В Рамианах в это время оказался сын персидского губернатора, молодой человек, весьма симпатичный, который нас расположил в гранатовом саду, отвел пастбище для наших верблюдов и послал гонца к своему отцу в город Астрабад. Расположились мы между деревьев и, наконец, могли вздохнуть после всех мучений и усилий похода. Похоронили поручика Сидоренко, умершего от тяжелой раны. Он не был казаком, но казаки его уважали и любили, и он выказал себя героем.
Через несколько дней прискакал гонец от губернатора. Он приказал сыну нас обезоружить, согласно международным обычаям, после чего отряд двинулся через Персидский хребет в город Шахруд, под охраной персидских воинов. В Шахруде атаман постарался войти в связь с англичанами, находившимися в Тегеране, а пока что отряд расположился в одном караван-сарае. Все люди отряда, как сговорившись, свалились больными малярией и дизентерией. Организмы у всех сдали.
Похоронили генерала Еремина[217], жену сотника Пастухова, раненную в походе, вахмистра Карташева, прапорщика Пономарева, стариков Истомина и Болдырева, казака Скачкова, маленькую дочку Таршилова и еще двух-трех казаков, фамилии их забыл.
Вернули киргизу Сарману его пять верблюдов и дали еще пять. Остальных же продали. Там же продал есаул Митрясов своего саврасого маштака, который совершил оба похода. Но персы решили воспользоваться нашей беспомощностью и устроили блокаду, сговорившись со всеми покупателями не давать больше 10–15 туманов за верблюда, тогда как настоящая стоимость была 100 туманов. Пришлось продать по их цене. Эти деньги были истрачены на наем фургонов, чтобы доехать до Тегерана, на уплату доктору и на медикаменты. Доктор, перс с французским образованием, тоже воспользовался случаем и прекрасно на нас заработал.
Добрались до Тегерана. Там нас русская колония очень радушно приняла, вымыла в бане и поместила в здании русской гимназии, где в это время уже не было занятий. В Тегеране же войсковые старшины Климов, Мазинов, есаул Фадеев поступили в Персидскую дивизию, где почти весь кадр был русский и командовал дивизией русский, если не ошибаюсь, полковник Старосельский[218], начальником штаба был Кондратьев. Русский строй, русские формы и русские сигналы.
В это время Персия имела столкновения и бои с Советами и дивизия принимала главное участие. И вот наш уважаемый войсковой старшина И.И. Климов, с подлеченной рукой, сразу выдвинулся и получил награды и повышения, а через два-три боя уже был назначен персидским шахом начальником всей персидской кавалерии. А за один блестящий бой под одной деревней шах приказал эту деревню назвать Климовкой.
И.И. Климов, казак Глининской станицы, к началу германской войны 1914 года был вахмистром сверхсрочной службы в одной из сотен 3-го Уральского полка. Во время войны выказал себя героем и, когда к концу войны был приказ по армии организовать небольшие партизанские отряды из добровольцев-казаков, творил чудеса храбрости. Постепенно за отличия получил офицерский чин. Придя в войско после войны, он играл крупную роль в правительстве как Фомичева, так и атамана Толстова, у которого он был его помощником. Это был талантливый самородок. В походах он играл решающую и главную роль. Своей храбростью и распорядительностью он много способствовал успеху походов.
Через неделю после прибытия в Тегеран дали грузовики и отправили всех одиночек-уральцев в город Хамадан (библейский город, называвшийся в старину Сузы, там находятся крепость Александра Македонского и могила Есфири и Мардохея). Все же семейные, раненые и больные оставлены временно в Тегеране. В Хамадане группа находилась в английском военном лагере, расположенном в крепости Александра Македонского. Там произошли некоторые неприятные сцены с английскими солдатами.
Через 3 месяца приехал атаман с остальными, и все двинулись дальше на персидских фургонах, пересекли Курдистан, прошли по знаменитой дороге народов, где когда-то двигались великие завоеватели, прошли Багдад и дошли до города Басры в Месопотамии. В Басре англичане нас разместили в лагере среди финиковых пальм, на левом берегу Шатэль-Араба. Отношение англичан здесь было гораздо лучше, чем в Хамадане. В этом лагере англичане собрали всех русских беженцев, ушедших от красных, и честь имели встретить моряков Каспийской флотилии, присвоивших наше и войсковое имущество. Нашлись два моряка, которые принесли атаману каждый по 150 серебряных рублей. К великому сожалению, не знаю их фамилий. Тут же встретил нашего полковника Сладкова с его спутниками, однажды отделившегося от отряда и на лодке добравшегося до Персии.
Атаман вел успешные переговоры с Сербией, и вопрос уже, можно сказать, был решен, как однажды было получено приказание от англичан приготовиться к погрузке на пароход, идущий во Владивосток. Атаман обратился к английскому правительству с просьбой отсрочить немного нашу отправку, имея в виду переброску нас в Сербию, но многоуважаемый Черчилль прислал телеграмму, – у меня нет ее под руками, но начало ее было таково: «Вы слишком долго пользовались добротой правительства Его Величества и т. д.»
Мы посчитали, что ответ был очень некорректный, и полагали, что такого ответа не заслужили, как бывшие союзники и как защитники Белой идеи. Как будто существовало соглашение Деникина с англичанами, что все русские беженцы, находившиеся на иждивении англичан, должны были быть доставлены к началу 1922 года в первый незанятый русский порт. Таким портом оказался Владивосток.
Не помню, какого числа и месяца, мы, после девятимесячного пребывания в Басре, были отправлены на Дальний Восток. Но англичане, которые оккупировали в это время Персию и Месопотамию, не только нас, бывших на их иждивении, попросили оттуда удалиться, но и вытряхнули всех русских офицеров, бывших в персидских войсках. Так блестящая карьера нашего И.И. Климова на этом и закончилась – он уехал в Чехию.
На пароходе англичане везли нас в трюме, как пленных, в портах, по дороге, пароход останавливался на рейде, но на берег нас нигде не пускали. После 35-дневного морского пути прибыли мы во Владивосток, где в это время была японская оккупация и было русское белое правительство Меркулова. В мою задачу не входит описание событий Владивостока, скажу лишь, что только стоило японцам уйти из Владивостока, как красные сейчас же его заняли и отряд уральцев ушел в Китай.
В Китае группа казаков из отряда решила вернуться в Россию. По слухам, красные сначала отправили их на копи в Сучан, а через 6 месяцев повезли домой. Оставшаяся часть отряда с атаманом перебралась в японские владения в город Чань-Чунь, недалеко от Харбина, и оттуда атаман привез их в Австралию, за исключением некоторых, которые предпочли остаться в Китае. С атаманом уехали в Австралию человек шестьдесят.
Вот вам история уральских казаков. Как я уже сказал, у меня под руками не было никаких документов, все это погибло в России, так что многое описано то, что я сам видел и что сам слышал. Многие бойцы других казачьих войск еще имеют какую-то надежду на восстановление этих войск в будущем. У меня лично никаких надежд нет, после того как я видел всю трагедию гибели войска, и невольно приходит на память старинное казачье предсказание: «Яицкое войско на крови зародилось, на крови и погибнет». В 1962 году уральцев за границей осталось так мало, что едва ли наберется 100 человек во всех странах. Больше всего их во Франции, а затем в Австралии.
Н. Дорошин[219]Уральское казачье войско[220]
15 ноября 1919 года собрались в Калмыкове остатки Уральской армии. В полках находилось по 200–300 бойцов, осталась одна батарея в четыре орудия. Всего на главном направлении набралось около 2 тысяч здоровых бойцов всех родов оружия. Красные в то время имели против казаков более 20 тысяч бойцов. Конечно, и у красных был тиф, но у них был большой тыл для размещения больных, они все время получали свежие пополнения в людях и снаряжении.
На Бухарской стороне, на правом фланге в киргизских степях, находился 2-й корпус генерала В.И. Акутина[221], всего около тысячи здоровых бойцов. Штаб корпуса находился в ауле Кызыл-Куга. На этом совещании атаман сообщил, что все меры для отхода армии на форт Александровский принимаются, а арьергардному отряду приказывается прикрывать отход армии, «огрызаясь и отходя». Отход морем был исключен, так как Гурьевский порт и северная часть Каспия уже замерзали и судоходные сообщения с фортом и Кавказом прекратились.
17 ноября красные возобновили свое наступление. Был сдан поселок Круглый. Потом был бой за Калмыков, продолжавшийся два дня. Отступление продолжалось. При вынужденном отходе уже не было и речи об эвакуации складов, больных и раненых. Отходили боевые части и с ними те, которые имели какие-либо свои средства передвижения. Остальное все оставалось в добычу и на расправу красным. Тем не менее, заградительный отряд 20 ноября дал бой под поселком Красноярским, отбил наступление, но на следующий день вынужден был оставить поселок. С боями казаки оставляли станицу за станицей. Урал замерз 21 ноября.
К 29 ноября казаки отошли к станице Кулагинской, где задержались на два дня. Ночью 30 ноября красные напали на Кулагин с трех сторон. Был ночной уличный бой. Казаки ушли, но потеряли обозы, часть пулеметов и три орудия из четырех. Казаки отошли в поселок Зеленовский, на полпути между Калмыковом и Гурьевом. Здесь фронт задержался на полторы недели. Прикрывающий отряд сократился до 600 шашек. Имелась дюжина пулеметов и одно орудие.
Утром 16 декабря красные прислали в поселок Зеленовский парламентера с письмом на имя «первого начальника дивизии или отряда». В этом письме стояло: «Ввиду полной бессмысленности и невозможности с вашей стороны дальнейшего сопротивления, я предлагаю вам сдать оружие, все огнеприпасы и прекратить сопротивление. От имени советского правительства я гарантирую жизнь и неприкосновенность всем казакам, офицерам и генералам. Командующий 4-й советской армией Фрунзе».