Дорога ведет теперь уже вниз. Отряд останавливается, разбивается на несколько групп, и они, теперь уже медленно, спускаются к казармам батальона с разных сторон: может быть, кое-кто из мятежников там еще и остался? На тропе фигура в офицерском пальто мирного времени. За ним другая и две-три женщины. Первый из них – штаб-офицер, далеко не молодой. Он взволнован, подавлен и вместе с тем радостен, что правительственный отряд прибыл на выручку их…
Полковник в полном здоровье и его спутники, также, видимо, не пострадавшие от мятежников, вызывают некоторую «неувязку» в умах чинов правительственного отряда. Вопросы, ответы… И что же выясняется: да, батальон взбунтовался, дежурный офицер чуть-чуть не был убит, но, слава Богу, все обошлось без крови: бунтовщики не тронули своих офицеров, не ограбили ни квартир, ни цейхгаузов. Свои собственные фельдфебели, унтер-офицеры и какие-то люди с бело-зелеными ленточками держали бунтовщиков в полном порядке. Быстро собравшись, построившись, погрузив нужное оружие, огнеприпасы и обмундирование, они в порядке покинули казармы, уйдя неизвестно куда и силой прихватив с собой одного из офицеров батальона (чуть ли не дежурного по батальону), дабы воспользоваться им как специалистом…
Дозорами пройден весь район казарм. Никого из мятежников нет, они все ушли. Все офицеры и их семьи целехоньки. Выставлены посты, остальные собрались в офицерском собрании батальона и, обмениваясь своими догадками и разгадками о странном поведении мятежников, не сорвавших с себя даже погон, их целях и задачах, мирно чаевали в обществе нескольких офицеров ушедшего батальона и членов их семейств… Поздно ночью, часа в два или три, в расположение казарм на Черной Речке прибыла броневая машина – она была послана навстречу мятежникам, но разъехалась с ними, двигаясь не той дорогой, по коей ушел взбунтовавшийся батальон.
Прибыв в штаб крепости, полковник Рубец заявил коменданту крепости, полковнику Томилко, на недопустимость пребывания отряда на «Печенге». Полковник Томилко вполне согласился с доводами полковника Рубца и приказал перевести отряд с «Печенги» в здания штаба крепости, окружного суда и на вокзал. Все эти три здания находятся на разных сторонах вокзальной площади. Кроме того, одна рота должна была занять здание штаба округа (на Алеутской улице в расстоянии 5–6 минут ходьбы от вокзала).
Полковник Томилко передал в распоряжение полковника Рубца следующие части: 1) полуроту 35-го стрелкового полка при офицере, 2) батальон егерей (капитан Пономарев) – личная охрана начальника края, генерала Розанова, 3) взвод русских легионеров, недавно прибывших из Франции, 4) броневой поезд «Калмыковец». Казалось бы – войск достаточно для разгрома бунтовщиков, но когда полковник Рубец обратился к находившимся тут же начальникам, то выяснилось: 1) Командир полуроты 35-го полка указал, что его люди измотались, и поэтому он на них не надеется. 2) Капитан Пономарев заявил, что положиться можно только на 1-ю роту. Остальные роты не надежны, да и на 1-ю роту он не вполне надеется. 3) Командир «Калмыковца» ответил, что у него 60 бойцов, но так как поезд находится в тупике и за гайдовскими вагонами, то положение его тяжелое. Гайдовцы ему объявили, что если его люди будут участвовать в борьбе против них, то все они будут ими, гайдовцами, истреблены. Все же этот офицер обещал, выйдя из затруднительного положения, помочь полковнику Рубцу. Начальник бронепоезда произвел очень хорошее впечатление на полковника Рубца и во время боя вполне оправдал его предчувствие, несмотря на то что гайдовцы свели его броневой поезд с рельс. 4) Из легионеров в штабе крепости никого не было, и только перед окончанием боя начальник легионеров – штабс-капитан (ныне полковник) Ханков, явился со своими 38 бойцами к полковнику Рубцу.
После вышеуказанных заявлений полковник Рубец решил, что рассчитывать он может только на своих «школьников», но прежде всего ему надо было изъять свой отряд из западни. Полковник Рубец послал ко мне поручика Суржанского с горнистом, передавая через них приказание о выводе отряда в район вокзальной площади, решив встретить нас у вокзала.
Время до подхода школы Рубец потратил на выяснение всей обстановки через полковника Томилко и находившегося тут же его начальника штаба – подполковника Кононова. Полковник Рубец узнал, что: 1) расквартированный на Черной Речке (близ станции Океанская) батальон морских стрелков вышел из повиновения офицеров. Один из офицеров там был убит солдатами. Этот батальон намеревается идти в город на помощь к гайдовцам, но 2) против этого батальона из города выслан броневой автомобиль; 3) по некоторым данным, среди гайдовцев находятся артиллеристы, уведенные накануне с Русского острова;
4) есть данные, что днем 17 ноября к гайдовцам присоединятся портовые рабочие, рабочие Дальневосточного казенного завода и грузчики – краса и гордость владивостокского пролетариата; 5) союзом моряков торгового флота на митинге, состоявшемся 16 ноября, была вынесена резолюция о неподдержке Верховного Правителя и всяческом содействии Гайде и эсерам. С этим союзом моряков все время поддерживают тесную связь чины крепостной флотилии, а потому надеяться на нее нельзя; 6) кроме того, не вполне надежны следующие войсковые части: местный батальон (на Русском острове), основная железнодорожная база (около 200–300 штыков) и автомобильная команда (бронемашина, ходившая навстречу морским стрелкам, как раз была из этой команды); 7) таким образом, полагаться вполне во Владивостоке можно только на Учебную инструкторскую школу и на гардемаринов Морского училища; 8) отношение к нам чехов и американцев подозрительное; остальные же интервенты подтвердили, что кто первый начнет военные действия, тот будет разоружен.
Только что ушел с «Печенги» полковник Рубец, как командир 2-й роты, капитан Волкович, донес мне, что его сторожевые посты вошли в соприкосновение с постами гайдовцев, что гайдовцы передают пачки своих воззваний юнкерам, в вагонах гайдовцев заметно движение, а на путях они установили против нас пулеметы. Прибыл поручик Суражкевич и доложил, что полковник Рубец требует немедленно покинуть «Печенгу», но… В это время мы со всех сторон были уже окружены гайдовцами.
Зная требование начальства «ни в коем случае не ввязываться в бой первыми», я был в нерешительности, как поступить. Приказал штабс-капитану Щедринскому попробовать со взводом пройти через двор Добровольного флота, но штабс-капитан Щедринский был остановлен гайдовцами и вернулся назад.
Суражкевич упорно настаивал, чтобы с бою пробраться к вокзалу. Юнкер 3-й роты Шнейдер заявил, что он переоденется в костюм кочегара и доставит коменданту крепости доклад о создавшемся положении. До выполнения этого я, по совету управляющего Добровольным флотом господина Кузьменко, сделал попытку захватить пароход «Диомид», чтоб на нем перевезти постепенно наш отряд. Попытка эта не увенчалась успехом.
В это время мы увидели, что к нам подходит полковник Рубец, который, не дождавшись нас у вокзала, удачно прошел через посты гайдовцев, выдав себя за одного из постоянных жителей «Печенги». Часа через полтора Шнейдер возвратился из штаба и доложил, что в 2 часа ночи за нами прибудут пароходы.
По прибытии к нам катеров «Стрелок» и «Форт» мы, возможно тихо, погрузились, сняли в последний момент сторожевое охранение и без отличительных огней отошли в глубь бухты Золотой Рог. «Стрелок» и «Форт» пристали у Клубной пристани. Быстро поднявшись по крутому откосу, отряд Учебной инструкторской школы выбрался на главную улицу – Светланскую.
Мерно отбивая шаг, школа шла по мертвому городу: ни прохожих, ни проезжих. На Светланке много валялось прокламаций гайдовцев, призывающих свергнуть иго «колчаковцев». На пути к вокзалу 2-я рота отделилась для занятия штаба округа. По прибытии на вокзальную площадь полковник Рубец приказал: 1) 3-й роте (подполковник Хартлинг), с двумя пулеметами 1-й роты, занять штаб крепости, 2) 9-й роте (капитан Зайченко), с тремя пулеметами 1-й роты, занять вокзал, 3) 10-й роте (штабс-капитан Швейниц), с одним пулеметом 1-й роты, занять окружной суд.
По распределению своих рот приблизительно, около 5 часов утра 17 ноября полковник Рубец имел последний разговор с комендантом крепости – полковником Томилко.
На стр. 13 своих записок полковник Рубец пишет: «С этого момента я не получал никаких распоряжений и указаний от кого-либо из чинов штаба Крепости и штаба Округа, вплоть до атаки вокзала. По телефону я не мог добиться узнать местопребывание генерала Розанова, его начальника штаба и Коменданта Крепости. Все мои письменные донесения остались без ответа. Моя личная явка в штаб для доклада тоже осталась без результата, так как местопребывание указанных лиц никто не мог сообщить».
Между тем события в день 17 ноября развивались с невероятной быстротой, и, понятно, в такое время высшая военная власть в городе должна была бы поддерживать непрерывную связь с лицом, которому подчинены были все правительственные войсковые части, действовавшие против мятежников на важнейшем участке.
Интересно было бы выяснить, что происходило в это время в штабе округа? Ведь за два дня до описываемых событий начальником штаба округа был полковник Сыромятников. В ночь же с 17 на 18 ноября, часа через два-три после того, как наши 9-я и 10-я роты под давлением гайдовцев покинули вокзал и мы готовились сделать контратаку, вдруг неожиданно зазвонил телефон. Я подошел к телефону вместо полковника Рубца, так как последний находился в это время в цепи стрелков 9-й и 10-й рот. Я отлично помню, и так занесено мною в моих записках – звонил Генерального штаба подполковник Смирнов, заявив, что он начальник штаба округа. Полковник Рубец в своих записках назвал звонившего полковником Cыромятниковым, но я уверен, что это ошибка (я не мог спутать полковника Сыромятникова с подполковником Смирновым, так как первого я никогда не видел и с ним никогда не разговаривал, подполковник же Смирнов – мой соратник по «Гродековскому Противобольшевистскому Фронту» 1918 года, там он был начальником штаба в отряде генерал-майора Маковкина