Подполковник Смирнов не поверил и полковнику Рубцу, что вокзал занят гайдовцами. Подполковник Смирнов угрожал полковнику Рубцу и мне, что оба мы будем отставлены и командовать нашим отрядом будет вышеупомянутый ротмистр. Далее с полковником Рубцом говорил по телефону генерал Розанов. Он требовал вновь занять вокзал.
Для проверки того, что вокзал действительно занят противником, из штаба округа и нам был прислан артиллерийский офицер, который храбро пошел к вокзалу, но был схвачен мятежниками и тотчас же расстрелян (этот эпизод мне не был известен. Узнал об этом из записок полковника Рубца, может быть, это и был штабс-капитан Рейман?). Затем появился в нетрезвом виде офицер, назвавший себя личным ординарцем генерала Розанова. По его словам, он послан был из штаба, чтобы лично на месте убедиться в правильности донесений полковника Рубца.
На странице 23-й своих записок полковник Рубец так пишет об этом ординарце: «После нескольких, пущенных с вокзала пуль он удостоверился и на мое предложение подойти поближе отказался и быстро скрылся. Все это было оскорбительно и обидно. К этому же времени в штаб Крепости явился подполковник Кононов и сообщил мне, что он назначен ко мне начальником штаба. Странно: 280 юнкеров и при них… начальник штаба! Но где же подчиненные мне комендантом крепости остальные части? Правда, полурота 35-го полка была здесь, но командир Егерского батальона так и не мог попасть к своей части, просидев в штабе до конца. Где была его часть – я до сих пор так и не знаю, да и не интересовался ею после заявления самого командира, что она ненадежна. Броневик «Калмыковец» со своей командой был изолирован, но бравый офицер прибыл ко мне для получения приказаний. В дальнейшем эти молодцы принесли существенную пользу своими действиями».
В пояснение этих строк из записок полковника Рубца считаю нужным добавить: в то время как капитан Пономарев был в штабе крепости, его батальон был по ту сторону японского кордона (кажется, на одной из Морских улиц (не смешивать с Матросскими улицами, находившимися на противоположном конце города). Лично мне капитан Пономарев сказал, что он хотел пройти к своему батальону, но японцы его не пустили. Слышал я от офицеров контрразведки, что и их с удостоверениями от штаба округа неохотно пропускали японцы, преградив на улице сообщение между штабом округа и нами. Задержали также японцы и полуроту нашей 2-й роты, шедшую из штаба округа к нам, и только вмешательство подполковника Кононова дало возможность этой полуроте вовремя присоединиться к нам. Во всяком случае, и полковник Рубец, и я подозрительно посматривали на сидевшего в бездействии на диване командира Егерского батальона капитана Пономарева: мы предполагали, что капитан Пономарев ждет, на чьей стороне будет перевес, и к той стороне он и присоединится со своим батальоном. Численный состав этого батальона мне известен не был.
Ночью, уже перед самым рассветом, незадолго до атаки вокзала, полковник Рубец узнал, что с Русского острова прибыл 2-й батальон школы. Этот батальон, совместно с гардемаринами Морского училища, занял боевой участок восточнее отряда полковника Рубца. Объединены они были командой полковника Добровольского (командир 2-го батальона УИШ). Штаб округа и ему прислал начальника штаба – подполковника Топоркова.
Подполковник Кононов, по своем прибытии в штаб крепости, доложил полковнику Рубцу, что он – полковник Рубец – назначается командующим всеми правительственными войсковыми частями, назначенными на подавление мятежа. Ночью же к полковнику Рубцу прибыло одно орудие под командой штабс-капитана Реймана (убит перед атакой вокзала). Получить это орудие полковнику Рубцу стоило больших хлопот и трудов.
Атака вокзала по первоначальному плану полковника Рубца была такова. Боевая часть: 9-я и 10-я роты Учебной инструкторской школы. Резерв: 3-я и 1-я роты Учебной инструкторской школы. Перед атакой орудие должно было выпустить шесть снарядов и в то же время на десять минут должен был открыться пулеметный огонь. Затем атака. Я был назначен начальником резерва и заместителем полковника Рубца, так как в это время нам еще не было известно о нахождении в городе отряда полковника Добровольского.
Мы вполне были готовы к атаке, как вдруг зазвонил звонок и из штаба крепости нам было приказано повременить с атакой: по сообщению начальника международной полиции, майора Джонсона, на вокзале находились люди, к восстанию непричастные.
Стоя в дверях штаба крепости, я наблюдал, как к вокзалу подъехали автомобили. Было темно, и нельзя было разобрать, что там, у вокзала, делалось. Во всяком случае, майор Джонсон оказал своим единомышленникам (он был русским эмигрантом времен первой революции и, по принятии американского гражданства, превратился в Джонсона) скверную услугу, ибо когда нам пришлось расправляться с противником, во много раз численно нас превышавшим, то многие наши бойцы особой пощады врагу не давали, рассуждая, что благодаря Джонсону на вокзале остались лишь люди, активно примкнувшие к мятежникам.
После отъезда Джонсона на вокзальной площади появился броневой автомобиль, сделал несколько выстрелов из пулемета и скрылся. Это была провокационная выходка штабс-капитана Чунихина и прапорщика Андреева. Чунихин должен был накануне задержать движение морских стрелков, шедших со станции Океанская к гайдовцам. Он этого не сделал, доложив, что его бронеавтомобиль неисправен. Теперь же он вновь не выполнил приказания – вступить в распоряжение полковника Рубца, так как, по его словам, его пулемет «заело».
Перед самой атакой вокзала полковник Рубец приказал усилить правый фланг цепи. Я выслал для этого полуроту 2-й роты, недавно прибывшую из штаба округа, и третий взвод (штабс-капитан Нельсон-Гирст) моей роты.
Стрелки 9-й и 10-й рот от долгого лежания на мостовой под дождем промокли и закоченели. Помню, штабс-капитану Швейницу не легко было поднять свою цепь для атаки. В это время из моего резерва с гранатами в руках выскочил юнкер Слепухин, неистово завопил «Ура!»… В своем порыве он увлек мой 3-й взвод. Кое-кто выбежал из моего резерва, промелькнула фигура штабс-капитана Трофименко с полуротой 2-й роты, заодно поднялись 9-я и 10-я роты…
2-я, 10-я и 9-я роты бросились к главному подъезду вокзала. 4-й взвод моей роты побежал к малому виадуку (где находилась почтовая контора). Часть верхнего этажа вокзала немедленно перешла в наши руки. (Владивостокский вокзал двухэтажный. Второй этаж находится на высоте Алеутской улицы и вокзальной площади, все же железнодорожные пути расположены внизу – на высоте Нижней Портовой улицы и нижнего этажа вокзала.)
Ко мне подбежал полковник Рубец и сказал: «Назначаю Вас начальником боевого участка «Вокзал» – очищайте его от мятежников. Я бегу вправо, хочу распространиться по путям в направлении Эгершельда. Молодцы калмыковцы – вовремя подержали»…
Действительно, в момент, когда орудие начало стрелять, калмыковцы взяли под обстрел гайдовский поезд. Кроме того, какой-то миноносец поддержал нас огнем со стороны бухты Золотой Рог. Зато японский крейсер, освещая своим прожектором вокзал и здание штаба крепости, не только слепил, но и ставил нас под обстрел гайдовцев. 2-й батальон Учебной инструкторской школы и гардемарины в этот момент находились в районе городского сада. Когда под нашим натиском толпы мятежников, ища спасения, кинулись по Нижней Портовой улице, гардемарины встретили их стрельбой пачками. Под вечер 18 ноября я видел груду тел на Нижней Портовой – результат работы гардемарин.
Получив приказание от полковника Рубца, я с оставшимися при мне шестью юнкерами 1-го взвода побежал к главному подъезду вокзала. Кое-где горели огарки стеариновых свечей, и при их свете я увидел капитана Морозова, прикладом винтовки выбивавшего филенки двери в уборную 1-го класса. Капитанам Зайченко и Швейницу я сказал, что прежде всего займемся очисткой всего верхнего этажа вокзала, предложил им идти на соединение с 3-й ротой, находившейся у малого, правого подъезда. Собрав юнкеров 3-й роты, я с ними выбежал через главный подъезд с вокзала и бросился к почтовому отделению. Тут был мой 3-й взвод. Мы двинулись было по главному виадуку, но он был под сильным обстрелом мятежников. Пришлось задержаться и затем соединиться со Швейницем, то есть выбить дверь в коридор, идущий к главному зданию.
Вот выписка из «Описания военных действий чинов 3-й роты УИШ.», представленная мною начальству после возвращения нашего отряда на Русский остров: «Часть людей взвода (3-го) бросилась дальше по длинному виадуку, но там попала под пулеметный огонь и понесла следующие потери: юнкер Дымченко – убит, взводный портупей-юнкер Дьяченко – смертельно ранен, подпоручик Игначак, чиновник военного времени Мальберг и юнкер Яковлев – все трое ранены в левые ноги (двум последним ноги отняты по колено), юнкера Радецкий-Микулич и Ломакин – легко ранены и остались в строю»…
Во время атаки вокзала люди взводов по собственной инициативе выбегали из штаба крепости для бросания бомб (юнкера Гущин и Смирнов), оказания помощи стонавшим в темноте раненым, пять юнкеров бросились на пулемет, стоявший на подъезде вокзала, и захватили его (Панов, Маевский, Гущин, Захарьин, Нейерди). Юнкер Яблонский с юнкерами 2-й роты в зале 3-го класса захватил пулемет.
После подавления восстания во Владивостоке много говорили, что во время атаки нами вокзала нам содействовал японский пулемет, поставленный на Тигровой горе. Об этом даже упоминается в официальном докладе Крашенинникова. Я категорически отрицаю это и полагаю, что такое мнение получилось в результате следующего обстоятельства: перед началом атаки полковник Рубец приказал один пулемет установить на крыше окружного суда. Во исполнение этого приказания юнкера 1-й роты забрались на крышу окружного суда и хотели там поставить пулемет, но так как крыша великобританского консульства стесняла им кругозор, то они перебрались на эту крышу и установили пулемет близ флагштока, то есть под самым английским флагом. Когда этот пулемет заработал и когда консул узнал, что на его крыше стоит действующий пулемет, то е