Адмирал ответил: «Я не могу оставить своих спутников на растерзание безумной толпы и остаюсь делить с ними участь». От генерала Жанена получено: «Я все сделал, что мог».
Адмирал предложил своему конвою и спутникам разойтись, кто может. В это время офицерами был предложен разработанный план – бежать из поезда и пробираться в Монголию, – адмирал отказался. Это был его второй отказ от этого плана. 8 января 1920 года вагон адмирала, прицепленный к чешскому эшелону, вышел со ст. Нижне-Удинск на восток. Вагон был битком набит, в нем помещалось 100 человек. На вагоне были вывешены пять союзных флагов: Франции, Англии, Америки, Японии и Чехословакии. 13 января адмирал Колчак проезжал ст. Черемхово (крупный рабочий центр – депо и угольные копи), где к чешской охране присоединилась охрана Иркутского «Политического Центра». 15 января прибыли в Иркутск. На вокзале стояли шпалерами войска «Революционной армии»…
Итак, перевернута самая темная страница из пребывания чехов в Сибири. Адмирал Колчак, безоружный, уже частный человек, был передан ими с рук на руки в Чека, на смерть. Его передал полномочный представитель президента Массарика доктор Благош, заменявший в то время в Иркутске доктора Гирсу. Мы видели, как подготовлялся этот зловещий финал. Этим генералы Сыровой и Жанен закончили длинный ряд «славных» дел, закрепили свои имена в истории. Да, в сибирскую лютую зиму 1919/20 года имена эти под каждым снежным сугробом повторялись с проклятиями. Впрочем, что им заочные проклятия умирающих в тайге «русских дикарей», их не смущали ни прямые вызовы на дуэль, ни вопли о пощаде в виде открытых писем и телеграмм. Ниже я приведу два открытых письма, напечатанных в дальневосточных газетах 1920 года. Первое письмо – капитана польских войск – обрисовывает положение 5-й польской дивизии, которая по милости чехов должна была сдаться большевикам на ст. Клюквенная.
«Открытое письмо генералу Сыровому. Как капитан польских войск, славянофил, давно посвятивший свою жизнь идее единства славян, обращаюсь лично к Вам, генерал, с тяжелым для меня, как славянина, словом обвинения. Я, официальное лицо, участник переговоров с Вами по прямому проводу со ст. Клюквенная, требую от Вас ответа и довожу до сведения Ваших солдат и всего мира о том позорном предательстве, которое несмываемым пятном ляжет на Вашу совесть и на Ваш «новенький» чехословацкий мундир. Но Вы жестоко ошибаетесь, генерал, если думаете, что Вы, палач, славянин, собственными руками похоронивший в снегах и тюрьмах Сибири возрождающуюся Русскую армию с многострадальным русским офицерством, 5-ю Польскую дивизию и полк сербов, и позорно предавший адмирала Колчака, безнаказанно уйдете из Сибири. Нет, генерал, армии погибли, но славянская Россия, Польша и Сербия будут вечно жить и проклинать убийцу возрождения славянского дела.
Я приведу только один факт, где Вы были участником предательства, и его одного будет достаточно для характеристики Иуды славянства, Вашей характеристики, генерал Сыровой. 9 января сего года от нашего польского командования, с ведома представителей иностранных держав, всецело присоединившихся к нашей телеграмме, было передано следующее: «5-я Польская дивизия, измученная непрерывными боями, дезорганизованная беспримерно трудным передвижением по железной дороге, лишенной воды, угля и дров, и находящаяся на краю гибели, во имя гуманности просит Вас о пропуске на восток пяти наших эшелонов (из числа 56) с семьями воинов, женщинами, детьми, ранеными, больными, обязуясь, предоставив Вам в Ваше распоряжение все остальные паровозы, двигаться дальше боевым порядком в арьергарде, защищая, как и раньше, Ваш тыл».
После долгого, пятичасового, томительного перерыва мы получили, генерал, Ваш ответ, ответ нашего брата славянина: «Удивляюсь тону Вашей телеграммы. Согласно последнему приказанию генерала Жане-на, Вы обязаны идти последними. Ни один польский эшелон не может быть мною пропущен на восток. Только после ухода последнего чешского эшелона со ст. Клюквенная Вы можете двинуться вперед. Дальнейшие переговоры по сему вопросу и просьбы считаю законченными, ибо вопрос исчерпан». Так звучал ответ Ваш, генерал, добивший нашу многострадальную 5-ю дивизию.
Конечно, я знаю, что Вы можете сказать мне, как и другим, что технически было невозможно выполнить наше предложение; поэтому заранее говорю Вам, генерал, что те объяснения, которые Вы представили и представляете другим, не только не убедительны, но и преступно лживы. Мне, члену комиссии, живому свидетелю всего происходившего, лично исследовавшему состояние станц. Клюквенная, Громодская и Заозерная, Вы не будете в состоянии лгать и доказывать то, что доказывали генералу Жанену. Если бы Вы, не как бесчестный трус, скрывавшийся в тылу, а как настоящий военачальник, были бы среди Ваших войск, то Вы увидели бы, что главный путь был свободен до самого Нижне-Удинска. Абсолютно никаких затруднений по пропуску пяти наших эшелонов быть не могло. У меня есть живые свидетели, специалисты железнодорожного дела, не поляки, а иностранцы, бывшие 7, 8 и 9 января на ст. Клюквенная, которые, несомненно, подтвердят мои слова.
Я требую от Вас, генерал, ответа только за наших детей и женщин, преданных Вами в публичные дома и общественное пользование «товарищей», оставляя в стороне факты выдачи на станциях Тулуне, Зиме, Половине и Иркутске русских офицеров на моих глазах, дружественно переданных по соглашению с Вами, для расстрела, в руки товарищей.
Но за всех их, замученных и расстрелянных, несомненно, потребуют ответа мои братья-славяне, русские, и Великая Славянская Россия. Я же лично требую от Вас ответа хотя бы только за нас, поляков. Не я, а беспристрастная история соберет все факты и заклеймит позорным клеймом, клеймом предателя Ваши деяния.
Я же лично, как поляк, офицер и славянин, обращаюсь к Вам: К барьеру, генерал! Иначе я называю Вас трусом и подлецом, достойным быть убитым в спину.
Капитан Польских Войск в Сибири Ясинский-Стахурек. 5 февраля 1920 года».
Генерал Сыровой ничего не ответил на это письмо, как не ответил он и раньше на вызов к барьеру генералом Каппелем. В Харбине же он получил за успешную эвакуацию от генерала Жанена орден Почетного легиона.
А вот что пишет генералу Жанену другое лицо, полковник Сыробоярский: «Как идейный русский офицер, имеющий высшие боевые награды и многократные ранения и лично известный Вам по минувшей войне, позволяю себе обратиться к Вам, чтобы высказать о том леденящем русские сердца ужасе, которым полны мы, русские люди, свидетели небывалого и величайшего предательства славянского нашего дела теми бывшими нашими братьями, которые жертвами многих тысяч лучших наших патриотов были вырваны из рабства в кровавых боях на полях Галиции. Я лично был ранен перед окопами одного славянского полка австрийской армии, находящегося ныне в Сибири, при его освобождении от рабства. Казалось, год назад мы получили заслуженно справедливую братскую помощь, когда, спасая только свои жизни, бывшие наши братья чехи свергли большевистские цепи, заковавшие весь русский народ, ввергнутый в безвыходную могилу. Какой стихийной волной по Сибири и по всему миру пронесся восторг и поклонение перед чешскими соколами и избавителями. Одним порывом, короткой и победной борьбой чехи превратились в сказочных богатырей, в рыцарей без страха и упрека. Русский народ на долгие поколения готовился считать их своими спасителями и освободителями.
Назначение Ваше на пост Главнокомандующего всеми союзными войсками в Сибири было принято всюду с глубоким удовлетворением. Но вот с Вашего приезда чешские войска начали отводиться с фронта в тыл, как сообщали, для отдыха от переутомления. Русские патриоты, офицеры, добровольцы и солдаты, более трех лет боровшиеся с Германией за общие с Вашей Родиной идеалы, своей грудью прикрыли уходивших чехов. Грустно было провожать их уходившие на восток эшелоны, перегруженные не столько боевым имуществом, но более всего так называемой военной добычей. Везлась мебель, экипажи-коляски, громадные моторные лодки, катера, медь, железо, станки и другие ценности и достояние русского народа. Все же верилось, что после отдыха вновь чешские соколы прилетят к братьям русским, сражавшимся за Уральским хребтом. Но прошел почти год, и мы вновь свидетели небывалого в истории человечества предательства, когда славяне-чехи предали тех братьев, которые, доверившись им, взяли опущенное ими оружие и пошли защищать идею славянства и самих их от большевиков. И вот, когда они, спокойно оставив в тылу у себя братьев, оторвавшись на тысячи непроходимых верст, приняли на себя все непосильные удары и, истомленные и обессиленные, начали отходить, поднялись ножи Каинов славянства, смертельно ударивших в спину своим братьям. Я не знаю, как и кем принимались телеграммы от русских вождей-патриотов, полные отчаяния, с смертельным криком о пощаде безвинных русских бойцов, гибнущих с оружием в руках, защищая непропускаемые чехами эшелоны с ранеными и больными, с семьями без крова и пищи, с женщинами и детьми, замерзающими тысячами. Я прочел телеграмму генерала Сырового, которая еще более убедила нас всех в продуманности и сознательности проведения чехами плана умерщвления нашего дела возрождения России. Кроме брани и явного сведения личных счетов с неугодным чешскому командованию русским правительством и жалкой попытки опровергнуть предъявленные к ним обвинения в усугублении происходивших бедствий Русской Армии и Русского Народа, в них не было ничего. А что думает г. Сыровой о брошенных и подставленных под удары большевиков братьях поляках и сербах, кровавыми жертвами устилающих свой путь?
Ваше Превосходительство! Ваш преждевременно поспешный отъезд в тыл возглавляемых Вами частей лишил Вас возможности быть непосредственным свидетелем и беспристрастным судьей всех ужасных преступлений, производимых Вашими подчиненными. Сведения, поступающие к Вам из источников явно тенденциозного свойства, не могли дать истинной картины всего происходящего. Лучший судья человечества – время – даст будущей истории и фактические данные о роли возглавляемых Вами чехов в переживаемые тяжкие дни России. Сейчас, когда уже замерли предсмертные стоны умирающих армий и их героев вождей и когда некому и не о ком безнадежно молить у Вас о пощаде, я позволю себе высказать Вам то, что прошло на моих глазах за два месяца эвакуации из Омска. Чехи, своей подготовительной работой разложив глубокий тыл наших армий, захватив и парализовав единственную магистраль, дававшую армиям жизнь, в то же время укрепляли тот несложный эсеровский, а вернее большевистский рычаг, который позволил кучке негодяев воспользоваться слабостью доверенного чехам тыла, чтобы создать хаос и дезорганизованность, тем более что чехи открыто содействовали негодяям и убийцам. Объявив нейтралитет железной дороги, допустили пользование ею восставшим, но воспретив это даже Верховному Правителю. На некоторых пунктах линии железной дороги с первых дней восстания из чешских броневиков выдавалось вооружение так называемой «народной» армии, с которой они установили соглашение о взаимном нейтралитете до ухода чехов. Задерживались и выдавались наши офицеры, едущие на восток. Вы, Главнокомандующий союзных частей со дня своего приезда, не зная обстановки, осуждали атамана Семенова из-за его недоразумения с Верховной властью, а теперь со всей Вашей армией готовы видеть в нем врага за то, что он остался верен той власти, в подчинении которой Вы ранее его лично убеждали и от которой Вы так быстро отвернулись.