ук большевиков. Ведь мы остались единственной армией Белых Патриотов на родной русской земле, и вдруг какая-то глупо-провокаторская враждебность. Не один я тогда, а тысячи нас вспомнили нашего Белого Вождя генерала Каппеля. Если бы он был жив, этого никогда бы не случилось!
Моя рота спешно погрузилась в эшелон и двинулась к городу Сретенску, расположенному на реке Шилке. Выбросив из него банду красных партизан, мы совместно с Волжской бригадой стали в нем гарнизоном. Дивный городок, утопающий в зелени, окруженный дикими горами, покрытыми ковром из фиалок.
В скором времени к нам прибыл и штаб нашего корпуса, с его командиром генералом Молчановым и начальником штаба Генерального штаба генералом Барышниковым[64]. Остальные части корпуса заняли исходные плацдармы, готовые перейти в наступление. Мы ожидали крупного масштаба боевых операций по очистке Забайкалья от партизан и их очагов.
Моя рота часто выходила в походы с целью разведки. Я нарывался на партизан, гонялся за ними безрезультатно и снова возвращался в Сретенск. В одном из таких боев я обходил нашу позицию. Бой уже закончился, и, как обыкновенно, партизаны удрали. Был дивный летний день. Поравнявшись с расположением 2-го взвода, я встретил командира взвода капитана Арсеньева. Стоим, разговариваем и курим. Неожиданно послышалось в воздухе какое-то приближающееся к нам журчание. Удар или, вернее, шлепок во что-то мягкое. Капитан Арсеньев, схватившись руками за живот, со стоном повалился на землю. Бросились к нему, расстегнули платье и обнаружили пулевую рану в живот. Пуля была на излете, а потому рана получилась рваная и тяжелая. Бедный Белый герой! Храбрец, дивный офицер, прошедший с боями с берегов Волги до Забайкалья в строю, с винтовкой в руках, и погиб от какой-то шальной пули, пущенной в воздух. Вот трагедия! Он умер в страшных мучениях на руках сестры милосердия.
Армия перешла в наступление. Операция проходила успешно. Сбивая всюду красных, мы быстро гнали их и в результате окружили. Еще бы небольшое напряжение, и мы очистили бы все Забайкалье от красной нечисти. Но… у нас всегда случалось что-то… Так случилось и теперь. Барон Унгерн со своим корпусом, не предупредив нас, оставил фронт и ушел к себе в Даурию. Вся наша четырехдневная операция пошла насмарку. Конечно, мы противника сильно потрепали, но ликвидировать его нам не удалось, и товарищ Шевченко со своим 10-ты-сячным отрядом вышел из нашего окружения. Кроме того, он отрезал Волжскую бригаду от главных сил. Днем мы отбивались от наступающего со всех сторон противника, а ночью осторожно обходили его, стараясь выйти к реке Шилке. В течение 10 дней мы были фактически потерянными и нас уже начали считать погибшими. Наконец, нам удалось выбраться из окружения и войти в связь с нашей группой, которая выслала нам на помощь конную бригаду, с которой мы и отошли к нашим главным силам.
Наш поход был закончен, но по всему Забайкалью продолжались жестокие бои. Положение нашей Белой армии было не из приятных. Японская армия под ультимативным требованием союзников должна была начать эвакуацию своих частей. Еще раз, перед уходом, она нанесла сокрушающий удар по красным, еще раз спасла Читу от захвата ее большевиками. Но это было уже последним жестом самураев. Они грузились и уходили в Приморскую область, в порт Владивосток. Армия с лихорадочной быстротой перегруппировывалась, готовясь, может быть, к последним боям. Наш 3-й корпус шел на ст. Борзя.
Во время похода я получил неприятный для меня приказ. Командир корпуса приказал мне отправиться эшелоном на ст. Карымская и немедленно разоружить и арестовать весь состав бронепоезда «Повелитель» за мародерство и неподчинение приказу командующего армией. Секретно сообщалось, что есть предположение, что командир бронепоезда капитан Масалов работает для большевиков, и чтобы я принял все меры предосторожности. После ареста я должен сдать всех офицеров командиру 2-го корпуса генералу Смолину для предания военно-полевому суду. Этот эпизод был описан подробно в прошлом на страницах «Первопоходника».
Назревал серьезный вопрос, как наше командование решит задачу перехода по территории Китая. Мы слышали, что китайцы не желают нас пропускать. Ну, тогда остается у нас одно решение – пройти с оружием в руках от ст. Пограничная до ст. Раздольная по территории Китая. Наконец, китайцы согласились пропустить нас с условием, что мы сдадим им оружие и они его вернут нам, когда мы достигнем Раздольной. Наше командование категорически отказалось, так как мы китайцам не могли довериться. Были готовы к бою, мой бронепоезд «Витязь» был готов. Чехлы с пушек сняты, наш национальный флаг поднят к бою.
Жду приказа открыть огонь. Наши передовые части перешли границу, но в это время появились японские офицеры и просили не начинать боя: они лично от их командования гарантируют, что оружие они примут, сохранят и отдадут нам, как только мы достигнем нашей границы. Офицеры могут сохранить и наганы.
Мы верили японцам, мы их знаем очень хорошо по совместной боевой работе в прошлом. Подали открытые вагоны, куда и начали мы сдавать оружие, что заняло два дня, и после этого мы двинулись в поход. Мой бронепоезд они просили взорвать. «Вам его больше не надо», – говорили японские офицеры. Я получил приказ – взорвать «Витязя».
– Прощай, наш верный друг! – И, заложив пироксилиновые шашки, зажгли шнур и отошли на довольно большую дистанцию. Колоссальный взрыв, не только от пироксилиновых шашек, но мы имели большое количество снарядов для нашей артиллерии. «Сомкнули ряды» и молча пошли к китайской границе.
Ф. МейбомБронепоезд «Витязь»[65]
Бронепоезд «Витязь» родился неожиданно при необыкновенных обстоятельствах. Первое боевое крещение он получил при защите станций Урульга и Карымская. Произошло это после бесплодных переговоров между белым правительством в городе Чите и красным командованием. В возможность добиться мирного соглашения никто из офицеров, за малым исключением, не верил. Мы отлично знали, что даем красным возможность сделать перегруппировку войск, а когда они будут готовы, то без предупреждения перейдут в наступление. К сожалению, другого мнения было Читинское правительство. Оно было уверено, что мир уже почти подписан.
Первый удар красных был нанесен на ст. Урульга с целью захвата затем узловой станции Карымская. «Витязь» стоял на боевом участке с 1-м полком Добровольческой бригады. Командиром полка был доблестный офицер полковник Черкес. Метким огнем «Витязь» остановил красный бронепоезд «Товарищ Блюхер» и полностью уничтожил его со всем его составом, а затем сильным артиллерийским огнем заставил цепи красной пехоты залечь. Это дало возможность Добровольческому полку занять лучшую позицию. Подробности этого боя будут даны дальше.
По условиям перемирия Читинского правительства с красными, наш 3-й корпус, под командой генерал-лейтенанта Молчанова, походным порядком перешел по территории, занятой красными, из района города Сретенска в район поселка и станции Борзя. Там же была расквартирована состоявшая в 3-м корпусе Волжская имени генерала Каппеля бригада под командой молодого храброго генерала Н.П. Сахарова.
Я, подполковник Ф. Мейбом, автор воспоминаний, старый и коренной волжанин, начал Гражданскую войну в Казани рядовым офицером 1-й офицерской роты, которой командовал прекрасный человек и доблестный офицер гвардии полковник Радзевич. После упорных боев под ст. Свияжск и неудавшегося обхода группы генерала Каппеля, мы с помощью 1-го чешского полка полковника Швеца разбили латышскую бригаду Вацетиса и начали отход, задерживая противника на каждой удобной позиции. Наконец, перейдя в контратаку, в штыковой схватке опрокинули Кронштадтскую матросскую группу с латышским личным конвоем Троцкого. Отброшенный противник бежал к ст. Свияжск, преследуемый нами. Будь у нас кавалерия, то товарищ Троцкий, находившийся среди своих бегунов, попал бы в наши руки. Было обидно, что он скрылся на наших глазах. И было больно слушать, когда из наших рядов раздались крики: «Кавалерию, кавалерию!» – зная, что ее у нас не было.
Я уже командовал офицерским взводом, когда получил приказ отправиться в Казань в распоряжение генерала К., который меня назначил в Первый Казанский стрелковый полк. В полку только два батальона, рядовой состав исключительно татары. Получаю приказ принять 1-й батальон. В батальоне 400 татар, из которых большинство никогда в армии не были и лишь небольшой процент служил в Императорской армии. В батальоне пять офицеров и нет совершенно унтер-офицеров. Делали все, что было в наших силах, чтобы привести рядовой состав в воинский вид, но это было не так-то легко – некоторые татары не говорили по-русски. Мучаем их и себя с утра до ночной темноты в построениях и, главным образом, рассыпному строю.
После 10 дней я получаю приказ идти на помощь отряду, защищающему Артиллерийские казармы. Начальником боевого участка был полковник Н.П. Сахаров. У него Георгиевский крест и Георгиевское оружие, что сразу же произвело на нас большое впечатление. Увидев батальон, он покачал головой и сказал, что даст мне возможность продолжать обучение еще несколько дней. С этого момента моя судьба была связана надолго с этим отличным другом и боевым командиром и со своими волжанами – до Уфы, где я был ранен и эвакуирован в Ново-Николаевский госпиталь. 2-м батальоном командовал капитан Г.Д. Лебедев[66], с которым мы были большие друзья. Царство ему небесное, как и другому нашему казанцу – полковнику Б.И. Попову[67].
Приказом адмирала Колчака все выздоравливавшие офицеры остаются в распоряжении начальников гарнизонов для пополнения вновь формирующихся частей. Выйдя из госпиталя, я явился к начальнику гарнизона генерал-лейтенанту Зощенко[68]