Черными шарами оказались головы подводчиков и красноармейцев, которые что-то гнали по большому тракту. Перегиб местности скрывал лошадей, сани и туловища людей, видны были только головы. Заметив опасность, сани помчались быстрее, а находившиеся сзади повернули обратно. Успели захватить только двое саней (некоторые говорят, что только одни).
– Давай деньги! – закричал один всадник конвоиру.
– Вот тут много денег, – ответил красноармеец, показывая на мешки.
Ближайшие конники спешились и проверили. Действительно, там было мелкое разменное серебро.
– На передних санях есть золото, – сказал красный.
Поручик Багиянц и несколько всадников помчались догнать сани с золотом. Меньше чем через десять минут вернулись. Их измотанные кони не могли, конечно, состязаться со свежими лошадками крестьян, и драгоценный груз умчался в Зеледеево. Всадники Конного полка разбогатели. На одном из следующих ночлегов у одного из них были срезаны переметные сумы с серебром, и столь нужный ночной отдых превратился в неприятную сторожевку своего богатства. Кроме серебра, с санями были захвачены два или три наших солдата, попавших в плен. Конвойный был 269-го полка, 30-й красной дивизии.
К северу от большого тракта местность была более пересеченной. Приходилось перебираться через овраги, заполненные снегом. Движение было медленным и утомительным, пока не вышли на дорогу к деревне Темерино. К этой деревне, расположенной на идущем далеко на север Енисейском тракте, подошли глубокой ночью. Здесь сторожить нас был поставлен отряд красных. Ночь была морозная, и красноармейцы забрались в избы, не выставив даже часовых. Около первой избы захватили два пулемета «Максим», находившиеся на санях. И пулеметы, и сани с лошадьми были для нас приятным подарком.
В избе встретились с проспавшими нас пулеметчиками, с удивлением оглядывавшимися кругом, когда мы их обезоруживали: они готовились к таким же действиям в отношении нас. С печи слезли несколько человек наших, попавших в красный плен, и попросили принять их в наш отряд. Генерал Молчанов отнесся к ним очень сурово. «Если вы уже сдались красным, то нам вас не надо». Головная застава, проехавшая вперед по улице, донесла, что конные и пешие красноармейцы через огороды удирают в поле. Из-за чрезвычайной усталости преследовать их не стали.
1-й полк полтора часа оставался против Дрокина, пока не прошли мимо все части 3-й армии и присоединившиеся к колонне группы отставших от частей, прошедших здесь днем. После короткого отдыха, отогревшись в избах, Конный полк двинулся на село Чистоостровское. Забрезжил рассвет, и наступил день 7 января, по старому стилю 25 декабря – праздник Рождества Христова. Вечером разместились на ночлег в богатом селе. Жители праздновали Великий Праздник и радушно приняли нас. Накормили сытно и вкусно. Давно мы не видели отличного белого хлеба и сладких булок, жареных поросят, гусей, уток и прочего. Наши верные, выносливые друзья-кони получили вдоволь сена и овса. К сожалению, отдых продолжался только четыре часа, но это был первый определенный отдых с 3 января. Подходили другие части, и надо было очистить им место.
Выступив в полночь, догнали арьергард 2-й армии – 2-ю Уфимскую кавалерийскую дивизию. Никакого противника с направления от Красноярска не появлялось. Пошли по пути 2-й армии к устью реки Кан.
3-я армия, или то, что от нее осталось, благополучно проскочила у Красноярска мимо заслонов, расставленных красными. Место прорыва было выбрано удачно. Поздний час ночи – около четырех часов – и мороз также содействовали успеху.
Главная часть регулярной Красной армии прошла в Красноярск. В Дрокине, по-видимому, был поставлен заслон из состава перешедшего к красным гарнизона или из партизан, стойкостью не отличавшихся. Обнаружив прорыв нашей армии, этот отряд открыл стрельбу издалека, а потом разбежался. Следующий эшелон Красной армии, который мог подойти и заночевать в большом селе Зеледееве, в 10–12 верстах от Дрокина, или не слыхал стрельбы, или не поспел на помощь.
Но больше всего успеху прорыва содействовали точность и быстрота энергичных распоряжений. Это следует отметить, так как началось далеко не гладко. Обстановка же требовала смелых действий.
Командующий армией генерал Барышников и другие собравшиеся к нему старшие начальники много времени теряли на совещания, которых было несколько, на разведку, на ненужные разговоры, даже на посылку агентов в Красноярск. Об этом довольно подробно говорят воспоминания одного, уже упомянутого, участника этих совещаний. Большинство стояло за прорыв, но все топтались на месте. Самый прорыв они представляли себе не как боевую операцию, вообще сложную и трудную, а как нечто вроде пробега через прорыв в расположении противника разъезда конницы.
С армией (хотя бы силою не больше полка), даже не обремененной артиллерией и обозом, но уже сильно деморализованной походом, так просто прорваться не удалось бы. Еще не прошло суток, как на станции Кача часть этой армии в несколько сот бойцов, а может быть, и более тысячи, в панике бежала от выстрелов 20 большевиков. Спас там положение генерал Молчанов. Он же решительно взял на себя руководство прорывом.
Командуя дивизией ижевцев, он не собирался только с ними уйти из окружения, как это сделал со своей дивизией генерал Кантакаузен и другие, а благополучно вывел из него всю армию. Бесполезное совещание он прерывает коротко: «Айда, поехали!» Помощи никакой не просит. Только что прибывшие из арьергарда ижевцы идут вперед. У Дрокина попадают под обстрел. Что бы получилось с измученными, подавленными духом бойцами и с такими же измученными и не могущими решить, что делать, начальниками – показывает вышеприведенный пример того, что случилось у станции Кача.
Генерал Молчанов разворачивает против Дрокина 1-й Ижевский полк и приказывает командиру полка оставаться на месте, затем – следовать в арьергарде. Обеспечив проход армии мимо деревни Дрокино боковым отрядом из 1-го Ижевского полка, генерал Молчанов на него же возложил обязанности арьергарда для прикрытия дальнейшего движения с тыла. Сам же генерал Молчанов догоняет Конный полк и идет с ним на следующую встречу с врагом у деревни Темерино. Не возьми генерал Молчанов инициативу в свои руки, навряд ли 3-я армия вышла бы из окружения.
В описании этих действий можно прочитать упрек командующему армией генералу Барышникову за его неспособность справиться с управлением армией в исключительно тяжелых условиях и его стремление собирать ненужные подробности обстановки, теряя на это много времени и давая врагу время на разложение и уничтожение наших колеблющихся частей.
Генерал Барышников не пользовался авторитетом опытного военачальника и только временно командовал армией. Это не лишает признания за ним того, что он, как умел, готов был исполнить свой долг и был способен идти на самопожертвование. Когда 3-я армия была отрезана южнее станции Кемчуг от выхода к железной дороге, генерал Барышников прибыл на эту станцию перед самым захватом ее противником. Не получив помощи от частей 2-й армии, уже находившихся в движении на Красноярск, генерал Барышников не пошел вместе с ними для своего спасения, а вернулся к порученной ему армии, отлично зная, что она почти обречена на гибель. Забегая вперед, надо отметить, что через три месяца, при переформировании пришедших в Забайкалье армий и корпуса, генерал Барышников выдвигал на пост командира 3-го корпуса, составленного из частей 3-й и половины 2-й армий, генерала Молчанова, а сам после принял у него должность начальника штаба.
Действия красных под Красноярском вызывают некоторые недоумения. После боя у Дрокина, когда части 2-й армии прорвались на Темерино или Есаулово, авангард красных прошел в Красноярск. Здесь пришельцы почувствовали себя очень неуверенно. Только этим можно объяснить отправку ценностей казначейства города в свой тыл, на Зеледеево. Боялись ли они повторной атаки на Красноярск, или на денежные суммы предъявляли свои требования местные большевики и партизаны – осталось неизвестным. Также трудно сказать, какие причины заставили красных отказаться от преследования наших войск в первые дни после прорыва. Если их авангардные части были переутомлены, то за ними шли другие крупные силы. От Омска до Красноярска они располагали пятью дивизиями.
Для полной оценки положения, в котором находилась 3-я армия после прохода Щегловской тайги, интересно отметить, как красные представляли сложившуюся обстановку. 1 января они подходили к Ачинску. К югу, на уровне с Ачинском, к этому же времени подошли передовые части 3-й армии. Продвигаясь удобными путями, враги четыре дня опережали наши части, двигавшиеся труднопроходимыми проселочными дорогами.
Все эти дороги упирались в бездорожную тайгу, и красные имели полное основание считать, что 3-я армия не успеет выиграть потерянное пространство и ее гибель неизбежна. В час ночи на 2 января комиссар авангардной красной бригады говорил по аппарату с Красноярском. Его собеседником был эсер Колосов, который пробовал выговорить какие-то милости от победителей за предательскую работу своей партии в тылу противобольшевистского фронта. Для комиссара эсер Колосов был только «прихвостнем буржуазии», и он заявил ему:
«Завтра мы займем Красноярск… 3-я армия нами отрезана. Ни на какие соглашения не пойдем» Заключительная фраза относилась к представителю с.р. партии: «Мавр сделал свое дело»…
Расчеты красных полностью не оправдались. Им не удалось, как предполагал комиссар, захватить Красноярск «завтра», то есть 3 января. Да это и не имело большого значения. Город уже несколько дней находился в руках большевиков и их сообщников, преграждая белым армиям дорогу на восток. Не удалось им также уничтожить полностью 3-ю армию. Понеся большой урон, потеряв еще сохранившиеся остатки артиллерии и обозы, строевые части армии пробились на запад, достигли района Красноярска и отсюда вторично проложили дорогу через заслоны красных.