Приказом по корпусу я назначаюсь командиром Отдельного, имени генерала Каппеля, Офицерского отряда. Армия перешла от отдыха к горячей работе по боевой подготовке к предстоящим боевым действиям. Появилась забытая в походах отчетливость, поднялась дисциплина и выправка. Трудно приходилось нашим рабочим – ижевцам и воткинцам. Воинскую мудрость они постичь не могли. У них была своя, станковая, рабочая дисциплина. Честь отдать они забывали, но зато шапку снимет и своего офицера по имени и отчеству назовет. Так их и оставили в покое. Но зато в боевом отношении их никто не мог превзойти. Они заслужили незабываемую славу на полях сражений. Мы их уважали и любили, а противник боялся.
С утра и до вечера шли занятия. Всюду лилась залихватская боевая песня. На этих днях мы услышали странную для нас новость. Она не только удивила нас, но и поразила. Еврейское общество предложило атаману сформировать, на их собственные средства, Еврейский боевой батальон. Вот так история! Разрешение они получили и к формированию приступили. Откровенно говоря, мы к этому отнеслись весьма недоверчиво. Боялись предательства и провокации. В конце концов так и оказалось. Батальон был сформирован и отправлен в деревню Александровку, где и перебил своих же офицеров и перешел на сторону красных. А мне, с моим Офицерским отрядом, пришлось его ликвидировать. Был странный бой. С одной стороны предатели-евреи, а с другой, наступающей, – господа офицеры. Бой был очень короткий. Я нанес Еврейскому батальону сокрушающий удар, с обхватом обоих их флангов, и прижал их к озеру, где частями и переловили весь батальон. В начале боя они, видимо, страшно волновались. Об этом можно было судить по их беспорядочной стрельбе. Мои офицеры шли в атаку с папиросой во рту. Потери с нашей стороны были незначительны. После ликвидации Еврейского батальона мы снова вернулись в Читу и ожидали со дня на день перевооружения. Старые винтовки были сильно расстреляны. А кроме того, в отряде не сохранилось ни одного штыка.
В свободное от службы время я любил ходить на вокзал, где проходили чуть не ежечасно богатые составы поездов уезжающих «милых союзничков». И кого только там не было! Даже итальянские альпийские стрелки в их причудливых формах. Их стоянка в Сибири, как экспедиционных войск, была главным образом расположена по линии железной дороги. До сих пор я не могу себе представить, для какой же, в конце концов, цели они были присланы к нам. Помогать они нам не помогали, а только мешали и занимались сплошной провокацией. В боевом отношении эти союзные воинские части были ниже всякой критики. А вели они себя так вызывающе, что со стороны казалось, что не они гости на Русской территории, а мы, настоящие хозяева Русской Земли, находимся в гостях у них. Смотришь на эти блестящие проходящие поезда, и невольно напрашивается сам собою вопрос: «Господа Союзники! За что же это вы плюнули нам, Русским Патриотам, в нашу душу?!» Но посмотришь на самодовольные рожи упитанных офицеров и приходишь к заключению: не стоит и спрашивать – не поймут. Где им? Ведь они победители! Какая ирония! Победители на крови и предательстве Русского народа.
Шел апрель месяц, и наступал великий для нас Праздник Святой Пасхи. Перед заутреней все господа офицеры роты почистились и надели все лучшее, что у них было. Заботами начальника хозяйственной части отряда были приготовлены пасхальные столы. Все было готово, чтобы встретить этот Святой Праздник так, как его встречала наша Святая Русь. Кроме дежурного взвода, вся рота пошла в церковь. За несколько минут до моего выхода из помещения я был вызван к телефону. Говорит начальник штаба Волжской бригады, Генерального штаба полковник Попов. По приказанию начальника бригады моя рота должна быть в полной боевой готовности. Тревога. Забыты пасхальные столы. Спешно разбираются винтовки, и с шумом выкатываются пулеметы. Стройно, попарно спускается рота на улицу. Стояла дивная пред-пасхальная ночь. Отряд выстраивался лицом к противнику и спокойно дожидался дальнейшего приказания. В штабе бригады я узнал подробности всех событий, которые произошли за несколько часов.
Красная армия, под командой товарища Блюхера, всей своей массой обрушилась на наш фронт. Части атамана Семенова не выдержали удара и отходят по всему фронту. Красными уже занята деревня Трех-Озерная, находящаяся в 10–12 верстах от Читы. Волжской бригаде дана боевая задача – выбить противника из деревни Трех-Озерной. Мой отряд идет в авангарде. Японская Императорская армия также принимает участие в этой боевой операции. Посмотрел на часы: было ровно 12 часов ночи. Подаю команду: «Господа офицеры, на молитву. Шапки долой». Проходит минута тишины. Снова команда: «Накройсь». И я поздравляю роту: «Христос Воскресе!» Братские поцелуи, и рота, свернувшись в походную колонну, с лихой каппелевской боевой песнью:
С нами Каппель, сын России,
С нами славный Вождь всегда…
отчетливо проходила улицы города Читы. Кончился отдых. Снова для нас настала боевая пора.
Не доходя 3–4 версты до деревни Трех-Озерной, я вошел в огневую связь с передовыми отрядами красных. Развернувшись, мы пошли в атаку и, легко сбив противника, начали теснить его к деревне. Мой отряд, по диспозиции, шел в лобовой удар. Справа шла наша Волжская бригада, а правее ее шли части японской армии, говорят, в составе дивизии, а может быть, только полка: у этих самураев точно узнать ничего нельзя. Слева от меня – Оренбургская казачья бригада, 1-й Забайкальский полк, а еще левее – снова японская армия – ее конные части.
Противник укрепился на отличных позициях. Бой в полном разгаре и уже продолжается около трех часов. Красные упорно обороняют деревню, часто переходят в контратаки. Наконец мы переходим в решительное наступление, сбиваем противника, который быстро начинает отходить. Но со своим отходом они опоздали. Японские части в их тылу отрезали все пути к отходу. Три дивизии красных – в клещах. Началась ликвидация. Противник яростно бросался в бешеные атаки в самых различных направлениях, но прорваться ему не удалось. Кольцо все сужалось и сужалось. В отряде есть убитые и раненые.
Наконец красные всей своей массой, с диким ревом «Ура!», повернув свой фронт, густыми цепями, чуть ли не колоннами, повели штурм на мой участок. Этого я никак не мог ожидать. Какая могла быть у них цель прорвать фронт именно на моем боевом участке? От этого прорыва, если бы даже он им и удался, их положение не изменилось бы к лучшему. Ждем. Огня не открываем. Красные быстро приближаются. Еще минута ожидания… и огонь. Затарахтели пулеметы «максим», посыпалась частая ружейная стрельба. Но в нашем огне есть что-то странное: винтовочный выстрел не тот, к которому так привыкло ухо. Глянул на наши цепи и вижу, как выпущенные нами пули зарываются в нескольких саженях от нас в мягкий песок, поднимая его на воздух. Что случилось? Понять не могу, да и поздно. Противник уже совсем близко. Поднимаю отряд, и идем в контратаку, без штыков. Трудно сказать, чем бы этот бой закончился, если бы нам пришлось столкнуться с красными грудь с грудью. К моему счастью, Оренбургская казачья бригада, неожиданно для меня и противника, лавой навалилась на его левый фланг, смяла его, и началась рубка. Красные бросились в панике, ища спасения, в деревню. Но оттуда шла лава японской регулярной кавалерии. Бой закончился полным поражением красных.
Приказал собрать все патроны, полученные мною из Читинского патронного завода. Оказалось предательство. Каждая гильза была заряжена неполным составом пороха. Попытка большевиков захватить Читу не удалась. Результатами для них оказалось уничтожение их лучших пяти дивизий – рабочих, московских, коммунистических частей. Масса пленных. Одних бронепоездов было взято два. А снаряжения и подсчитать было невозможно – всюду пушки, брошенные пулеметы и тысячи винтовок. Урок им был дан нами весьма серьезный. Но надолго ли? Нельзя было забывать, что этому боевому успеху помогла нам своим активным участием Японская Императорская армия. Но кто мог бы нам поручиться за то, что она не предаст нас так же, как и другие «союзники»? Снимется, уйдет и даже не потрудится предупредить нас; веры к ним ко всем у нас уже не стало. Потери в роте: 2 офицера убито и 10 ранено.
С той же боевой песнью, так же отчетливо мы снова маршировали по улицам города Читы. Нам обещан снова отдых и полное перевооружение новыми винтовками, которые мы и получили на второй день. Было интересно смотреть, как господа офицеры на сей раз бережно и даже с любовью обращались со штыками. Урок был тяжелый – идти на штыки, не имея их. С тех пор мне не приходилось видеть, чтобы у кого-либо в роте винтовка была без штыка.
На этих днях в нашей роте было большое торжество. Дамы господ офицеров роты своими руками и их милыми пальчиками вышили дивное знамя. На белом шелку золотыми буквами были вышиты слова: «За Святую Русь». А ниже: «Офицерская рота имени Ген. Каппеля». На левой стороне, в верхнем углу, в желтом императорском поле Двуглавый Орел, вышитый черным серебром. Посередине знамени художественно вышит наш орден «За Ледяной поход». Чудное знамя! После полной церемонии и торжественного богослужения знамя было передано нам из рук командующего армией генерал-лейтенанта Войцеховского. После этого состоялся парад и потом банкет роты, на котором присутствовали все высшие чины армии, во главе с атаманом Семеновым.
Красные, потерпев поражение или, вернее, позорный для них разгром, спокойно сидели и не беспокоили нас. Мы же, видя, что японская армия продолжает стоять на своих боевых участках, так же спокойно продолжали свой отдых и подготовку к будущим боевым действиям. Но враги наши не спали, а упорно работали в нашем тылу и среди нас же самих. Большевистские и социалистические провокаторы сумели в конце концов внести разлад в наши ряды.
Совершенно неожиданно армия враждебно разделилась на два лагеря: семеновцев и каппелевцев. Дошло дело до того, что происходили даже столкновения. Провокаторство было ясно, и все же эта враждебность охватила даже некоторых начальников отдельных частей. Я боролся всеми мерами, чтобы моя рота не попала также под это влияние. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не начались жестокие бои по всему Забайкалью. Боже, как мне было обидно и досадно, что многие не поняли или не хотели понять, что все это дело р