едназначалось вниманию его начальников, уже удравших в тыл. Отметим запись одного красного писателя, по-видимому правильно определяющую действительное настроение чехов: «Из чешской информации было также известно, что белых движется не меньше 35 000, что это самые крепкие части Белой армии и что их даже «сами» чехи вынуждены бояться» (Парфенов. «Борьба за Дальний Восток»). В подтверждение сказанного советский писатель ссылается на газету «Чехословацкий дневник» от 18 января 1920 года.
Дальнейшую судьбу нашей армии решали не красные и не чехи. С приближением к Иркутску дошли сведения, что преданный чехами адмирал Колчак погиб рано утром 7 февраля в то время, когда армия начала движение к ст. Иннокентиевская с последнего ночлега. Армия не успела спасти его. Вернее, приближение армии с намерением освободить адмирала Колчака, о чем красные знали из требований генерала Войцеховского, заставило беспощадных убийц поспешить с расправой над ненавистным для них Верховным Правителем.
Главная цель нашего движения для захвата Иркутска отпала. Встал вопрос – нужно ли теперь атаковать и брать город? Генерал Войцеховский утром 8 февраля прибыл на станцию Иннокентиевская, где уже находились все части 3-й армии, и собрал старших начальников на совещание. Немногие были за захват Иркутска. Большинство стояло за то, чтобы миновать город и направиться, без ненужных задержек, в Забайкалье. Генерал Войцеховский согласился с мнением большинства.
Причиной такого решения было тяжелое состояние людского и конского состава в армии. Огромное количество раненых, больных и обмороженных, по приблизительному подсчету, доходило в частях до 80 процентов. Для захвата Иркутска можно было собрать около 5000 здоровых бойцов. Этого количества было достаточно, чтобы разгромить собранные наскоро неустойчивые красные отряды. Бой под Зимой показал ясно их низкую боеспособность. Приготовления к отступлению на север говорили, что красные командиры не надеялись на успешную оборону Иркутска.
Но захват большого города, размещение там 15–20 тысяч раненых и больных и потом новые сборы в неизбежный дальнейший поход не соблазняли отступающую армию. Было неразумно делать остановку на несколько дней, когда впереди можно было рассчитывать на долгий отдых в благоприятных условиях, устройство раненых и больных в госпиталях, пополнение боеприпасов и приведение всех частей в полную боевую готовность.
По вполне понятным причинам были недовольны указанным решением чины армии, у которых в Иркутске находились родные. В том числе у некоторых ижевцев и воткинцев сюда были эвакуированы их семьи, и теперь они поджидали встречи со своими отцами и мужьями. Некоторые семьи заранее, когда в Иркутске начали захватывать власть красные, переправились в Забайкалье и там ждали прихода армии. Тяжелая драма произошла в Воткинском конном дивизионе. Со дня своего формирования 25 мая 1919 года в командование 2-м эскадроном дивизиона вступил прибывший из Иркутского военного училища хорунжий Аристарх Пуцилло. Все походы и бои он провел, командуя своим эскадроном, был выдающимся командиром, его любили подчиненные и сослуживцы, его очень ценил командир дивизиона ротмистр Дробинин. За свою отвагу Пуцилло получил два производства в следующие чины и дослужился до штабс-ротмистра. В Иннокентиевскую он прибыл, болея тифом в тяжелой форме. В Иркутске у него оставалась семья; его отец – офицер Императорской армии – был в отставке. Известие, что армия не будет брать города, сильно взволновало ротмистра Пуцилло. Будучи в полубредовом состоянии, он незаметно для присутствующих вынул револьвер и застрелился. Через пять дней, когда воткинцы были уже в Мысовке, в штаб дивизиона пришла сестра Пуцилло и спросила, где может встретить своего брата. Его семья успела заранее выехать из Иркутска. Не трудно представить отчаяние и горе семьи, узнавшей о его преждевременной, напрасной смерти.
Генерал Войцеховский отдал приказ о дальнейшем движении в обход Иркутска с юга. Начало движения – в полночь 8–9 февраля. Путь был выбран со ст. Иннокентиевская вдоль железной дороги, переход через реку Иркут и, не доходя до Глазковского предместья, сворот на юго-запад к селу Смоленскому. Отсюда по ряду мелких поселков и дачных мест – движение в обход большой лесистой возвышенности, расположенной к югу от Глазкова. Затем снова поворот к востоку и выход к реке Ангаре. Дальше можно было двигаться к селу Лиственичному, у истока Ангары из Байкала, по реке или выйти на правый берег, где шел тракт. Об этом решении генерал Войцеховский предупредил чехов, чтобы избежать недоразумений с их стороны. Чехи были удовлетворены решением не брать город и обещали не чинить никаких препятствий.
Впереди шла 3-я армия с Ижевской дивизией во главе. За ней Уфимская группа 2-й армии и в конце – группа генерала Вержбицкого. В авангарде Ижевской дивизии шел Конный полк, выступивший в 23 часа. Ночь была темная и морозная. Пройдя Смоленское, продолжали движение через поселки Медведево, Марково, Кузьмиха, Груди-но и к утру достигли Ангары около станции и поселка Михалево. После спуска на лед пошли по реке. Недалеко от Михалева с небольшого острова, находившегося на середине реки, раздались выстрелы. Пули просвистели высоко над головами.
Передовой эскадрон бросился в атаку, и выстрелы немедленно прекратились. Без сопротивления 38 человек – весь гарнизон острова, поставленный, чтобы задержать наше движение, – побросал винтовки. Эти люди, поняв, что им дали непосильную задачу и что отступить с острова им некуда, благоразумно сдались. Для очистки совести они дали несколько выстрелов поверх наших голов. Они поспешили сдать свои патроны, ручные гранаты и сложить тут же брошенные винтовки. Далее до самого села Лиственичного никаких столкновений не было.
В Лиственичное Ижевская дивизия пришла в 19 часов вечера 9 февраля, пройдя 80–90 верст и останавливаясь по дороге лишь на короткие привалы, чтобы погреться, дать отдых и подкормить лошадей. Вслед подошли остальные части 3-й армии и расположились на ночлег. Уфимская группа ночевала в Михалеве, Тальцах и Большереченском. Группа генерала Вержбицкого также благополучно, без столкновения с противником, обошла Иркутск по пути, пройденному предыдущими частями.
Первые два-три дня красные преследования не вели, по крайней мере сколько-нибудь значительными силами. В Уфимской группе, при подходе к реке, были слышны со стороны города орудийные выстрелы. Кто и куда стрелял – было не ясно. Возможно, что нашим врагам, засевшим в городе, нужно было создать впечатление, что белые атаковали Иркутск, но были отброшены.
Лиственичное – большое село, прижатое горами к озеру и вытянувшееся по берегу на 5–6 верст. Расположившись по квартирам, начали собирать справки о том, что делается кругом. По сведениям жителей, отряд красных, находившийся здесь, при нашем приближении бежал через Ангару на станцию Байкал, где нашел убежище в чешских вагонах. Жители также сообщили слух о большом бое накануне где-то в районе Мысовска. Кто с кем дрался – они не знали. Мысовск, по их сведениям, в руках красного отряда с бронепоездами.
О возможности перехода через Байкал сведения были неутешительны. Еще никто в эту зиму не переправлялся через Байкал. Незадолго до нашего прихода на середине Байкала стояло озеро тумана – признак, что здесь находится полынья – место, не покрытое льдом. Этого облака теперь не видно, но лед на середине озера не может быть достаточно окрепнувшим. Местные жители советовали для перехода Байкала пройти сначала вдоль берега до села Голоустного, а из него пересечь Байкал на Мысовск. Переход напрямик, около 70 верст, был бы очень утомительным.
Вскоре по приходе в Лиственичное генерал Молчанов собрал командиров ижевских частей и дал им важные указания. Еще в 1910 году, будучи молодым офицером 6-го Сибирского саперного батальона, стоявшего около Иркутска, он получил задачу, совместно с другим офицером, сделать инструментальную съемку острова Ольхон. Этот остров, расположенный в 200 верстах к северо-востоку от Лиственичного, служил для жительства прокаженных. Генерал-губернатор и командующий военным округом генерал Селиванов предполагал дать острову другое назначение и приказал сделать точную съемку. Поручик Молчанов не только сделал съемку, но и подробно ознакомился с особенностями Байкала и окружающей природы. По печатным источникам и по расспросам местных жителей он отлично знал, какие препятствия можно встретить при переходе озера в зимнее время, и теперь его знания весьма пригодились.
Прежде всего, он указал, что гладкая поверхность льда на озере является пагубной для лошадей, имеющих стертые подковы и шипы. Приказал перековать лошадей, большинство которых давно не перековывались. Навинтить новые шипы на подковы, которые допускают это сделать. Затем рассказал, что на льду могут встретиться трещины или эти трещины могут образоваться неожиданно под ногами идущих, и при этом раздается грохот, похожий на пушечную пальбу. Это не должно вызывать беспокойства. Трещина образуется от перемены температуры и от притока в озеро воды из многочисленных речек и ручьев, впадающих в Байкал с окружающих гор. Трещина медленно расходится, и ширина ее доходит иногда до 2–3 аршин. В длину она простирается на многие версты. Потом лед начинает сходиться, края трещин сталкиваются, ломаются, и обломки льдин нагромождают барьеры до 2 аршин и выше. При этом происходит грохот, напоминающий стрельбу из нескольких пулеметов.
Для перекрытия трещин генерал Молчанов приказал запастись досками, а для устройства проходов в барьерах захватить лопаты, топоры и другие подходящие инструменты. Затем он сообщил, как поступают местные жители, если лошадь соскользнет в трещину. В этом случае крестьяне накидывают под шею лошади уздечку и начинают ее душить. Задыхаясь, лошадь набирает воздух и легче плавает. Улучив момент, двое сильных людей, взявшись за гриву и хвост, вытаскивают лошадь на лед.
Окончив свои указания, генерал Молчанов приказал немедленно приняться за перековку возможно большего количества лошадей. Кроме того, приказал вызвать желающих пойти со следующего ночлега на разведку дороги на Мысовск и выяснить, что там делается и кто занимает станцию и поселок. В Ижевском конном полку успели перековать, с помощью местных кузнецов, больше половины лошадей.