льзуясь своими связями с чехами, уехал в Чехию. С ним вместе покинули армию и многие другие генералы, уехавшие в Маньчжурию или в другие страны. Командующим армией был назначен генерал Лохвицкий, причем 1-й корпус остался в непосредственном подчинении атаману Семенову. Благодаря этому сразу создалось разделение армии на «каппелевцев» и «семеновцев», отношения между которыми стали холодными, а иногда даже и враждебными. Причиной такого антагонизма было не только вынужденное подчинение атаману Семенову, но еще и расхождение во взглядах на политическую платформу нашей борьбы с большевиками. Мы продолжали борьбу, мысля, что будущее России и, в частности, вопрос правления решит сам русский народ, то есть стояли на политической платформе всего Белого движения. Семеновцы же стояли за монархию и считали бунтарями всех не согласных с этим. Начало этому антагонизму положили не мы, а семеновцы, и если не было открытой между нами вражды, то только потому, что нас объединяла борьба с общим врагом.
А борьба предстояла серьезная. На западе стояла регулярная Красная армия, в настоящий момент остановленная японцами. На востоке – Сретенск и Нерчинск были в руках красных, в их же власти были Амурский и Уссурийский край и Приморская область. Но на востоке их силы были незначительны, и они могли только удерживать захваченные ими районы, изредка пытаясь наступать на Забайкалье, где лишь крупные населенные пункты имели гарнизоны, японские или семеновские. Эти гарнизоны были усилены нашими частями, впоследствии предпринявшими освобождение Забайкалья от красных партизан. Население Забайкалья в то время насчитывало около 250 тысяч человек, из которых даже забайкальское казачество не полностью поддерживало своего же атамана Семенова: половина войска держала «нейтралитет», а четверть стояла открыто за красных. Местные старожилы, так же как и буряты, были тоже нейтральны, а новые переселенцы, рабочие и крестьяне, и ссыльнопоселенцы поддерживали партизан. Таким образом, мы в Забайкалье имели лишь незначительное количество сторонников нашей борьбы с большевиками.
Местность в Забайкалье представляла собой лесостепь, покрытую сопками (невысокие круглые горы). К северу от Амурской железной дороги и на востоке расстилалась тайга.
Средства на содержание армии и области атаман Семенов черпал из захваченной им части золотого запаса, отправленной правительством адмирала Колчака в уплату за купленное в САСШ[90]оружие и снаряжение.
Сразу же по прибытии в Забайкалье наша армия начала боевые действия против красных. До того японские и семеновские гарнизоны предпочитали отражать нападения красных и изредка снаряжать карательные экспедиции. Мне неизвестно, был ли такой способ борьбы с красными, со стороны японцев, их собственной тактикой или же являлся результатом договоренности с большевиками, семеновцев же было так мало, что они не имели возможности вести активную борьбу, которая и была предоставлена нашим частям. Уже в конце марта Красная армия начала свое наступление. Сосредоточив большие силы в Верхнеудинске, красные потеснили наши части до Читы, до расположения японских частей, а в канун Пасхи они перешли в решительное наступление с намерением одним ударом покончить с нами и с японцами. Наступление успеха не имело, несмотря на численное превосходство красных, и они были разбиты. Японцы остались на своих позициях, а наши части гнали большевиков почти до самого Верхнеудинска. После этого разгрома и до осени 1920 года красные уже не предпринимали серьезных операций и перешли к активным действиям лишь после ухода японцев из Забайкалья.
Всю весну и лето 1920 года наши части гонялись за красными партизанскими отрядами, очищая от них районы местности, где не было японцев. Мы заняли Нерчинск и Сретенск, оттеснив дальневосточные красные части на восток, к границе Амурского края, но идти дальше у нас не было сил, и мы перешли к обороне. Уничтожив мелкие партизанские отряды, мы приступили к операциям против отрядов более крупных и заняли их оплот – Нерчинский Завод.
В конце лета японцы заключили с красными перемирие, обязав и нас соблюдать его. По этому договору был образован между СССР и Японией буфер в виде Дальневосточной республики (ДВР) из областей Забайкальской, Амурской, Уссурийской и Приморской с красным правительством в Верхнеудинске и не признающим это правительство правителем Забайкалья, атаманом Семеновым. Платой за согласие красных на образование этого буфера был отвод японских войск из Забайкалья и из Уссурийского края. Японцы сохранили за собой лишь полосу в 100 верст вдоль Приморской железной дороги с городом Владивостоком и на восток от нее – участок Уссурийской железной дороги с городом Спасском, до станции Шмаковка.
Уходя из Забайкалья, японцы предложили и нам уйти вместе с ними, но наше командование во главе с атаманом Семеновым решило остаться здесь. Это решение было явной авантюрой, так как бороться с красными самостоятельно мы не могли, и нам оставалось или погибнуть с честью, или же сдаться на милость врага. Помощи получить мы не могли ниоткуда, а обещание японцев, что в случае нарушения красными условий перемирия они нам помогут, было только обещанием, выполнить каковое они, отведя свои войска за 2000 верст, в Приморье, а из него большую часть – в Японию, физически не имели возможности.
Генерал Лохвицкий в это время уехал, и на его место был назначен генерал Вержбицкий. При нашей малочисленности мы не могли удерживать все Забайкалье, и поэтому в конце августа все наши части были стянуты на Сибирскую железную дорогу, заняв ее от города Читы до ст. Маньчжурия. Вся остальная территория была оставлена красным. 1-й корпус и некоторые части 2-го и 3-го корпусов занимали город Читу и железную дорогу до ст. Карымская, 2-й корпус – ст. Оловянная и железную дорогу от ст. Карымская до ст. Борзя, 3-й корпус – ст. Борзя и железную дорогу до ст. Даурия. На ст. Даурия находился отряд барона Унгерна, а от нее до границы – части 1-го корпуса. Такое расположение наших войск (до 25 тысяч бойцов) по одной линии длиною более 400 верст позволяло красным сосредоточивать свои силы в нужных им местах и, пользуясь своим превосходством в силах и в вооружении, нападать на нас тогда, когда они сочтут это нужным. Времени на подготовку у красных было достаточно, но почему-то это свое нападение они начали не на главные пункты нашей обороны, а атаковали в середине октября город Читу, причем даже не окружив ее. Части гарнизона Читы оставили город и отступили к маньчжурской границе дорогой, шедшей из Читы к расположению 3-го корпуса. Здесь они расположились на ст. Даурия, которую отряд барона Унгерна в это время оставил, уйдя в Монголию, причем никого не предупредил о своем уходе за границу. Во время отхода читинского гарнизона некоторые его части перешли к красным.
Шедшие за 1-м корпусом красные пытались отрезать нас от Монголии и атаковали части 3-го корпуса, стоявшие в селах южнее ст. Борзя, – Малые и Большие Чинданты. Атака была отбита, и красные отошли. Затем они последовательно напали на ст. Оловянная и на ст. Борзя. Подготовляя атаку ст. Оловянная, они подвезли ночью свои войска на поездах и выгрузили их в чистом поле. В это время уже выпал снег, а ночью разыгралась сильная буря (пурга), и красные понесли очень большие потери замерзшими и обмороженными. Когда к вечеру следующего дня пурга стихла и наш бронепоезд вышел на разведку, им было обнаружено более 2000 замерзших красноармейцев, которые были одеты очень легко, а никаких укрытий в степи не было.
К концу ноября части 2-го корпуса оставили ст. Оловянная и перешли в Даурию и на ст. Мациевская, а вскоре и мы оставили ст. Борзя. На ст. Даурия было получено приказание атамана Семенова удерживать Даурию в течение трех суток для того, чтобы иметь время подвезти японские войска и обеспечить им развертывание. Даурия представляла собой природное укрепление: она лежит в котловине, окруженной невысокими сопками, на которых были вырыты окопы, защищенные проволочными заграждениями. В военном городке были артиллерийские склады, позволявшие не жалеть ни патронов, ни снарядов. Оборонял Даурию 3-й корпус, усиленный некоторыми частями 2-го корпуса, а 1-й корпус и не участвующие в обороне части 2-го корпуса должны были обеспечивать тыл до маньчжурской границы (верст 25).
Оборона протекала успешно, но к концу второго дня боя было обнаружено присутствие красных в нашем тылу и мы оказались в окружении. Оказалось, что части 1-го корпуса по приказу атамана Семенова ушли за границу, не предупредив нас. Воспользовавшись этим, красные атаковали части 2-го корпуса, не ожидавшие нападения с тыла и понесшие большие потери. Затем части 2-го корпуса отошли на юг и перешли монгольскую границу.
Оставшиеся в Даурии части 3-го корпуса, окруженные со всех сторон, исполнили приказание атамана Семенова и трое суток отбивали все атаки красных. К вечеру третьих суток корпус пробился на восток, а для того, чтобы не дать красным возможность преследовать нас, в Даурии остались трое смельчаков, получивших задачу взорвать по приходе красных в Даурию находившиеся там пороховые погреба. Когда части корпуса отошли уже на 5 верст от Даурии и проходили разъезд Шарасун, ночная тьма, скрывавшая наш отход, осветилась как днем, а раздавшийся сейчас же взрыв поколебал не только воздух, но и землю. Герои этого события догнали свои части и были впоследствии награждены. Понеся от взрыва огромные потери, красные нас не преследовали.
К утру мы подошли к Китайскому разъезду, последней русской станции перед маньчжурской границей. Путь к ней был прегражден красными, и нам опять пришлось пробиваться с боем. Перейдя границу, мы с горечью в сердце сдали свое оружие китайцам и перешли на положение «интернированных». Затем нас посадили в поезда и в конце декабря 1920 года через всю Маньчжурию перебросили в Приморье, оккупированное японцами, но управляемое красным правительством. Официально мы прибыли туда для расформирования и перехода на мирное положение. Расположились мы в местах расквартирования японских войск, чем обеспечивалась наша безопасность: остатки 1-го корпуса – на ст. Гродеково, 2-й корпус – в городе Никольск-Уссурийском и 3-й – в военном городке Раздольном.