и прошу разрешения вернуться обратно в волжские части. На это – назначение явиться в распоряжение командира 49-го Сибирского стрелкового полка. Командует полком гвардии полковник М. Представляюсь и получаю приказ принять первый батальон. В полку около 4000 штыков. Вновь сформированная 13-я Сибирская стрелковая дивизия имела не меньше 12 000 штыков. С этим полком я провел все бои и прошел Сибирский Ледяной поход до города Читы, командуя 1-м батальоном, потом был назначен помощником командира полка и, наконец, принял должность командира полка. В Чите началось переформирование частей из дивизий в полки, из полков в батальоны и т. д. От моего полка осталось в строю около 200 штыков, из которых 45 офицеров. Получаю приказание передать солдатский состав в распоряжение генерала Сахарова, а из офицеров сформировать роту, которая получает наименование Офицерская рота при Волжской имени генерала Каппеля бригаде. Рота была пополнена и имела 75 штыков (офицеров).
С этой ротой я и прибыл на ст. Борзя, где сосредоточилась Волжская бригада. Получаю приказ от генерала Сахарова немедленно явиться к генерал-лейтенанту Молчанову.
Генерала Молчанова я очень хорошо знаю по его боевым операциям, по его безграничной храбрости, по его необыкновенной способности применять тактические приемы, наиболее соответствующие требованиям гражданской войны. Все это, вместе взятое, давало генералу ореол доблести военного Вождя с его легендарными по храбрости ижевцами и воткинцами. Но я, и не только я, а все знали, что он очень строг и Боже упаси не исполнить его приказа…
Генерал встретил меня очень любезно и объяснил мне мою задачу. Задача не боевая, но очень неприятная. Я должен с Офицерской ротой срочно погрузиться и отправиться на станцию Карымская, на которую на следующий день ожидается приход бронепоезда «П…». Мне предстоит арестовать командира бронепоезда капитана М. и всех офицеров и отправить их под конвоем в распоряжение командира 2-го корпуса генерала Смолина для предания военно-полевому суду за мародерство. Об исполнении приказа донести.
Не буду описывать подробно, как произошел арест. Это одно из самых неприятных для меня воспоминаний. Сообщу об этом кратко. Как только бронепоезд подошел на станцию, я попросил командира бронепоезда прийти ко мне в контору начальника станции, где я показал ему приказ об аресте. На это он мне ответил, что он не подчинен генералу Молчанову, что у него есть только один начальник – «наш Батька-атаман», и просит переговорить со штабом атамана. В этом я ему категорически отказал и предложил переговорить с генералом Молчановым. При этом я ему сказал, что разговоры ни к чему не приведут и что я должен выполнить данный мне приказ. «Вы арестованы и потрудитесь сдать ваше оружие полковнику Х…» Он сразу как-то осел и обратился ко мне с просьбой прочитать своим офицерам приказ и тем самым успокоить их. Приказ он обещал тотчас же вернуть: «В чем даю вам слово офицера»… Я очень пожалел, что поверил слову такого офицера. Поднявшись на бронепоезд, капитан М. отдает приказ «К бою» и полным ходом идет вперед. Воет сирена, пушки и пулеметы направлены на нас.
Я успеваю соединиться по прямому проводу с комендантом станции Андриановка и приказываю ему задержать бронепоезд. Требую испортить железнодорожный путь, набросав на него все, что найдется под руками. Со своей ротой иду на хвосте бронепоезда. Показалась станция Андриановка. Бронепоезд сбавляет ход и наконец останавливается. Быстро выскакивает из вагонов Офицерская рота, развертывается в цепь и идет прямо на бронепоезд. Был жуткий момент – неужели откроют огонь по своим же офицерам?.. Бронепоезд без выстрела сдается… Арестованы все офицеры. Рядовые забайкальские казаки остаются на своих местах. Капитан М., подойдя ко мне, протянул мне руку. Он нарушил данное слово, и рука его так и осталась в воздухе.
Докладываю генералу Молчанову, что приказ полностью исполнен, и прошу указания, что делать с бронепоездом. Ответ: «Назначаю тебя командиром бронепоезда»… Никогда в моей жизни я не командовал бронепоездом, к тому же я пехотинец, а не артиллерийский офицер, но, зная генерала, я не осмелился возразить ему, и мне остался один выход – «Слушаю». Приказано выехать на ст. Урульга в распоряжение начальника боевого участка – начальника Добровольческой бригады генерала Осипова и встать на охрану этого участка совместно с командиром 1-го добровольческого полка полковником Черкесом.
Мы немедленно занялись перекраской бронепоезда, и его прежнее имя было заменено именем «Витязь». В это время шло еще злосчастное перемирие, но оно дало нам время на подготовку. «Витязь» был занят днем и ночью. Днем шла пристрелка различных целей, а ночью мы тихонько уходили ближе к расположению красных частей. Мне повезло, и я достал хорошего, знающего артиллерийского офицера, бывшего командира батареи в Императорской армии, кавалера Георгиевского оружия – капитана Федорова. Он в короткий срок привел артиллерию на бронепоезде в блестящее состояние и два месяца был незаменимым учителем молодых артиллерийских офицеров.
Я держал «Витязь» все время в работе, а сам учился управлять им. Главный секрет в командовании бронепоездом – это беспрерывная и умелая смена позиций, чтобы не дать противнику пристреляться. «Витязь» имел сильную артиллерию: три пушки трехдюймовых японских, одно дальнобойное орудие «кане» на тумбочной морской установке; 4,5-дюймовая мортира и пушка Гочкиса на башне у командира бронепоезда. Кроме того, мы имели десять пулеметов «максим» и восемь пулеметов «кольт». Команда бронепоезда состояла из 100 офицеров и 35 солдат. Часть команды обслуживала орудия, часть – пулеметы, и часть исполняла инженерные работы.
В один из дней нашей практики в артиллерийской стрельбе по закрытым целям снаряд из «кане» пошел «гулять» и угодил в поселок, где стоял конный полк красных. Убито несколько красноармейцев и шесть лошадей. Боже! Что тут началось… Приехала специальная комиссия из Читы с представителем от Дальневосточного правительства. Начались расследования, дознания и т. д. Хотели предать суду начальника орудия штабс-капитана Артомашева. Я, конечно, стоял за него и доказывал, что пушки старые и расстрелянные и что начальник орудия тут ни при чем. Хотя в глубине души я не особенно верил начальнику орудия, а также сам себе со своими доказательствами. Что особенно меня удивило, это что начальник боевого участка генерал Осипов[69]вместо того, чтобы дать голос за своего офицера, почему-то старался всеми силами утопить его. С этого дня наши отношения с ним стали строго официальными.
С офицерами же 1-го Добровольческого полка[70]у нас были самые дружеские отношения, а с полковником Черкесом[71]мы стали большими друзьями. Мы на бронепоезде «Витязь» жили, конечно, лучше, чем офицеры пехотного полка, и это нас очень стесняло, так как мы не так давно были в таком же положении, как и они. Поэтому они были ежедневными гостями на «Витязе». Мы доставали водку из Маньчжурии по железнодорожному пути и охотно делились с ними водкой, продуктами и т. д. Все это делалось как бы в одной офицерской семье.
Время шло, а слухи все упорнее и упорнее говорили, что красные готовы перейти в наступление. На нашем участке было все спокойно, за исключением донесения из заставы, что в тылу у красных идет какое-то передвижение, слышен как будто шум от движения орудий. Эти донесения я проверил лично и донес генералу О., на что получил ответ: «Прошу вас не беспокоиться, господин полковник. Предоставьте этим заниматься нам. Перемирие остается в силе». На этот грубый и неуместный ответ я решил не отвечать и поделился только с полковником Черкесом. Он вспыхнул, как порох: «Ну, это уж предел грубости генерала О., и я сейчас же переговорю с ним!» Я еле упросил его оставить это без последствий, доказывая ему, что скоро перейду в распоряжение генерала Молчанова, так как бронепоезд «Витязь» принадлежит 3-му корпусу.
В одну из темных ночей (забайкальские ночи – это что-то особенное, в 10 шагах ничего не увидишь) дозор задержал какого-то типа, который уверял, что он офицер 1-го Добровольческого полка. Его привели ко мне. Вижу по глазам – что-то с ним неладное. Звоню полковнику Черкесу, который говорит, что такого офицера у него нет. Значит – красный разведчик. В это время входит офицер из дозора и показывает телефонную катушку, которую он случайно нашел на месте ареста. Все ясно. Приходит полковник Черкес, которому я и передаю пойманного типа. Полковник Черкес заставил его признаться, что он красный артиллерист, что их было трое и они вели провод к железнодорожному цейхгаузу. Он попался, а двое скрылись в темноте ночи. Красный артиллерист дал важное показание, что завтра утром начнется наступление, что собрано много пехоты и артиллерии, из Иркутска подошел бронепоезд «Товарищ Блюхер».
«Витязь» приводится в полную боевую готовность. Полковник Черкес передает генералу Осипову все сведения и просит прислать ему в резерв 2-й Добровольческий полк. Этого генерал Осипов не сделал и продолжал верить «перемирию». Мы с полковником Черкесом давно уже разработали план обороны. Ввиду того что поселок Урульга находился в котловине, пехотная позиция может быть расположена только на возвышенностях к северу от поселка. При наступлении красных я должен артиллерийским огнем бронепоезда помочь полку отойти на заранее подготовленные позиции.
«Витязь» готов к бою. Пыхтит и медленно выходит вперед. Прислуга у пушек и пулеметов. Подхожу к железнодорожному мосту и перехожу через него. Это моя подготовленная позиция с пристрелянными целями. Броневики красных должны выйти из-за поворота железной дороги на открытую местность, где я их встречу. Связался телефонной линией с полковником Черкесом. Все спокойно. Начинается рассвет. Появляется подозрение, что пойманный красный наврал. Ну, что же?!! Если не сегодня, то все равно это будет. Снова проверяю в голове наш план боя. Все кажется ясно и точно. Но в бою приходят часто неожиданные случаи, и тогда все зависит от быстроты решения и твердого исполнения.