М. со своим маленьким штабом и ночевал в занятой нами хате. Мне неоднократно за время Гражданской войны приходилось сталкиваться с генералом М., и всякий раз наши встречи оканчивались каким-нибудь несчастьем. Повторялось это с такой регулярностью, что мы оба обратили на это внимание, и в ночь на 4-е я не мог не подумать, что очередное несчастье не за горами. Но даже и эта мысль не омрачала удовольствия видеть генерала М., одного из первых оренбургских партизан, обаятельного по внешности и характеру, молодого и полного сил. Утром 4-го оба штаба уходили из Кемчуга одновременно. В тот момент, когда я, уже одетый для похода, делал последние распоряжения, внезапно раздался выстрел: генерал М., находясь в двух шагах от меня, сумел незаметно вынуть наган и выстрелить себе в сердце. Общее несчастье и личное горе сломили мужественного бойца. За время похода полностью погиб один из его полков, другой понес огромные потери, что угнетающе подействовало на генерала М. Через минуту он умер, с трогательными словами любви к жене и ребенку, затерявшимся где-то в обреченной линии русских эшелонов. Так трагически закончилась наша последняя встреча…
За несколько минут до отъезда штаба дивизии в Кемчуг неожиданно прибыл штаб 3-й армии. Опасаясь появления красных у Кемчуга раньше, чем подойдут его отходящие части, генерал Барышников обратился с просьбой – прикрыть Кемчуг силами 8-й дивизии. Однако к этому времени даже последние повозки частей успели скрыться из вида и повернуть их с пути вдоль полотна железной дороги было физически невозможно. Через полчаса после выхода штаба дивизии со стороны ст. Кемчуг послышался ружейный и пулеметный огонь. Опасения генерала Барышникова сбылись – станция была захвачена красными, и сам он со штабом спасся чудом.
Следующий пункт для ночлега дивизии – маленький, бедный поселок при ст. Кача – оказался забитым людьми и повозками сверх всякой меры. С огромным трудом удалось поместить под крышу женщин и немногих больных, все остальные ночевали у костров. Сам я, совместно с командиром корпуса, нашел приют в хате, занятой сибирским атаманом и штабом генерала Волкова; удалось даже забыться на два-три часа, спрятав голову под стол и предоставив ноги в распоряжение всех проходящих.
5 января около 3 часов дня штаб дивизии прибыл на разъезд Минино – последнюю железнодорожную остановку перед Красноярском. К моему удивлению и тревоге, на разъезде оказались эшелоны штабов фронта и 2-й армии, которые, по предположениям, уже должны были пройти Красноярск. Около эшелонов видно было много саней, только что наспех собранных в окрестных деревнях: производилась разгрузка обоих штабов, поезда дальше не идут. Дело плохо. Нашел генерала Войцеховского в пустом уже вагоне, за картой, и узнал о событиях, разыгравшихся в Красноярске за истекшие сутки. К подходу армии Зиневич оказался уже отстраненным и арестованным; к власти стали большевики; с лихорадочной поспешностью и энергией организовывалась оборона города, и армия встретила уже открытого врага. Подойдя с колонной к Красноярску вечером 4-го, генерал Петров не решился в темноте атаковать город и ночевал в районе деревни Минино. Утром 5-го колонна повела атаку на город и железнодорожную станцию. Гарнизон Красноярска, усиленный свежими формированиями из рабочих дружин, оказал упорное сопротивление. Несмотря на отсутствие артиллерии и недостаток патронов, пехота ворвалась в город и заняла станцию. Оставалось проявить еще небольшое усилие, чтобы окончательно очистить город, но неожиданное появление бронепоезда, по некоторым данным – польского, внесло смятение в ряды атакующих; странную роль сыграл начальник особых отрядов полковник Макри, отдавший приказание об отходе без всяких видимых оснований. Атакующие части поспешно отошли, не успев даже вынести своих раненых; запасной батальон ижевцев, имевший в строю 680 человек, вывел из боя только 380; понесла большие потери и пехота 4-й дивизии; конница завязла в снегу и сделать ничего не могла. Решено было атаки не повторять и выждать подхода других частей 2-й армии, тем временем очистить эшелоны обоих штабов и перейти на санный обоз.
Не получив никаких приказаний для следующего дня, я отдал приказ о ночлеге в районе деревень Минино и Зимино: штаб дивизии, 29-й полк и Егерский батальон в деревне Минино, остальные полки – в деревне Зимино. Генерал Каппель со штабом, под прикрытием Екатеринбургской инструкторской школы и остатков Образцовой Егерской бригады, направился также в деревню Минино; генерал Войцеховский решил на эту ночь вернуться в свой поезд. Здесь же, на разъезде Минино, наскоро был сформирован санитарный поезд, куда посадили часть больных и раненых и большую часть семейств из обозов штабных эшелонов. Поезд был направлен в Красноярск, откуда начальник Польской дивизии полковник Румша обещал провести его на восток. Вскоре Польская дивизия была захвачена красными, и вместе с ней погиб последний русский эшелон.
В то время как 2-я армия пробивалась к Красноярску через тучи своих обозов, двигаясь вдоль железной дороги и севернее, остатки 3-й армии блуждали южнее железной дороги. 2 января генерал Барышников сделал неудачную попытку войти в связь с генералом Каппелем через Ачинск, уже занятый красными, после чего решил вести части к железной дороге. В сравнительной близости к полотну железной дороги шла большая конная группа, состоявшая из нескольких казачьих полков, конного полка Ижевской дивизии и остатков 11-й Уральской стрелковой дивизии[124], посаженных на коней. Действуя необъединенно и без всякого руководства, группа неоднократно выходила к железной дороге, но всякий раз с запозданием, находя намеченные пункты занятыми красными, и снова уходила на юг, теряя время и последние силы на обход по бездорожной лесистой местности. Часть казаков митинговала, раздавались голоса за сдачу, однако наиболее энергичные и непримиримые шли вперед и увлекали колеблющихся на новую попытку пробиться. Положение казалось особенно трагичным днем 4 января, когда кончились неудачей несколько попыток выйти к железной дороге. После бесконечного блуждания в лесу, без сна, без пищи и отдыха, большей части группы удалось, наконец, к утру 5-го выйти на полотно дороги восточнее станции Кемчуг, откуда красные в течение 4-го вперед не продвинулись. Ижевский конный полк, оказавшийся всего в 3 верстах от ст. Кемчуг, взял на себя прикрытие общего отхода.
Пехотные полки Ижевской дивизии, с остатками артиллерии, утром 4 января находились на марше от поселка Рыбного к ст. Кемчуг. К полудню медленно двигавшаяся колонна остановилась окончательно, пройдя примерно половину расстояния до станции; выяснилось, что Кемчуг занят красными и дальнейшее движение вперед невозможно. Обратный путь на Рыбный был прочно закрыт непрерывным потоком обозов, занявшим всю длину и ширину дороги; чтобы идти назад, нужно было предварительно повернуть тысячи повозок; следовало также ожидать, что Рыбный уже занят красными, шедшими за ижевцами по пятам. Ввиду полного отсутствия дорог на восток от тракта Рыбный – Кемчуг, начальник Ижевской дивизии генерал Молчанов решил вести части без дороги, по компасу, наметив конечным пунктом небольшую деревушку в 12–15 верстах восточнее Рыбного. Пришлось вновь бросить все сани, последние четыре орудия, остатки пулеметов и имущества. К вечеру каким-то чудом вышли прямо к намеченному пункту и после короткого отдыха возобновили движение в направлении на ст. Кача. После безостановочного суточного движения генерал Молчанов сосредоточил всю дивизию у ст. Кача, образовав арьергард отходящей армии. В то время как 2-я армия сосредоточивалась в узкой долине северо-западнее Красноярска, остатки 3-й армии к вечеру 5 января растянулись вдоль железной дороги между ст. Кача и разъездом Минино.
Большая часть армии погибла, однако, не дойдя до ст. Кача, растворившись между обозами и попадая в плен вместе с ними, не будучи в состоянии оказать какое-либо сопротивление.
Картина страшного разгрома армий под Красноярском нам, собравшимся в штабе 2-й армии в ночь на 7 января, представлялась еще мрачнее, чем она была в действительности. Генерал Войцеховский располагал лишь отрывочными и неполными сведениями о судьбе частей армии, не представлял себе, чем он может располагать и какова боевая ценность спасшихся частей; ровно ничего не было известно о судьбе всей левой колонны армии, хотя генерал Войцеховский и предполагал, что она успела переправиться через Енисей и уйти на восток; даже о судьбе генерала Каппеля стало известно только из моего доклада. С такими данными предстояло решать, что делать дальше; было ясно одно – надо уходить немедленно на восток, по пути собрать и привести в порядок все, что можно, войдя в связь с частями, уже перешедшими на правый берег Енисея. Путь отхода вдоль железной дороги, прямо на восток от района Чистоостровское – Есаулово, казался опасным, так как можно было ожидать сопротивления со стороны местных партизанских отрядов, а главное – преследования из района города Красноярска. Опрос местных жителей установил, что существует еще один, зимний путь к городу Канску – вдоль рек Енисея и Кана, в обход угрожаемого участка пути. Однако этот путь был опасен в другом отношении: ввиду поздней и необычайно мягкой зимы дорога по реке Кану, по-видимому, еще не проложена и направлением этим еще никто не пользовался.
Войцеховский предложил решить, куда идти. Я ответил, что части дивизии временно небоеспособны; неизвестно точно, сколько бойцов вышло; необходимо время, чтобы командный состав мог взять людей в руки, переформировать части и перераспределить остаток боевых припасов; желательно поэтому на ближайшие дни избегать всяких боевых столкновений и предпочесть преодоление естественных препятствий. По этим соображениям я высказался за путь по рекам; ко мне присоединился и командующий группой генерал Бангерский, на этом же решении остановился и генерал Войцеховский.
Принятое решение впоследствии оказалось совершенно неправильным. Преследования со стороны Красноярска не было в течение нескольких дней; головные части Красной армии, сравнительно слабого состава, буквально утонули в том море людей и повозок, которое осталось в районе Красноярска; город сам по себе, с огромными складами имущества, особенно артиллерийского, представлял собой слишком лакомую добычу, чтобы оставить его без надежного прикрытия. Красноярский гарнизон, пестрого состава, со свежесформированными частями, мог действовать только накоротке и безусловно не был пригоден для операций в поле. Это делало наш отход вдоль железной дороги безопасным на несколько дней и избавляло нас от тягостей похода по реке Кан; однако в ночь на 7 января обстановка представлялась нам совершенно иначе, и всякое иное решение, кроме принятого, казалось невозможным.