Напомню читателю, что в то время население Сибири исчислялось в 8—10 миллионов человек, из которых от 2 до 3 миллионов приходилось на различных инородцев, эскимосов, якут, чукчей, камчадалов, самоедов и прочих, живших своей, особой жизнью. Населенные пункты, от Омска на восток, располагались по железной дороге и по рекам. Через всю Сибирь, от Омска, шла единственная Сибирская железная дорога, а вдоль нее – Сибирский грунтовой тракт, и кое-где имелись проселочные дороги местного сообщения. Поперек Сибири, с юга на север, текли многоводные, широкие реки, иногда до 2 верст шириной, как Иртыш, Обь, Енисей. От Омска до Новониколаевска (550 верст) вдоль железнодорожного пути простиралась степь с разбросанными по ней березовыми рощицами. Тайга начиналась верстах в ста к северу от железной дороги, а на юг шла лесостепь. От Новониколаевска дорога входила в тайгу, которая спускалась далеко на юг и простиралась до самого Забайкалья (приблизительно 2000 верст), а от Красноярска (650 верст от Новониколаевска) начиналась таежно-гористая местность.
От Новониколаевска на Сибирской железной дороге шла на юг железная дорога, связывающая с Сибирью центры овцеводства, Барнаул и Бийск (до Барнаула 300 верст), а от станции Тайга, в 200 верстах от Новониколаевска, шла железнодорожная ветка на город Томск (50 верст).
Трактов, кроме Сибирского, не было, и лишь к югу от железной дороги имелись две-три проселочные дороги, шедшие с запада на восток. Годной для движения по ней была из них лишь одна, на город Щегловск, прорубленная в тайге, верстах в пятидесяти южнее железной дороги. Продовольствия имелось в Сибири достаточно, хлеб лежал в скирдах с 1914 года, и недаром большевики избрали во время движения в Сибирь лозунг: «Вперед, в Сибирь, за хлебом!»
К моменту отхода армии от Омска началась ранняя зима с сильными морозами от 25 до 40 градусов. Это спасло отступающую с ожесточенными боями армию: зима сковала реку Иртыш и дала возможность перейти на другой берег по льду. По всей Сибири бродили многочисленные красные партизанские отряды, и белые фактически держали в своих руках лишь города и населенные пункты, лежащие по линии железной дороги и по рекам. К югу от Красноярска целый район с городами Минусинском и Щегловском был захвачен красным партизанским отрядом бывшего штабс-капитана Щетинкина, численностью от 1 до 2 тысяч человек. Отряд этот имел пулеметы и даже артиллерию.
В Забайкалье находился атаман Семенов со своей «армией» в 3–4 тысячи человек. Он вел самостоятельную политику и держался в Забайкалье только благодаря присутствию там японских частей. В то время японские экспедиционные части находились в Приморье, в Уссурийском крае и в Забайкалье, а во Владивостоке были, кроме них, еще и американцы. Сибирскую железную дорогу от станции Тайга до Владивостока занимали чехи, не пропускавшие наши эшелоны на восток, благодаря чему начиная от станции Татарская, в 100 верстах от Омска, до станции Тайга, в 600 верстах, обе железнодорожные колеи были забиты стоявшими в затылок один другому эшелонами с беженцами, ранеными и больными и эшелонами различных эвакуированных учреждений. Положение людей, находившихся в этих эшелонах, было отчаянным: они не имели ни продовольствия, ни дров, а воду им приходилось добывать из снега (если были дрова) или же из находившихся вдоль пути болот, озер и речушек. Из-за отсутствия топлива многие паровозы замерзли. Целые эшелоны тифозных и раненых, помочь которым было некому и нечем, позамерзали со всем своим «грузом». Покинуть же эти обреченные эшелоны могли лишь единицы, так как никаких других перевозочных средств не было, а уйти пешком далеко было трудно. Кое-кому удалось примкнуть к проходящим по Сибирскому тракту частям и обозам с беженцами и семьями чинов армии, но таких счастливцев было мало. Все же остальные обитатели этих «поездов смерти» или замерзли, или же попали в руки красных. Мало кто из них выжил, а ведь их были десятки тысяч!
Отходя от Урала, белые армии предприняли под Челябинском контрнаступление, окончившееся, однако, неудачей, и лишь под Петропавловском, собрав все резервы, удалось нанести красным сильный удар, задержав на какое-то время их продвижение. Развить этот успех не пришлось из-за развала частей Сибирской армии, отступавшей севернее железной дороги Златоуст – Челябинск – Петропавловск – Омск. И если до Омска отступавшие армии дрались за каждый удобный для обороны рубеж, за почти каждый населенный пункт и сохранялось еще какое-то подобие «фронта», то после оставления Омска никакого фронта уже не было. Почти все части влились на один Сибирский тракт и в походной колонне устремились на восток, к Новониколаевску. Бои вел лишь арьергард, сдерживавший наседавших на хвост колонны красных. Раненых и больных сдавать было уже некуда, и их везли с собой. Во время этого отступления лошадь была тем, что гарантировало жизнь. Погибла она – значит, погибнут и все те, кого она везет…
Быстрое продвижение красных от Урала отрезало белые части, находившиеся на Южном фронте, и генерал Белов со своей армией и уральцами ушел через песчаную пустыню в Китай. Туда же ушли и оренбуржцы с атаманом Дутовым, и атаман Анненков из Семиречья. Сибирские казаки, дойдя до своих станиц, просто разошлись по домам, и только небольшая их часть пошла с армией дальше на восток.
До Новониколаевска шли с надеждой на восстановление фронта где-нибудь около него, рассчитывая на сибирские части, находившиеся в районе Новониколаевска и Томска, но в Новониколаевске стало ясно, что сибирские части перешли на сторону красных. Чехи не пропускали наши эшелоны ни на восток, ни с востока, тыла уже не было, и нам оставалось или сдаться красным, или же пробиваться на восток, в Забайкалье, где были японцы и атаман Семенов. Для этого нужно было совершить 2000-верстный поход по бездорожью, через тайгу и горы, по слабонаселенной местности и в лютый сибирский мороз, поход с беспрерывными боями и со слабой надеждой на его благополучный исход. Иного выбора не было, так как сдаваться мы не желали и об этой возможности даже и не думали.
Запасшись в Новониколаевске продовольствием в виде сибирского сливочного масла в трехпудовых бочонках и мешками муки, так же как и фуражом для коней, армия двумя колоннами вошла в тайгу и двинулась в свой Великий Сибирский поход. Одна колонна шла по Сибирскому тракту вдоль железной дороги, а другая – по проселочной дороге, верстах в 50—100 к югу от нее. В этих колоннах шли походным порядком войсковые части с семьями военнослужащих (таковых было немного), шли обозы беженцев, пришедших сюда с Поволжья и с Урала, шли обозы каких-то учреждений и штабов. На восток двигалась почти что стотысячная масса людей. Путь через тайгу был тяжел. Стояли сильные морозы от 25 до 40 градусов, всюду лежал глубокий снег, почти непроходимый. Справа и слева от дороги – лес. В случае порчи саней или усталости коня сани съезжали в снег, утаптывали его вокруг саней, производили нужную починку или давали отдых коню и затем снова вливались в беспрерывно идущую вереницу обоза. В случае же полного истощения коня или неисправимой поломки саней пытались втиснуться в какие-либо другие сани, что было почти невозможно, и тогда, бросая все, шли дальше пешком или же, проклиная судьбу, оставались на месте. Деревни в тайге были редки, и они были небольшими, поэтому зачастую ночевали в снегу, у костров.
Приблизительно на полпути между Новониколаевском и Красноярском в тайгу вдавалась степь, и здесь, в этой степной излучине, находился небольшой городок Щегловск. Он был занят красными партизанами, которых пришлось оттуда выбивать, и, в то время как шел бой, обозы, не останавливаясь, обходили город стороной и шли дальше на восток. За два дня до Рождества мы подошли к Красноярску и с боем заняли несколько окрестных деревень. Сам же город был занят перешедшими к красным частями 1-й Сибирской дивизии и артиллерийскими формированиями Сибирской армии, усиленными подошедшими с юга партизанскими отрядами Щетинкина.
Во время движения через тайгу отступавшие части войск перемешались с многочисленными обозами, что отразилось, конечно, на их боевой готовности, ружейных патронов и артиллерийских снарядов оставалось очень мало, а поставленная на полозья артиллерия потеряла значительную долю своей маневренности. В связи с этим нашим командованием было принято решение отказаться от попытки захватить город Красноярск, а отвлечь внимание противника демонстративным наступлением на железнодорожный вокзал, находящийся южнее города, и в это время направить весь обоз в несколько тысяч повозок в обход города с севера. На это направление были также двинуты части войск, завязавшие бой с преграждавшим намеченный путь противником.
В ожидании возможности начать движение весь обоз был собран на поле, укрытом от наблюдения цепью высоких холмов, отделявших это поле от города. Но еще до того, как можно было тронуться в путь, небольшой отряд красных, подошедший с тыла, открыл по обозу огонь из пулеметов, вызвав там панику и смятение.
Кинувшиеся от огня вперед, прямо перед собой, повозки обоза перевалили через цепь холмов и сразу же попали под огонь со стороны города. Затем рассыпавшиеся на отдельные группы повозки, в панике метавшиеся во все стороны, стали обстреливаться также со всех сторон мелкими частями красных, которые тем временем заняли окружающие возвышенности. В какой-то момент к ружейному и пулеметному огню присоединилась и артиллерия красных, чьи снаряды, к счастью, чаще давали перелеты.
На эту стрельбу в тылу своем вскоре подошли наши части, успевшие уже сбить красных севернее Красноярска и этим открыть обозу дальнейший путь на восток. Все пространство, на котором метался расстреливаемый со всех сторон обоз, представляло собой месиво снега с брошенным имуществом, вплоть до мешков с серебряными деньгами. Всюду виднелись убитые и раненые люди и лошади, разбитые сани, в которых сидели окаменевшие от ужаса женщины и дети. Это была подлинно ужасная картина!
Ушла на восток лишь примерно половина обоза, в то время как другая его часть, потеряв, очевидно, надежду на спасение, вошла в Красноярск и там сдалась красным.