Омск переживал свои последние дни под властью белых. Беспорядок и нервная суета царили везде и всюду. Шла спешная хаотическая эвакуация тыловых учреждений, штабов и беженцев. Станция Омск и город были забиты поездами, обозами и разношерстными частями войск, как проходящих с фронта, так и местных, наскоро формируемых (например, Морской полк). Стояла зима, но реку Иртыш еще не сковало льдом, и все мы с тревогой посматривали на западный берег реки, где скопилось невероятное количество обозов войсковых частей, в том числе и нашей 1-й Сибирской дивизии. Переправа же, за остановкой паромов-пароходов, была только одна – железнодорожный мост у станции Куломзино.
Панические слухи о предполагаемом восстании местных большевиков еще больше усиливали растерянность и неурядицу в городе. Для подавления могущих быть беспорядков наш 2-й Барабинский Сибирский стрелковый полк был временно задержан в городе Омске и стоял эшелоном на путях в районе бывшей Всероссийской выставки на юго-восточной окраине города. У командира названного полка полковника Ивакина я и приютился на время пребывания своего в городе Омске. Кстати, могу подтвердить, что из общения с полковником Ивакиным за эти дни у меня не осталось в памяти ничего такого, что могло бы дать хоть незначительный намек на ту тяжелую трагедию, что разыгралась в городе Новониколаевске спустя недели две. Я подразумеваю восстание 2-го Барабинского Сибирского стрелкового полка и смерть полковника Ивакина. Очевидно, это уже в Новониколаевске эсеры обработали полк Ивакина и толкнули его на государственное преступление.
Выполнив возложенное на меня поручение начдива, я за два дня до занятия красными города Омска покинул его навсегда. С тяжелым чувством горечи я расставался с городом Омском, ставшим мне дорогим и родным по незабываемым воспоминаниям первых шагов своей офицерской службы в 11-м Сибирском Семипалатинском полку в 1909–1910 годах. Это был один из старейших Сибирских полков (в 1911 году праздновал свой 200-летний юбилей), покрывший свое старое знамя славой в Русско-японскую войну в составе 4-го Сибирского корпуса генерала Зарубаева и из рядов которого вышли широко известные в Белой армии Сибири доблестные генералы Г.А. Вержбицкий и И.С. Смолин.
Наконец, эшелон 2-го Барабинского Сибирского стрелкового полка получил распоряжение из штаба фронта отбыть к своему месту назначения в город Новониколаевск, и после бесконечных и нудных задержек на станциях мы двинулись на восток. Сибирская железная дорога была буквально забита поездами. Движение совершалось без соблюдения обычных правил и порядка, да и некому было за ним следить. Служащие дороги выбивались из сил; порою опускали руки, терроризируемые самовластными комендантами эшелонов. Иные бросали службу и укрывались. Многократно наблюдались случаи саботажа и скрытого вредительства, так как среди железнодорожников было немало большевиков.
Картины замороженных в пути паровозов, заносимых метелью вдали от жилья поездов и сотни замерзших трупов в неотапливаемых теплушках, штабеля из трупов тифозных, снятых с проходящих эшелонов, недостаток воды для паровозов, полное отсутствие продуктов питания на станциях, когда-то изобиловавших всякою снедью, крушения и смерть от рук красных партизан, нагло нападавших даже на эшелоны воинских частей, были обычными явлениями в то кошмарное время. Без чувства ужаса нельзя вспоминать все это и теперь, через 18 лет.
Оставив эшелон барабинцев в пути, я с большим трудом, пересаживаясь с поезда на поезд, добрался до города Новониколаевска, откуда до города Барнаула по Алтайской железной дороге, как я узнал, ехать было немного свободнее и легче. Установив связь со штабом 1-й Сибирской дивизии, во временное командование коей за болезнью генерала Мальчевского вступил полковник Ивакин, я уехал в город Барнаул к своему полку.
Знакомую и нерадостную картину эвакуации я застал и в городе Барнауле. Власть правительственных учреждений оканчивалась на окраинах города, ибо уезды пылали ярким пламенем крестьянских восстаний. Особенно активно и дерзко действовали крупные партизанские отряды товарища Рогова в районе между Новониколаевском, Барнаулом и Бийском и товарища Мамонтова в Кулундинской степи Славгородского уезда (между Барнаулом и Семипалатинском). Рогов, бывший фельдфебель, уроженец Бийского уезда, пользовался большой популярностью среди местных крестьян и благодаря этому, а также знанию местности успешно партизанил с весны 1919 года и был неуловим для многочисленных карательных отрядов, высылавшихся в разное время из Барнаула и Бийска. Осенью 1919 года Рогов совершенно терроризировал Барнаул своими дерзкими налетами на пригородные деревни, снабжавшие барнаульские базары продуктами питания, вызывая тем недостаток продовольствия и брожение в городском населении, особенно среди рабочих Главных мастерских Алтайской железной дороги. Был случай, когда команда нестроевой роты 3-го Барнаульского полка, посланная за сеном в деревню Затон на правый берег реки Оби, вернулась без подвод: последние были отобраны налетевшим отрядом красных партизан, при этом люди наши были избиты и едва удрали в город.
Высшая военная власть в городе и губернии (Алтайской) была сосредоточена в руках особоуполномоченного от штаба Томского (или Средне-Сибирского) военного округа (командующий войсками генерал-лейтенант Матковский[104], впоследствии расстрелянный большевиками). В должности этой состоял добрейший генерал-майор Биснек[105]– старый боевой офицер, георгиевский кавалер, участник мировой войны, но человек малоприспособленный к особым условиям Гражданской войны и особенно плохо разбиравшийся в политике. Между тем ему же, несмотря на наличие гражданской власти в губернии, приходилось сталкиваться и решать вопросы вне его компетенции, как, например, дела следственной комиссии, полиции, продовольственные и прочие. В ближайшем ведении штаба особоуполномоченного была борьба с повстанцами, поэтому все части войск, расположенные в городах Барнауле, Бийске и Камне, в оперативном отношении также подчинялись ему.
В описываемое время в городе Барнауле находились следующие части войск: 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк (три батальона неполного состава при 20–22 пулеметах), 15-й Воткинский запасный полк (состава слабого, точного не помню), Отряд особого назначения Алтайской губернии – две сотни (командир отряда полковник де Липпе-Липский), дивизион артиллерии Морских стрелков – около 12–16 легких орудий английского образца (командир дивизиона полковник С-ко) и полк «Голубых улан» в составе двух эскадронов (1-й дивизион находился в городе Семипалатинске при штабе Степного корпуса), сформированный из местной молодежи еще тотчас же после освобождения Барнаула от красных в июне 1918 года (командир полка полковник Андрушкевич). Кроме этого, была только что сформирована дружина ополченцев («крестовиков»), влитая мною впоследствии на пополнение 3-го Барнаульского полка. На охране Алтайской железной дороги в Барнауле стоял 13-й Железнодорожный охранный батальон – две роты и, наконец, дружины самоохраны в ближайших окрестных деревнях.
В городе Бийске стояли 52-й Сибирский стрелковый полк (13-й Сибирской стрелковой дивизии) – командир полка полковник Поляков[106], инженерная рота и мелкие команды железнодорожной охраны. На линии Алтайской железной дороги между Барнаулом и Семипалатинском, в районе станций Рубцовка – Шлейская против партизан товарища Мамонтова оперировали два полка 12-й Сибирской стрелковой дивизии (кажется, 45-й и 46-й Сибирские стрелковые полки) с двумя бронепоездами под общим командованием полковника Бранденбурга (или Брандербургера?). В оперативном отношении, впрочем, они были подчинены штабу Степного корпуса.
Количество войск было достаточное, но в боевом отношении можно было рассчитывать далеко не на все части, ибо пропаганда большевиков коснулась уже многих из них, а общее напряженное политическое положение и военные неудачи заронили сомнение и внесли упадок духа. Зарождавшаяся деморализация сказывалась в городе чуть не в ежедневных бесчинствах, в самоуправствах и грабежах («реквизициях») чинов частей, особенно долгое время пробывших в тылу и побывавших в карательных экспедициях против непокорных деревень. Отличались этими подвигами «Голубые уланы» и Отряд особого назначения, – в составе последнего было немало авантюристического и сомнительного по большевизму элемента.
В городе царил полный застой в общественной и торговой жизни, вызванный беспорядочной эвакуацией и неуверенностью в завтрашнем дне. Железнодорожное сообщение с Новониколаевском и Бийском прерывалось по нескольку раз в неделю налетами красных партизан, разрушениями мостов, разъездов и станций, а также порчей телеграфа.
В конце ноября 1919 года, вскоре по моем прибытии в город Барнаул, штаб особоуполномоченного с генералом Биснеком эвакуировался на восток, и распоряжением штаба главнокомандующего генерала Каппеля на меня было возложено временное командование частями войск Барнаульского и Бийского районов впредь до прибытия назначенного на эту должность Генерального штаба полковника Д.Н. Сальникова (бывший наштаверх при генерале Дитерихсе) с заданием во что бы то ни стало обеспечить владение этим районом, важным как в стратегическом, так и в экономическом отношениях, ибо край этот всегда изобиловал запасами хлеба, мяса и других продуктов. Помнится, что во время мировой войны одна только станция Барнаул, например, ежедневно грузила и отправляла на фронт до десяти вагонов мяса из запасов огромных, прекрасно оборудованных холодильников Военно-промышленного комитета. Не нужно забывать, что Барнаул до и во время войны являлся крупным центром алтайской кооперации с ее многочисленными оборотами в торговых, промышленных и заводских предприятиях края. Богатства Алтайской губернии были неисчерпаемы.
Удержанием этого района обеспечивалась связь с 2-м Степным корпусом