Вместо того чтобы, не обращая внимания на противодействие других союзников, гневом которых вечно пугал всех И.И. Сукин, настоять на том, чтобы японцы ввели в Сибирь несколько своих дивизий для охраны большей части Сибирской железнодорожной магистрали, омские дипломаты довели до того, что японцы, преследуемые несправедливыми подозрениями, сосредоточились в районе к востоку от Байкальского озера и, по своей инициативе, начали оказывать поддержку той белой группировке, которая находилась в оппозиции Омскому правительству.
Как показал опыт последующей вооруженной борьбы с большевиками в Забайкальской области, на Амуре и в Приморье, те же японцы понесли весьма большие потери офицерами и солдатами в боях с большевиками, тем не менее, однако, ни одной «пяди» русской земли себе за эту помощь своей кровью они не потребовали.
Военный представитель Великобритании генерал Нокс, работавший в полном контакте с генералом К.В. Сахаровым, распоряжался во внутренних делах омского аппарата как у себя дома, и ему повсюду оказываемо безграничное доверие, однако совершенно не на таком привилегированном положении находился военный представитель ближайшей соседней державы генерал Фукуда. А между тем если бы состоялось солидное принципиальное соглашение с последним, то при помощи японской вооруженной силы, выдвинутой в район Красноярска и Иркутска, можно было бы вполне обеспечить полное спокойствие в тылу армий адмирала А.В. Колчака и предупредить те серьезные восстания в центре Сибири, которые, в сущности, и нанесли самый сильный вред белому Сибирскому фронту. То же соглашение предотвратило бы политическую «игру» против адмирала А.В. Колчака и в Забайкальском районе.
Помимо всех этих весьма радикальных выгод, которые сулились при полном единодушии с японцами, можно было бы воспользоваться и технической помощью последних в вопросе налаживания правильного железнодорожного сообщения по всей Сибирской магистрали. Образцовая постановка железнодорожного дела в Японии доведена до высокой степени совершенства. Изумительная точность расчетов и педантичная аккуратность в соблюдении всех маршрутных сообщений, которыми славятся все японские железные дороги, в случае, если бы была применена в Сибири, во время эвакуации Белой армии из Омска не получилось бы такого невероятного хаоса и безобразия. Даже большевики, после десятка лет своего хозяйничанья в России, когда убедились, что наладить железнодорожное хозяйство и движение в надлежащей мере они не могут, пригласили к себе, в качестве инструкторов, японских железнодорожных специалистов и инженеров. Эти инструктора в течение долгого времени работали на многих линиях русских железных дорог и принесли заметную пользу русскому железнодорожному хозяйству, даже в условиях тяжелой и малоподвижной советской системы управления.
Бесконечно путаясь в «ориентациях» и не находя прямого выхода из создавшейся трагической обстановки, адмирал А.В. Колчак даже свою собственную судьбу отдал не на попечение Японии, которая одна-единственная, по тому времени, могла оказать реальную помощь соответствующей вооруженной силой, а на попечение одновременно… всех великих держав. В результате такой «политики» его литерный поезд, разукрашенный флагами пяти великих держав, самым простейшим способом был передан в руки прямых и открытых врагов адмирала, как Верховного Правителя всея России.
В то время как в Иркутске происходила «передача» адмирала и золотого запаса в руки Политического Центра, в соседней Забайкальской области находилась в полной боевой готовности вся 5-я японская дивизия во главе с генералом Судзуки. В течение времени меньше чем через сутки передовые части этой дивизии, находившиеся в городе Верхнеудинске, могли появиться в пределах Иркутского района, принять на себя полную охрану Верховного Правителя и доставить его в ту же Забайкальскую область для дальнейшего продолжения, совместно с японцами, вооруженной борьбы против большевиков. Ведь эту же самую борьбу японцы вели весьма интенсивно уже после гибели адмирала в Забайкальском и Приморском районах, помогая войскам атамана Семенова и последующего Приамурского (Меркуловского) правительства! Почему же того самого они не сделали бы совместно с адмиралом?
Вина за полный провал политики и за гибель жизни самого Верховного Правителя лежит исключительно на министерстве иностранных дел Омского правительства и персонально на самом министре И.И. Сукине и его ближайших помощниках. Этот жесточайший промах Омской дипломатии должен был войти в историю всего Белого движения как самая мрачная и тягостная картина всего испытания, которое выпало на плечи всех, чаявших прихода избавления России от большевиков со стороны Востока.
Японцы отлично разбирались во всех тонкостях и хитросплетениях омской дипломатии и так как сами не искали для себя никаких специальных выгод за счет русского народа, то и не видели для себя необходимости проявлять свое рыцарское, самурайски-бескорыстное отношение к Омску. Среди флагов пяти великих держав, под сенью которых несчастный русский адмирал А.В. Колчак шествовал на свою последнюю голгофу, развевался флаг и Страны восходящего солнца. Однако на присутствие японского флага в данном случае надо смотреть лишь как на церемониальное участие его в обычной траурно-погребальной процессии. И в этой печальной погребальной процессии не видно было ни министра в черепаховых «американских» очках, ни его ближайших помощников. А где они были, действительно, в это время?! Не знал об этом, вероятно, в тот момент и сам адмирал.
Покинув затертый в общем заторе поездов эшелон Осведверха, автору настоящих воспоминаний пришлось пересесть на сани и в них продолжать свой дальнейший путь на восток. Длинной вереницей тянулись впереди и позади колонны из таких же саней, которые стремились сохранить свое прежнее организационное устройство. Двигались группой и уже заметно поредевшие в своем составе сотрудники Осведверха.
Временами, когда впередиидущая вереница саней неожиданно останавливалась и не пропускала позади тянущуюся колонну, некоторые нетерпеливые смельчаки выезжали на полотно тут же пролегающей Сибирской железнодорожной магистрали и продолжали свой путь прямо по шпалам. Каждую минуту эти смельчаки рисковали своей жизнью, ибо сзади идущие по линии поезда, вынырнув неожиданно из-за поворота, могли наскочить на них. В таких случаях, а повторялись они очень часто, среди едущих по шпалам саней поднималась невообразимая паника, в результате которой сани бросались с полотна в сторону и нередко падали с большой высоты под откос. Нервы у всех были перетянуты до последней крайности, и бывало так, что эта самая паника поднималась и безо всякой причины.
Компанию в этом походе на санях с автором настоящих воспоминаний разделял ближайший его помощник по Осведверху профессор А.М. Оссендовский. Большие вместительные сибирские сани-розвальни, запряженные тройкой сытых лошадей, быстро скользили по накатанной зимней дороге. Полулежа, закутанные в теплые шубы и «дохи», путешествовали в течение нескольких дней они в одних санях от Ново-Николаевска до станции Тайга.
В длинных и нескончаемых беседах проходило это удивительное и памятное на всю жизнь «путешествие». Проведенное вместе время в Кокчетавских степях, где случалось не раз побывать на охоте «по зверю и птице» и куда с «сосланным» начальником Осведверха добровольно согласился отправиться и профессор А.М. Оссендовский, а также впечатления от омской катастрофы служили предметом самых оживленных между ними разговоров и воспоминаний. Профессор А.М. Оссендовский был изумительный и интересный рассказчик, с которым можно было проводить целые дни, причем никогда не иссякала у него тема для самых занимательных и душу захватывающих повествований. В жизни своей, полной всяких охотничьих, а также политических приключений и злоключений, было не мало глубоких переживаний, тем не менее, они нисколько не отразились на живом и весьма общительном его характере. Близко подружившись с ним, автор настоящих воспоминаний видел в нем не только весьма ценного помощника и сотрудника, но и дорожил им, как личным проникновенным советником и доброжелательным другом.
К сожалению, не доезжая станции Тайга, совместное путешествие должно было прерваться, так как профессору А.М. Оссендовскому пришлось повернуть на север и отправиться в город Томск, где находилась его жена. Надо было взять ее с собою и потом снова догнать в пути колонну Осведверха. Тепло простившись с профессором, автор настоящих воспоминаний и не подозревал того, что следующая встреча у него с ним произойдет только через полтора года. В то время как санная колонна Осведверха добралась до станции Тайга, уже получились сведения, что в городе Томске произошло восстание гарнизона и, таким образом, профессор А.М. Оссендовский с семьей попал в очень тяжелое положение. Было сразу очевидно, что скоро ему оттуда не выбраться и его личной жизни, как видного участника антибольшевистской пропаганды, грозит большая опасность.
Только во Владивостоке летом 1921 года, когда там образовалось одно из последних антибольшевистских правительств, привелось, при совершенно случайных обстоятельствах, снова увидеться с профессором А.М. Оссендовским. Много, много пришлось ему пережить после того, как он покинул сибирские походные сани-розвальни начальника омского Осведверха. Вырываясь из большевистского плена, в котором он пробыл около года, он проник в Монголию и кружным путем добрался до Владивостока, как раз в то время, когда там снова появилось белое правительство и автор настоящих воспоминаний прибыл в этот город в роли начальника штаба атамана Г.М. Семенова. Вскоре после этого А.М. Оссендовский покинул Владивосток, отправляясь через Америку в Европу и Польшу.
Через два года потом появилась в печати книга, написанная профессором, под названием «Боги, люди и звери», в которой он, в самых захватывающих и натуральных красках, рисует все свои переживания и бедствия, перенесенные во время плена и бегства из последнего. Находясь в Америке и в Европе, А.М. Оссендовский продолжал свою пропагандную работу антибольшевистского характера, иногда поддерживая связь письмами с пишущим эти строки. Интересовался он вопросами непосредственного участия и руководства в русской революции, особенно, в большевистский ее период, со стороны германского Генерального штаба. В связи с этим он запрашивал, не сохранилось ли в распоряжении автора настоящих воспоминаний материалов по этому поводу из числа тех, которые имелись в свое время в омском Осведверхе. Материалы, подтверждающие этот вопрос, конечно, были, но они или погибли в общем пламени, когда под Ново-Николаевском был подожжен эшелон Осведверха, или, если вообще уцелели, попали в руки большевиков.