Великий Сибирский Ледяной поход — страница 107 из 161

Красные шли дальше, ближе к своей цели. А что было этой целью? Армия обезврежена, и добивать ее не надо, сама погибнет в снегах, аппарат верховной власти Колчака разрушен, тыл захвачен, то есть сделан советской власти грандиозный новогодний подарок! И как говорится, ни «за понюх табаку» – даром все получили, за один конский топот «небольшого советского отряда».

Остается одно, последнее – уничтожить самого адмирала Колчака. Тут чехи сделали «маленький обход» с целью выиграть время – они повезли Колчака не прямо на запад, в руки красных, а на восток, в Иркутск, и там держали его как выкуп, передав в тюрьму «для суда демократии». «Демократия» же эта, сидевшая на плечах чехов, ровно через 10 дней «в полном порядке» превратилась в советскую власть, причем, естественно, отношение к чехам в Иркутске не переменилось, а, как пишет доктор Штейглер, осталось приятельским.

Из этого «обхода» проистекли дальнейшие беды: каппелевцы, о которых уже забыли и жертвоприносители, и истуканы, вдруг вылезли из тайги, собрались с последними силами и испортили всю с таким трудом налаженную идиллию – начали поколачивать встречные Совдепы. Чехи забеспокоились – не ровен час, выбьют каппелевцы местных большевиков, захватят опять власть белые – скверно ведь будет после всего!.. И большевики в панику ударились – если каппелевцы выбьют местных красных, то они захватят Иркутск, первым делом выпустят Колчака и, чего доброго, придется начинать все сначала. Надо во что бы то ни стало не дать каппелевцам усилиться и не дать им разогнать местных большевиков, а как это сделать? Самим нельзя, далеко еще, но можно через чехов – стоит только «ухудшить ситуацию».

И ситуация ухудшается – второе мирное предложение, уже сделанное большевиками в двадцатых числах января на ст. Венгерка, увеличило требования большевиков и заострило старые. Кроме того, были высланы красные воинские колонны, грозившие отрезать задние чешских эшелоны около ст. Тайшет. Молох требовал новых жертвоприношений… В дальнейшем мы и увидим, чем чехи улучшили свою ситуацию.

Будущий историк соберет рассеянное по сибирским дорогам, по дикой тайге и незнакомым селениям подвижничество остатков Сибирской армии, и Ледяной Великий поход каппелевцев через всю Сибирь восстанет перед потомками во всей своей скромной славе. Каждый день этого мученического похода будет известен нам, каждое событие армии отметит какое-то место на сибирской карте. Теперь же наше дело современников-очевидцев – рассказать о них то, что глаза наши видели и уши слышали.

Временами побеждая местных большевиков, каппелевцы все же не смогли закрепиться на магистрали, ибо чехами железная дорога была объявлена нейтральной, и боев на ней не допускалось. Каппелевцы шли дальше, рассчитывая сконцентрироваться у Иркутска.

При подходе к ст. Зима каппелевцы узнали, что из Иркутска им навстречу высланы красные войска. На станции же Зима скопилось большое количество чешских эшелонов 3-й дивизии. Здесь случайно чехи были вовлечены в бой и помогли измученным каппелевцам выиграть бой. «Случайно же» это произошло вот как – мне рассказывал один енисеец-хорунжий, между прочим известный ученый-почвовед и участник Обской экспедиции, которого Гражданская война сделала «свирепым» хорунжим.

У чехов было заключено с большевиками условие, чтобы в свои эшелоны русских не принимать, и отставшим от армии отрядам или одиночным русским приходилось пускаться на разные хитрости, чтобы проехать по железной дороге в чешских эшелонах, причем не обходилось и без трагических курьезов. Так, например, часть енисейских казаков, спасаясь от большевиков, проехала в Читу в чешских эшелонах, но… в пустых гробах! Днем енисейцы забирались в новые гробы, стоящие в теплушке-мастерской, закидывали себя стружками и лежали не шевелясь. Ночью же выползали, крались между вагонами, заглядывали в благополучные чешские теплушки.

И вот когда каппелевцы подошли к Зиме, а против них на станцию приехали красные эшелоны из Иркутска, енисейцы сыграли с чехами маленькую «шутку»: чтобы заварить хорошую кашу и оттянуть силы красных от измученных каппелевцев, казаки подкрались в пустой чешской теплушке со стороны большевиков и бросили внутрь ручную гранату. Раздался невероятный взрыв, переполох и крики:

– Красные стреляют по чешским эшелонам!

Надо сказать, что как раз начальник 3-й чешской дивизии, полковник Прхала, и его начальник штаба, майор Квапил, – отличнейшие солдаты, одни из тех немногих офицеров, у которых чувство воинской чести не было спрятано в карман. Они тяготились бездельем среди насыщенной атмосферы войны. Может быть, они рады были случаю побить красных, тем более что силы красных здесь были ничтожны. Красная армия еще была далека.

Моментально раздалась команда: «По коням!» Вместе с каппелевцами чехи окружили красных, и в результате красный десант был взят в плен. За эту помощь каппелевцам полковник Прхала и майор Ква-пил по телеграфу получили сильный нагоняй от генерала Сырового и приказ: тотчас же выпустить всех пленных, возвратив им оружие. Каппелевцы говорили, что «потихоньку» они, каппелевцы, были снабжены и оружием от 3-й дивизии.

Подход каппелевцев к Иркутску вызвал в красных панику. Город заградился баррикадами, и началась даже частичная эвакуация на север, по Якутскому тракту. 7 февраля каппелевцы вошли в Иннокентьевскую (4 версты от Иркутска). Штаб Каппелевской армии, во главе с генералами Войцеховским и Сахаровым, имел уже план занятия Иркутска. Части каппелевцев уже начали обходить Глазковское предместье (стратегический ключ к городу). Но 8 февраля утром от начальника 2-й чешской дивизии, стоявшей в Иркутске, майора Крейчи, и представителя Чехословацкой республики, известного нам уже ранее доктора Благоша, было получено категорическое требование не занимать Глазкова, иначе чехи выступят вооруженно против каппелевцев. Начались переговоры по телефону. Со стороны большевиков говорил все тот же доктор Благош.

Главным требованием каппелевцев было освобождение адмирала Колчака и доставка его в лагерь белых. Каппелевцы еще не знали, что накануне, на рассвете 7 февраля, адмирал Колчак и Пепеляев были расстреляны. Главнокомандующий, генерал Войцеховский, который вел переговоры с чехами, внезапно изменил свое решение брать город – ему сообщили, что адмирал убит. Он отдал распоряжение обходить город без боя, направляясь по тракту на Байкал… Зловещая правда поползла по войску, поражая бессильным отчаянием и без того прибитых невзгодами людей.

В темную ночь 8 февраля 1920 года тучи саней каппелевцев окружили Иркутск, вереницы всадников заполнили все дороги. Заветная цель, куда стремились через всю Сибирь, манившая отдыхом, – обманула. Прошли нескончаемые версты, изнемогающие от лишений, оставалось сделать последнее усилие, и вот – забытое наслаждение – вымыться, содрать с себя грязную, кажется, приросшую к телу, вшивую одежду и по-настоящему, по-человечески заснуть… Но нет! Дальше, еще дальше! Отдых не скоро, еще снежные версты бесконечны, много сотен верст еще лютого мороза, слепящей пурги и колючих сибирских туманов.

Обошедшая Иркутск Каппелевская армия спустилась на ледяную равнину Байкала, отправляясь на другую сторону, к станции Мысовая, и оттуда через леса и горы на Читу.

Вот несколько строк, рисующих каппелевцев в походе устами одного из участников его («Восточная Окраина». 1920. Февраль. Путник. «Из эпизодов Великого Похода»):

«Была уже ночь, когда мы подъехали к Байкалу. Бесконечная ледяная равнина легендарного «священного моря» уходила от крутых уступов гор в глубь нависшего над землей мрака, и мысль одинаково мирилась как с тем, что конец этой равнины недалек, так и с тем, что, быть может, у ней нет конца.

Говорят, иногда ледяная кора Байкала с треском разрывается, раскрывая полосу воды, как будто страшная глубина разверзает пасть, чтобы проглотить случайного путника и дать ему покой и ласку водяных струй на дне моря.

Спускаемся на лед, вверяя себя и своих мечущихся в тифозном жару товарищей – холоду и капризам ледяной равнины. Разве можно перед чем-нибудь останавливаться? Разве теперь есть на свете что-нибудь страшное, что еще не смотрело нам в глаза?

Гладкий, скользкий лед. Дороги нет. Только после некоторых трудов нам удалось отыскать узкую полоску набитых копытами следов.

– Валька, жив?

– Жи-ив, – доносится из повозки слабый и какой-то детски покорный голос. – Покурить бы!

– Нельзя!

– Ну, одну папиросочку-у?..

– Нет, нет. Потерпи!

Лошадям идти необычайно трудно, в особенности некованым. Они то и дело срываются со следов, скользят и падают.

Навстречу едет какой-то мужик.

– Куда вы? – спрашивает.

– В Мысовую, дядя, в Мысовую!

– Эка хватили, в Мысовую! Я туда же было поехал, да вернулся. На середке-то такой ветер и холод, что ни в каком тулупе не вытерпишь. Да и сани с дороги сдувает, все время боком идут.

– Ну, авось проедем!

Едем уже больше часа, но огоньки, оставшиеся назади деревушки, кажутся все еще настолько близкими, как будто мы не двигались вперед, а все время топтались на одном месте. К счастью, ветер затих, и мы благополучно миновали страшную середину Байкала, а к утру были уже вблизи противоположного берега. «Священное море» оказалось милостивым к нам. Как-то пройдут другие?

Коротенький отдых, мгновение мертвого, свинцового сна – и снова в путь. Свежий морозный воздух не может прогнать странного состояния полусна, полубодрствования. Напрягаешь усилия, чтобы не заснуть и не свалиться с седла, стараешься развлечься наблюдением медленно уходящей назад панорамы лесистых гор или пытаешься вслушиваться в разговоры солдат, – но веки все больше и больше наливаются тяжестью, бороться с которой наконец не хватает ни воли, ни сил. Ловишь еще отрывок разговора, мелькает сквозь сонную пелену еще один пейзаж – и забываешься… Но Бог знает, сон это или нет! Или, быть может, весь этот бесконечный путь только долгий, необыкновенный сон, от которого мы вот-вот проснемся?