – говорят, раньше они водились в изобилии, но рога хорошо спасают от волков и больших кошек, но не защищают от стрел…
– Мы рады, что вы решили посетить наше торжество! Это большая честь! – Родогуна кланяется гостям и сильно пинает Деметрия под столом, чтобы царь окончательно пришел в себя.
– Это царский подарок вам. Большерогий олень – тотем нашего народа. Только такие люди могут украшать ими свое жилище! – Омид кланяется в ответ, говорит она в тохарской манере: медленно, нелепо растягивая гласные.
– Говорят, они символизируют мужскую силу? – Деметрий едва сдерживает желание зевнуть, подходит к рогам и пробует их на прочность, работая длинными сильными пальцами.
– У «серебряных людей» власть держат женщины… Поэтому скорее женскую! – лицо Омид также непроницаемо, как свеже-выделанная конская кожа.
– Спасибо, что позволили стать вашими вассалами! Уверена, что следующий пир мы устроим в Нисе! – Родогуна с улыбкой заполняет образовавшуюся паузу, ловя напряженные взгляды тохарских воинов и еще раз учтиво кланяясь степным гостям.
– Да. Парфия обречена! – глаза Омид едва заметно сверкают, будто где-то внутри бьют две молнии: эта женщина стоит целого войска.
Араш ищет взгляд Заряны и находит его. Мужчина не стесняется при всех поклониться сарматской воительнице. Омид замечает это и тоже благодарит девушку, одаривая ее лаконичным кивком головы. Тохарская царица оборачивается в сторону двери и несколько раз хлопает в ладоши. В тишине после хаотичного шума ее хлопки кажутся ударами мечей по щитам. В зал заходят шесть могучих тохаров с обнаженными торсами – все похожи меж собой, словно близнецы.
– Еще один подарок – наша борьба. Она появилась во время северного исхода, когда нашим мужчинам приходилось бороться с медведями!
Омид делает отмашку рукой, заставляя своих подданных душить друг друга в крепких объятиях. Зал превращается в арену, посреди которой рвутся мышцы и ломаются конечности. Тохары борются настолько искренне и ожесточенно, что не каждый из гостей готов смотреть на побоище посреди трапезы.
– Не знаю… На Сицилии бойцы были половчее, – сильно захмелевший Сальвий делает глоток красного вина и играет мышцами, привлекая внимание местных дам.
– Так иди, Геракл! Или боишься? – Заряна доедает утиную ножку и бросает кость прямо в лоб Сальвию, заставляя соседей по столу округлить глаза.
– Я? Боюсь? Да забери тебя Аид! – нетрезвый Сальвий поднимает брошенную кость и перемалывает ее крупными белыми резцами.
Здоровяк поднимается, чуть не падает от накатившего хмеля, но быстро восстанавливает равновесие и выходит прямо в центр зала. Деметрий хочет остановить Сальвия, но Родогуна видит равнодушную ухмылку на лице Омид и жестом показывает своему мужу успокоиться.
– А кто со мной хочет? – Сальвий раскидывает руки, заставляя тохаров отлипнуть друг от друга и расступиться.
– Именно поэтому власть у нас принадлежит женщинам! – Омид кривится в улыбке. Родогуна понимает, почему женщина старается не улыбаться – часть ее лица парализована после смерти сына.
– Отличная шутка! Кто же с тобой поборется? Ты же Геракл! – Деметрий окончательно проснулся, выпил вина и теперь хоть сам готов выйти в центр зала. Нельзя!
– Ну, талант золота мне так никто и не заплатит, это понятно, но вот шкура и голова гишу по-прежнему мои! – Сальвий ловит взгляд Заряны. Амазонка сжимает кулак правой руки и победно вскидывает его. – Так кто-то готов выйти и забрать их? А? Не слышу!
Тишина. Такая, что слышен писк комаров, у которых здесь свой пир. Сальвий с пьяным презрением смотрит на тохаров – они не поняли слова, но хорошо почуяли его намерения. Впрочем, без отмашки Омид эти атлеты и шага не сделают. Царица молчит. Со стороны входа слышен металлический лязг: прямо перед Сальвием вырастает крепкий коренастый мужчина с парфянской прической из заплетенных кос. Незнакомец молча снимает с себя пояс, инкрустированный золотом, с большой литой пряжкой и кидает его на каменный пол. Звуки разлетаются по залу эхом, запинаясь об огромные оленьи рога.
– И все? Это за гишу? – Сальвий наклоняется и поднимает пояс, проводя ногтем по холодному золоту. Незнакомец молчит. Возможно, он тоже не понимает Сальвия: в городах вроде Антиохии это не редкость – слишком много языков и наречий. – Да и ладно! Моим новым друзьям! Эта победа для вас! – Сальвий вновь играет своими бицепсами и протягивает руку в сторону тохарской царицы.
Жест черного гиганта оказывается одновременно приветствием и размахом для удара: кажется, что на скулу незнакомца обрушивается вся мощь нубийского зноя. Мужчина отлетает на пару метров, руша ближайший стол с угощениями. Пол вокруг становится багряно-красным. Но нет… Это не кровь, а всего лишь кисловатое антиохийское вино. Незнакомец пробует брагу на вкус и пренебрежительно сплевывает. Его голова создана не из кости, а из бронзы – так кажется Сальвию, который с трудом скрывает боль в разбитой кисти. Незнакомец вправляет челюсть и щелкает шейными позвонками. Его прыжок напоминает движения горного барса, два шага, толчок – и вот он на шее Сальвия, пытается ее свернуть. Правда, сделать это не так просто – здоровяк скидывает с себя мужчину с парфянской прической и пытается добить его ногами.
– А вот у нас власть принадлежит мужчинам! Мужчинам! – Деметрий видит непонимание на парализованном лице Омид и подпрыгивает на месте, едва не опрокидывая большой кувшин с вином. – Давай! Давай!
Но Сальвий стремительно проигрывает своему визави: незнакомец валит его на пол и вырубает чудовищным по силе ударом локтем в нос. Победитель поднимается и делает несколько шагов в сторону Деметрия.
– Как твое имя? Кто ты? – Деметрий отпивает из кубка, чтобы смочить высохшую от криков глотку.
Незнакомец подходит вплотную к царю и смотрит на него хищными глазами. Но барс больше не прыгнет! Позади него возникает человек в черном балахоне – он вспарывает горло незнакомцу, забрызгивая кровью залитый вином пол. Женщины кричат, мужчины выхватывают оружие, но первым реагирует Яромир, опережая кривые тохарские мечи.
– Стойте! Стойте! Я его знаю! – мальчик отважно бросается на охранников, едва не напарываясь на один из клинков.