Генерал Войцеховский присоединился к мнению большинства и отдал приказ начать обходное движение в ночь с 8 на 9 февраля. Намеченный путь шел вдоль железной дороги до моста через реку Иркут, где, в непосредственной близости от города, поворачивал по рекам Иркут, Кая на деревни Медведево, Марково и далее, огибая огромную лесистую сопку и выходя снова на большой тракт в нескольких верстах восточнее города Иркутска. Для прикрытия движения всех частей была оставлена в военном городке, непосредственно против западной окраины города, Енисейская казачья бригада с двумя захваченными накануне орудиями.
Около 11 часов вечера дивизия начала движение от поселка Иннокентьевского, следуя за 3-й армией. Ночь была чрезвычайно холодной и, против обыкновения, с сильным ветром. Я продрог до костей и, чтобы хоть немного согреться чашкой горячего чая, задержался с частью штаба на несколько минут в деревне Марково, благодаря чему оторвался от частей дивизии. На спуске к Ангаре по узкой лесной дороге произошла обычная задержка в движении, и когда мы, наконец, выбрались на открытое место, то увидели две уходящие по разным дорогам колонны. Полагая, что это одно из обычных разветвлений пути, мы направились за правой колонной и, как выяснилось позднее, попали на переселенческую дорогу, уклонявшуюся на юго-восток по ряду лесных хуторов. В надежде найти поворот налево двигались по ней до вечера, пока удаляющиеся паровозные свистки не убедили нас, что мы ушли далеко на юг. По счастью, уже в полной темноте удалось обнаружить едва заметный след зимнего пути, приведшего нас поздно вечером к ст. Михалево, где мы вынуждены были остановиться после суточного непрерывного движения от деревни Усть-Куды. Части дивизии ночевали в указанном им районе деревень Большереченская и Тальцы.
К вечеру 10 февраля Уфимская группа сосредоточилась в деревне Лиственичное, на берегу Байкала. Ночевавшие здесь накануне головные части 3-й армии в это время уже начали движение через Байкал.
Несложная обычно операция перехода через Байкал предстала на этот раз перед армией в ином виде. Лед на озере встал лишь незадолго до прибытия армии – исчез пар посередине, по наблюдениям местных жителей. Еще никто в этом году не переходил Байкал, и ни один из опытных проводников не брался вести голову колонны непосредственно от деревни Лиственичное на поселок Мысовск. Лица, хорошо знавшие особенности причудливого Байкала, строение его льда и ничем не объяснимое периодическое появление трещин, рекомендовали продвинуться предварительно вдоль западного берега Байкала до деревни Голоустное (45 верст) и только оттуда пересечь озеро, пройдя до Мысовска еще 45 верст. Это несколько удлиняло общий путь по озеру, но делало его безопаснее.
Еще более осложняла обстановку наша полная неосведомленность о том, что делалось по ту сторону Байкала. Чешские источники определенно говорили, что накануне в районе Мысовска был бой, в результате которого поселок и станция оказались в руках сильной группы красных с артиллерией и бронепоездом. Приходилось также считаться с возможностью появления у деревни Голоустное сильного и весьма активного отряда партизана Карандашвили, который, по некоторым сведениям, еще накануне выступил с Верхоленского тракта в направлении на деревню Голоустное.
Произвести разведку льда не представлялось возможным, так как это потребовало бы не менее двух суток, между тем в деревне Лиственичное безостановочно прибывали новые части. Поэтому генерал Войцеховский приказал 3-й армии выступить после полудня 10 февраля на деревню Голоустное, где переночевать, и 11-го пересечь Байкал по линии Голоустное – Мысовск.
Наибольшую опасность при движении по озеру представляли внезапно появляющиеся и столь же внезапно исчезающие трещины во льду. В предвидение этого головные части имели необходимый материал для перекрытия трещин, однако применить его пришлось только однажды на всем пути до деревни Голоустное. К вечеру 10-го голова 3-й армии благополучно достигла деревни Голоустное, не обнаружив там противника.
11-го утром Уфимская группа выступила из деревни Лиственичное, и в то же время Ижевская дивизия, шедшая в голове 3-й армии, начала движение поперек Байкала. Ижевцам пришлось прокладывать свежий путь, идя по компасу; местные жители категорически отказались быть проводниками и помогли только определением положения Мысовска на далеком рельефе гор восточного берега озера. Путь оказался исключительно трудным, так как почти все лошади шли на старых, стертых подковах, скользили и падали на каждом шагу, вызывая ежеминутные остановки. Движение шло крайне медленно; люди выбились из сил в непрестанных усилиях понудить несчастных животных идти вперед или поднять упавших. Живые вехи из брошенных лошадей отчетливо обозначили пройденный путь; одна только Ижевская дивизия оставила на льду около ста лошадей. Только с наступлением темноты дотянулась голова колонны до гостеприимного Мысовска, занятого передовыми частями Японского экспедиционного корпуса.
Уфимская группа благополучно прошла участок пути от деревни Лиственичное до деревни Голоустное и после шестичасового большого привала, в ночь на 12 февраля, выступила на Мысовск. Пришлось преодолеть те же трудности, хотя и в меньшей степени, так как дорога была уже обозначена и укатана шедшими впереди. На рассвете 12 февраля 8-я дивизия подошла к Мысовску, пройдя за сутки около 90 верст.
Ледяной поход окончился…
Весь поход с линии реки Томь до Байкала можно разделить на три периода, отличных друг от друга по особенностям движения, вызванным отчасти обстановкой, при которой движение происходило, отчасти использованием опыта первых недель похода. Первый период – от реки Томь до реки Енисея, второй – от реки Енисея до района города Канска и третий – далее до Байкала.
Наиболее характерной особенностью первого периода являлось сохранение некоторой видимости боевого фронта в сторону основного врага – регулярной Красной армии, со всеми особенностями его управления. Армии отходили на широком сравнительно фронте в 70–80 верст, получали определенные, точно формулированные задачи там, где командование было в состоянии поддерживать связь со своими колоннами. Конечная цель движения для главного командования еще не была ясна, так как отсутствовали точные сведения и о событиях в тылу, и о боеспособности своих частей. Катастрофа, пережитая 2-й и 3-й армиями в Щегловской тайге, исчезновение 1-й армии и восстания в тылу захватили главное командование врасплох. Управление фронтом чувствовалось лишь очень слабо, благодаря, быть может, особенностям генерала Каппеля, личная доблесть которого не могла возместить отсутствия в нем умения разобраться в создавшемся хаосе, проявить необходимое предвидение событий и показать железную руку при водворении порядка. Следует сказать, однако, что задача была явно непосильной для ординарного человека, ибо расстройство в управлении армиями и корпусами дошло до предела, не завися от внутреннего порядка в самих частях, так как боеспособный элемент временами буквально растворялся в море обозов, шедших на восток хаотически, без приказов и определенной цели. В этом отношении следует особенно выделить марш по Щегловской тайге, а также по лесистой местности между Ачинском и Красноярском. Порядок при движении и на ночлегах на этих этапах пути можно определить кратко – хаос.
В промежутке между двумя лесными участками 8-я дивизия двигалась самостоятельно, имея на большей части пути свою дорогу, по которой шли лишь немногие посторонние части и обозы. Благодаря этому можно было сохранить должный боевой и внутренний порядок в частях и даже несколько прибрать их к рукам, что было так необходимо после тяжких потрясений, пережитых в Щегловской тайге. Полки получали свои районы расквартирования, заранее отведенные квартирьерами, что облегчало снабжение продовольствием и фуражом. На походе удавалось также сохранить полный порядок, чем дивизия резко выделялась на общей хаотической картине похода.
На участке Ачинск – Красноярск все резко изменилось. Скопление обозов на обоих главных путях было таково, что строевые части буквально утонули в их стихийном потоке, и, несмотря на чрезвычайные усилия, не удавалось поддержать даже видимости порядка. Утром 3 января на моих глазах обоз штаба дивизии был отрезан и увлечен на другую дорогу; мы вынуждены были предоставить его собственной участи, сознавая, что осталось только одно средство повернуть его на свое направление – открыть огонь по тем, кто пересекал нашу дорогу. Пытаясь оградить порядок движения в частях Уфимской группы, командующий группой распорядился не допускать никаких посторонних обозов на полотно железной дороги, назначенное для движения группы, применяя, если понадобится, оружие. Когда я при личной встрече спросил, действительно ли это имеется в виду приказанием, то получил в ответ неопределенное пожатие плечами. Было очевидно, что точное выполнение приказания повлекло бы к гибели сотен своих же людей и в некоторых случаях все же не дало бы ожидаемых результатов.
Еще хуже было на ночлегах. При походном движении, особенно днем, удавалось удерживать под наблюдением хотя бы мелкие строевые части, до батальонов включительно; на местах ночлегов и это было невозможно. Мелкие населенные пункты, назначаемые приказом для ночлегов, еще задолго до прихода дивизии оказывались забитыми до отказа людьми и повозками. Нужно было бы и здесь применение оружия, до открытия огня включительно, чтобы очистить хоть несколько хат для больных и для семейств. Фактически во многих случаях это делалось, причем огонь, чаще всего пулеметный, открывался, разумеется, в воздух, но результата своего обычно достигал, создавая невероятный хаос и подвергая «выселяемых» всем ужасам ночлега в лесу. В дивизии, однако, такой способ отвода квартир за весь поход не применялся ни разу. Но чтобы не оставлять всех на открытом воздухе, у костров, и дать людям хотя бы небольшой отдых, приходилось вклиняться и распыляться среди ранее пришедших частей. Переполнение обычно доходило до таких пределов, что даже и на улицах невозможно было сохранить компактное расположение строевых единиц. Нечего было и думать об организации обороны на таких ночлегах, и часто не имело даже смысла охранение, так как дороги оставались занятыми идущими всю ночь обозами. Наутро требовались особые меры, чтобы собрать и вытянуть в походную колонну рассеявшиеся роты и батальоны; в этом случае помогала сплоченность частей и боязнь людей отстать от своего полка. Легко себе представить, что получалось при действительном нападении красных, хотя бы и незначительными силами, на такой квартиробивак. В этом отношении дивизия была счастлива: ее ночной отдых за весь поход ни разу не был нарушен красными. Атаки красных на беспорядочное скопление наших частей у ст. Кемчуг и в особенности в деревне Зеледеева окончились катастрофически.