Я шифровал телеграмму в его личном купе, где на ближайшем от койки крючке всегда висела его винтовка. Я взял винтовку и, переступая через лежавшие на полу оконные рамы, передал ее Каппелю, который уже выходил из вагона. И пока мы вышли и спустились с высоких подножек вагона на снег, прошло некоторое время. Но мы видели, как сверху с большой высоты летели издававшие странный вой тяжелые двери теплушек и обломки вагонов.
Нам пришлось плотно прижаться к вагонам нашего поезда, чтобы не быть раздавленными валившимися сверху тяжелыми частями взорванных вагонов. Двери товарных вагонов, падавшие с молниеносной быстротой углом, на наших глазах взрыхляли промерзшую землю на аршин и больше глубины. Жар от ревущего пламени, устремлявшегося на несколько саженей к небу, заставил нас вернуться к задней части нашего эшелона и обернуться туда, где справа и слева были нагромождены в несколько рядов горящие вагоны (теплушки), набитые корчившимися от огня еще живыми людьми – ранеными и тифозными. От горящей груды вагонов загорелись и другие уцелевшие от взрыва вагоны, наполненные больными, ранеными и просто беженцами, оглушенными взрывом.
Генерал Каппель дал распоряжение железнодорожникам отцепить уцелевшие от огня составы вагонов и вывести их из сферы всепожирающего огня. Конвой штаба фронта, состоявший из 70 человек, почти целиком погиб, находясь в вагонах близко от взрыва. Сзади нас уцелело, с разбитыми окнами, 17 вагонов из нашего состава. Остальные все погибли.
Допуская возможность выступления местных большевиков, Каппель приказал мне отправиться в город Ачинск (3 версты от станции) и вызвать добровольческую конную бригаду, в которой мы (Каппель и я) были утром и все чины которой произвели на нас очень хорошее впечатление. Особенно толковым был их командир (фамилию его я забыл). Телефон, конечно, не действовал, так как здание станции было почти разрушено, с зияющими отверстиями вместо окон и дверей.
Пробираясь через пути, я увидел несколько тревожно бродящих, сорвавшихся с коновязи чешских лошадей. Поймав одну из более доверчивых, я сел на нее без седла, в одном недоуздке, и направил бедного коня по кратчайшей дороге к городу, применив все дозволенные и недозволенные способы к развитию его предельной скорости.
Подъезжая к зданию, где располагался штаб бригады, я увидел всю бригаду готовой к действию. Я наскоро объяснил, в чем дело, и получил другого, оседланного коня, так как доставивший меня конь еле стоял на трясущихся ногах. Ускоренным аллюром мы прибыли к месту взрыва и быстро разыскали генерала Каппеля, который и отдал нужные распоряжения командиру Добровольческой бригады.
Огонь, бушевавший, когда я уезжал, значительно утих, хотя вагоны еще продолжали гореть и в прогоревших отверстиях были видны корчившиеся в предсмертных муках люди. Помочь им было некому, и прибывшая Добровольческая бригада быстро организовала помощь.
Ачинский взрыв еще не был ликвидирован, как отовсюду с линии железной дороги стали поступать жалобы на бесчинства чехов. Они забирали не принадлежавшее им топливо, запрещали русским брать воду на станциях, отбирали у русских эшелоны и исправные паровозы и так далее. Наконец, со станции Нижнеудинск генерал Каппель получил известие, что чехи силою забрали два паровоза из эшелона Верховного Правителя, который отдельной телеграммой просил Каппеля повлиять на чехов, чтобы они прекратили подобное самоуправство.
Не имея под рукой свободных воинских частей, чтобы воздействовать на чехов, генерал Каппель решил просто пожертвовать собой: в ультимативной форме он потребовал от генерала Сырового, главнокомандующего чешскими войсками, немедленного отдания приказа прекратить чешские безобразия и пропустить эшелон Верховного Правителя на восток; в противном случае он вызывает Сырового на дуэль.
«Генералу Сыровому, копия Верховному Правителю, председателю Совета Министров, генералу Жанену и Ноксу, Владивосток, главнокомандующему японскими войсками генералу Оой, командирам 1-й Сибирской, 2-й и 3-й армий. Командующему войсковых округов: Иркутского генералу Артемьеву, Приамурского генералу Розанову и Забайкальского атаману Семенову. Сейчас мною получено извещение, что вашим распоряжением об остановке движения всех русских эшелонов задержан на станции Красноярск поезд Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего всех русских армий, с попыткой отобрать силой паровоз, причем у одного из его составов даже арестован начальник эшелона. Верховному Правителю и Верховному Главнокомандующему нанесен ряд оскорблений и угроз, и этим нанесено оскорбление всей русской армии. Ваше распоряжение о непропуске русских эшелонов есть ничто иное, как игнорирование интересов русской армии, в силу чего она уже потеряла 120 составов с эвакуированными ранеными, больными, женами и детьми сражающихся на фронте офицеров и солдат. Русская армия хотя и переживает в настоящее время тяжкие испытания боевых неудач, но в ее рядах много честных, благородных офицеров и солдат, никогда не поступавшихся своею совестью, стоя не раз перед лицом смерти от большевистских пыток. Эти люди заслуживают общего уважения, и такую армию и ее представителя оскорблять нельзя. Я, как Главнокомандующий армиями Восточного фронта, требую от вас немедленного извинения перед Верховным Правителем и армией за нанесенное вами оскорбление и немедленного пропуска эшелонов Верховного Правителя и Председателя Совета Министров по назначению, а также отмены распоряжения об остановке русских эшелонов. Я не считаю себя вправе вовлекать измученный русский народ и его армии в новое испытание, но если вы, опираясь на штыки тех чехов, с которыми мы вместе выступали и, уважая друг друга, дрались в одних рядах во имя общей цели, решились нанести оскорбление русской армии и ее Верховному Главнокомандующему, то я, как Главнокомандующий Русской армии, в защиту ее чести и достоинства, требую от вас удовлетворения путем дуэли со мной. № 333. Главнокомандующий армиями Восточного фронта, генерального штаба генерал-лейтенант Каппель».
На эту телеграмму ответа не было. Бесчинства чехов продолжались.
Помимо сведений о чешских безобразиях, генерал Каппель получил другие грустные сведения. Стало известно, что некоторые воинские части Красноярского гарнизона (куда шла теперь вся армия), во главе с генералом Зиневичем, перешли на сторону большевиков. К нашему прибытию на станцию Минино или Зеледеево (точно не помню) телеграфная связь еще не была нарушена, и из Красноярска со мной часто разговаривал инженер (бывший министр путей сообщения) Устрялов. Он подробно сообщал, что происходило в городе.
На улицах открыто появились части повстанческого отряда Щетинкина. Остатки белых частей спрятались, кто куда мог. Генерал Зиневич в своих выступлениях на митингах явно подыгрывался к большевикам, которые, впрочем, мало ему доверяли. Солдаты митинговали и призывали к миру с большевиками. Несогласных арестовывали.
В двадцатых числах декабря (1919 года) генерал Зиневич вызвал генерала Каппеля по прямому проводу. Каппель был занят с генералом Петровым и на мое сообщение о Зиневиче просил меня временно начать разговор. Телеграфное отделение было в соседнем вагоне. После обычных генеральских приветствий и некоторой паузы на телеграфной ленте появился вопрос: «Когда же вы наберетесь мужества и решите бросить эту никчемную войну? Давно пора выслать делегатов к советскому командованию для переговоров о мире». Я не нашелся что ответить, сказал телеграфисту, что «аппарат испорчен», просил обождать и пошел с докладом к Каппелю. Возмущенный Каппель внимательно просмотрел телеграфную ленту, пока аппарат щелкал впустую, и стал диктовать ответ, смысл которого был таков: «Вы, взбунтовавшиеся в тылу, ради спасения собственной шкуры готовы предать и продать своих братьев, борющихся за благо Родины. И, прежде чем посылать делегатов для переговоров о мире, нужно иметь их согласие – захотят ли они мириться с поработителями Родины…» Закончил генерал Каппель диктовку словами: «С предателями Родины я не желаю разговаривать».
Потом было сообщено, что большевики расстреляли в Красноярске много офицеров и самого генерала Зиневича.
Атака Красноярска подошедшими частями не имела успеха. Наступавшими белыми частями вышедший со станции польский бронепоезд (с бело-красным флагом) был принят за бронепоезд восставших в Красноярске или даже за партизанский бронепоезд Щетинкина, и цепи наступавших остановились. Мешала операции и плохая связь между наступавшими группами.
Пришлось обходить город с юго-запада и севера. Связь с 3-й армией, с настоящими каппелевцами, временно была утеряна. На другие части полагаться было рискованно. Пришлось выгрузиться из эшелона штаба фронта и двигаться походным порядком, в обход Красноярска. А так как ачинским взрывом был уничтожен целиком весь конвой главнокомандующего, известный всем атаман Иванов-Ринов, занимавший пост помощника главнокомандующего по административной части и имевший свою личную конвойную сотню, любезно предложил ее Каппелю. Штаб главнокомандующего выгрузился на станции Минино, чтобы обходить Красноярск.
После некоторой суматохи и беспорядочной перестрелки с какими-то отрядами, шедшими из Красноярска, мы в конце концов, обойдя город, выбрались к Енисею и по льду реки, по хорошо наезженной дороге, двигались в направлении деревни Есаулово. Атаман Иванов-Ринов со своим казначеем держались в стороне, и так как наши лошади двигались медленно, то мы решили, что он со своим казначеем решил подкормить лошадей, отъехав на берег к небольшому стогу сена.
Мы двигались дальше, и недалеко от деревни Есаулово нас окликнули дозорные. Разобравшись, что это были драгуны 1-й кавалерийской дивизии, мы втянулись в деревню и расположились по избам. Вскоре было обнаружено исчезновение атамана Иванова-Ринова; посланные его разыскивать вернулись ни с чем. Потом, когда мы добрались до Читы, там был слух, что Иванов-Ринов погиб, о нем жена служила панихиду и позже уехала в Японию. А вскоре в Читу с чешским эшелоном прибыл с паспортом персидского подданного сам Иванов-Ринов и был правой рукой у атамана Семенова.