Утром 10 февраля части 3-й армии выступили на Голоустное. В авангарде шла Ижевская дивизия с Конным полком впереди, но все всадники как полка, так и конной разведки 1-го полка и разных команд, успевшие перековать лошадей, были собраны вместе и двигались впереди. Они должны были «нацарапать» дорогу для идущих сзади.
Лед, действительно, оказался гладким и чистым. Двигались вдоль западного берега Байкала на расстоянии от него не более 1–2 верст. Необычайная чистота льда и воды позволяла видеть отлично дно Байкала на глубине десятков саженей. День был морозный, но почти безветренный. Переход в 45 верст показался неутомительным. Тяжело пришлось лишь лошадям, имевшим изношенные подковы. Две сотни перекованных лошадей не смогли сделать путь по льду достаточно шероховатым и не скользким.
К вечеру дошли до села Голоустного. По количеству дворов – около 230 – село было достаточно большим, но крестьяне не были зажиточными – необходимых продуктов было мало и еще меньше фуража. Здесь удалось перековать еще многих лошадей. Сведения о той стороне Байкала были те же, что и в Лиственичном. Мысовск считался занятым красными. О переходе через Байкал ничего определенного – никто еще на ту сторону не переходил.
На разведку вызвалось несколько желающих. Генерал Молчанов назначил от 1-го Ижевского полка поручика Лучихина и от штаба дивизии поручика Понятовского. Они переоделись крестьянами, должны были ночью дойти до Мысовска, сделать разведку и встретить колонну 3-й армии где-то на середине Байкала. С большим трудом был найден проводник. Никто из местных жителей не хотел взяться за рискованное дело. Наконец, уговорили одного сравнительного молодого парня, который согласился отправиться за вознаграждение золотом и с условием, что он поедет не как проводник, а как пассажир двух «крестьян». Старики снабдили его разными советами из опыта прошлых лет: как идти через замерзшее «море», где в этом году поздно замерзали полыньи, как обойти эти места, как ориентироваться ночью по контуру сопок или по огням станций и деревень и т. д. Перед заходом солнца разведчики в санях отправились в дорогу.
11 февраля, еще до рассвета, части ижевцев спустились на лед и начали переход. Двинулись по указанному жителями направлению. Начало светать, и вскоре на той стороне из-за гор появился красный шар восходящего солнца. Байкал показал свою величественную зимнюю красоту. Особое внимание привлекали ледяные барьеры. Как только солнце поднялось повыше, причудливые осколки льда засверкали всеми цветами радуги. Казалось, мы проходили мимо скал, осыпанных бриллиантами. Через барьеры пришлось пройти несколько раз, расчищая проходы. Величина некоторых осколков льда была очень значительна. По ним можно было судить, что ледяной покров Байкала является прочным.
Больше половины пути мы прошли без задержек. Оставалось не более 20 верст. Неожиданно позади раздался гром, и глухие раскаты, отражаясь от берегов, прокатились по Байкалу. Заранее предупрежденные и готовые к появлению трещин, мы спокойно продолжали движение.
Прошло несколько минут, и от следовавшей за нами части подлетел генерал Х. Молодой и нервный, он был храбрым командиром в обычной боевой обстановке, но очень недолюбливал те случайные происшествия, которые именуются «внезапностями». Такой «внезапностью» оказалась для него трещина, образовавшаяся, как потом выяснилось, как раз под его лошадью. О возможности появления трещин он был осведомлен и в своем отряде имел доски для устройства перекрытий. От неожиданности и грохота он забыл о предупреждениях. Решил, что трещина возникла оттого, что шедший впереди отряд ижевцев двигался тесной колонной по три. Генерал яростно обрушился на командира полка: «Полковник! Что вы делаете? Вы губите армию! Хотите ли вы, чтобы все потонули? Потрудитесь двигаться в строю по одному!»
Было ясно, что какие-либо доводы или объяснения являлись бесполезными. Командиру отряда, который не входил в подчинение генерала Х., оставалось или предложить ему не вмешиваться не в свое дело, или растянуть полк «гуськом». Первое, в присутствии всего полка, было нежелательно – не позволяло чинопочитание, и без того не крепкое в Гражданскую войну. Командир скомандовал перестроиться в колонну по одному.
Едва успели на ходу сделать это перестроение, как с командиром полка поравнялись сани, в которых ехали командующий 3-й армией генерал Сахаров и начальник дивизии генерал Молчанов. Сани пошли рядом. Послышался голос генерала Сахарова: «Полковник! Для чего вы растянули свой полк? Вы должны знать, что толщина льда может выдержать тяжелую полевую артиллерию. Соберите полк в колонну по три! Разведчики вернулись. В Мысовске красных нет. Там японцы. Разведку и охранение высылать излишне!» – «Слушаюсь, Ваше Превосходительство!» – последовал ответ. Сани прибавили ход. Генерал Молчанов успел сказать: «Полковник! Я же вас предупреждал!» Плохо в чине полковника пересекать зимой Байкал. За 15 минут можно получить разнос от трех генералов и чувствовать себя «без вины виноватым».
Перейдя Байкал, части 3-й армии разместились в Мысовске на ночлег. На 12 февраля назначена дневка. Переход был совершен благополучно, ветра почти не было, и это было особенно важно для наших многочисленных раненых и больных. Единственно, на что можно было жаловаться, – это тяжелая дорога по льду для лошадей, имевших сношенные подковы и шипы. Когда они падали на лед, их трудно было вновь поставить на ноги, а если это удавалось, то не надолго. Они вновь падали, и большое количество их было оставлено на льду. Следовавшие за 3-й армией определяли число брошенных лошадей до 300. Крестьяне в Мысовске получили разрешение забирать оставленных на льду лошадей в свою собственность. Значительная часть этих лошадей была таким образом спасена от замерзания.
Вслед за частями 3-й армии двигалась Уфимская группа, которая 11 февраля вышла из Лиственичного утром и к вечеру достигла Голо-устного. После краткого шестичасового ночлега группа выступила в ночь на 12 февраля на Мысовск и к вечеру без особых приключений достигла этого пункта. В этот день на Байкале дул сильный ветер и идти было труднее – часто сани заносило в сторону.
Группа генерала Вержбицкого выступила из Лиственичного утром 12 февраля, из Голоустного ночью 12–13 февраля и днем 13-го прибыла в Мысовск. Генерал Вержбицкий оставил для прикрытия со стороны Иркутска арьергард в составе двух дивизий – Воткинской и Добровольческой[145]. Добровольческая дивизия должна была удерживать Лиственичное до утра 13 февраля. Дивизия выставила в сторону Иркутска заставу с большим количеством пулеметов (около 10) под командой поручика Нагурского. В дивизии не все части оказались надежными. Инженерным дивизионом командовал капитан Синев, но за его спиной работал его заместитель капитан Гастиан, оказавшийся предателем. Во время стоянки под Иркутском на ст. Иннокентиевская капитан Гастиан подговорил некоторых чинов дивизиона остаться у красных, и свой замысел он скрытно и ловко выполнил, воспользовавшись частыми отлучками командира дивизиона капитана Синева, уходившего в штаб дивизии. От двух офицеров – прапорщика Семененко и сильно болевшего поручика Грибули – честных и верных своему долгу офицеров, Гастиан свои планы скрывал. Этим двум офицерам удалось в последнюю минуту, с большими трудностями, выскочить из западни и догнать свою уходившую после всех дивизию.
Приключения энергичного прапорщика Семененко, заболевшего вскоре тифом, чрезвычайно интересны, но сообщить их в краткой форме невозможно – они составляют целое повествование.
Застава добровольческой дивизии, выставленная в 7—10 верстах по дороге на Иркутск, ждала возможного появления красных. Но рота мадьяр, видимо единственная вполне надежная для красных часть, обошла заставу по горам и неожиданно напала с тыла. Часть заставы с поручиком Нагурским прорвалась к своим. Остальные с несколькими пулеметами попали в руки мадьяр и, по всей вероятности, были перебиты. Мадьяры, может быть, и не были сторонниками большевиков, но отличались большой жестокостью и за это пользовались доверием у красных.
Прапорщик Семененко, догнав с больным поручиком Грибулей дивизию, достиг села Лиственичного и устроился на ночлег. Среди ночи дивизия была поднята тревогой. Раздались команды «в ружье», и все подготовились к встрече врага. Красные не появлялись – не хотели вступать в бой с более многочисленным противником или пошли в обход. Село Лиственичное растянулось вдоль берега Байкала на 5–6 верст и было пересечено несколькими оврагами. По оврагам в село спускались с гор дороги. Обороняться в селе, при невозможности определить, откуда появится противник, было трудно. Начальник дивизии генерал Крамаренко[146]приказал спускаться на лед и двигаться на Голоустное. Дивизия дошла до Голоустного к вечеру 13 февраля, остановилась на большой привал и ночью выступила на Мысовск, куда прибыла в полдень 14 февраля.
В Голоустном оставалась Воткинская дивизия, выставившая охранение на Лиственичное и на север. Были получены сведения, что конный отряд партизан под командой Каландарашвили (более известен как «Карандашвили») должен был обойти с севера через деревню Тарбеево (30 верст от Голоустного) район нашего перехода через Байкал и преградить нам путь. Со стороны Лиственичного красные не показывались. С севера появились красные партизаны, но описания встречи с ними противоречивы.
Начальник Воткинской дивизии полковник фон Вах в своем докладе о переходе через Байкал сообщает о бое добровольцев у Голоустного и об атаке красного разъезда Воткинским конным дивизионом. Разъезд был изрублен, и только начальник разъезда – бывший юнкер Иркутского военного училища – был взят в плен. Он дал сведения о действиях красного гарнизона Иркутска. При отходе Воткинского конного дивизиона из деревни шальной пулей был тяжело ранен в живот прапорщик Худяков. Он был оставлен в избе ввиду сильного мороза, кото