Тогда, в начале первой пятилетки, Беликовы лишь пятились, но ещё не отступали. Нередко они ещё и наступали, но ситуация стремительно менялась не в их пользу. 13 мая 1933 года полковник Роббинс из США в беседе со Сталиным сравнивал виденные первомайские демонстрации 1918 и 1833 годов и говорил, что в 1918 году демонстрация была обращена вовне, а сейчас «мужчины, женщины и юноши вышли на демонстрацию, чтобы сказать: вот страна, которую мы строим…»
И в 1937 году наш выдающийся педагог и гуманист Антон Макаренко имел все основания написать в своей «Педагогической поэме»:
«Я крепко верю, что для мальчика в шестнадцать лет нашей советской жизни самой дорогой квалификацией является квалификация борца и человека».
А другой прекрасный человек и писатель – Аркадий Гайдар – в 1938 году писал о главной героине своей повести «Военная тайна» так:
«Натка Шегалова – только что выросла. Человек она умный. У нее чувство легкой иронии, и оно проявляется не только по отношению к другим (что встречается часто), но и к самой себе.
Она культурная советская девушка – такая, каких сейчас ещё не так много, но зато через три-четыре года будет уйма».
Через три года после написания этих строк началась война.
Макаренко скончался за два года до её начала – пятидесяти одного года от роду. Не выдержало сердце, изношенное не столько борьбой за нового человека, сколько борьбой со старыми людьми типа чеховского «человека в футляре», о котором говорил Сталин в 1930 году.
Гайдар на войне погиб, как погибли на ней и миллионы молодых энтузиастов, воспитанных Сталиным, Макаренко, Гайдаром и всем строем новой советской жизни.
Об этом написано много. Здесь же я приведу лишь слова командующего сталинградской 62-й армией генерал-лейтенанта Василия Ивановича Чуйкова, сказанные им о молодых гвардейцах 37-й дивизии 37-летнего генерал-майора Виктора Жолудева. Это была особая гвардейская часть. Она ушла под Сталинград после переформирования в июле 1942 года в стрелковую дивизию из 1-го воздушно-десантного корпуса, до этого в боевых действиях не участвовавшего. То есть жолудевцы получили гвардейское звание как бы авансом. И эту честь оправдали.
Чуйков написал о них так:
«Это была действительно гвардия. Люди все молодые, рослые, здоровые, многие из них были одеты в форму десантников, с кинжалами и финками на поясах. Дрались они геройски. При ударе штыком перебрасывали гитлеровцев через себя, как мешки с соломой… Отступления не знали, в окружении дрались до последних сил и умирали с песнями и возгласами: «За Родину! Не уйдем и не сдадимся!»… Через полки 37-й дивизии рвались не одна и не две гитлеровские дивизии, а целых пять, в том числе две танковые».
Десантники Жолудева приняли на себя жестокий удар в октябре 1942 года, и через месяц боев потери 37-й дивизии составили 99 процентов. Из десяти тысяч молодых парней, в основном комсомольцев, у стен Сталинграда легли девять тысяч девятьсот человек. Через два года погиб в Белоруссии и их командир, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза.
А за два года до него на Украине погиб Громенко, командир партизанской роты из соединения первого секретаря Черниговского обкома партии Алексея Фёдоровича Фёдорова-Черниговского, будущего дважды Героя Советского Союза. Позднее Фёдоров вспоминал:
«Он был убит, когда поднимал бойцов в атаку. Пуля пробила ему лоб, он упал навзничь в снег…
Громенко был… очень храбрым, решительным и толковым, но… он не был ни партизаном, ни командиром по призванию. Он был агрономом, строителем жизни. И, конечно, не война, а именно творческий труд в полной мере раскрывал способности этого человека…»
Громенко вёл дневник, и вот что он записал в нём 8 февраля 1942 года, незадолго до гибели:
«Февраля 8. Перечитываю «Войну и мир». Не понимаю этих людей. Совсем не думают о будущем, как будут строить жизнь после войны. О работе совсем не говорят».
Из одной последней фразы была видна глубина пропасти между старой Россией Болконского и Безухова и новой Россией питомцев сталинской эпохи Жолудева и Громенко. Между прочим, Фёдоров далее сообщает, что на место Громенко пришёл педагог, бывший заведующий областным отделом народного образования, командиром второй роты был историк, третьей – председатель колхоза, четвёртой – секретарь райкома. «Они стали хорошими партизанами, командирами, – заключал Фёдоров, – потому, что необходимость ими была осознана. Но все они… предпочли бы мирный созидательный труд».
Это и была Молодая Гвардия Сталина, гениального последователя Ленина… Это было поколение, шедшее макаренковским «Маршем 30-го года», поколение гайдаровского Тимура и гайдаровской Натки Шегаловой.
Да, эту молодую сталинскую поросль жестоко проредила война, и многие из этой поросли полегли под её ветрами… Как показало будущее, вместе с ней было подрублено и будущее социализма в России – ведь это будущее держала в руках она… Но эта поросль советских энтузиастов была! Она встретила войну, она её и выиграла. И после войны, повзрослев, она же совершила ещё много великих дел, вершиной которых стал взлёт Гагарина.
А всего за девятнадцать лет до сталинградских свершений гвардейцев Жолудева, за пятнадцать лет до появления в Стране Советов Натки Шегаловой – в 1923 году, известный читателю Максимилиан Волошин в стихотворении «Русь гулящая» писал о доленинской и досталинской России:
В деревнях погорелых и страшных,
Где толчётся шатущий народ,
Шлёндит пьяная, в лохмах кумашных,
Да бесстыжие песни орёт.
Сквернословит, скликает напасти,
Пляшет голая – кто ей заказ?
Кажет людям соромные части,
Непотребства творит напоказ…
Какой огромный сдвиг в толще народного мироздания и осознания мира и себя в мире! Причём за такой короткий не то что по историческим меркам, но по меркам обычной человеческой жизни срок…
Еще недавно – массовые непотребства.
А теперь – массовый героизм!
Эти ребята, эти сталинские соколята, с молодых лет повторяли вслед за Маяковским: «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока». И они с младенчества вместе с воздухом новой жизни впитывали на всю жизнь высокие и прочные понятия о чести.
Той, что берегут смолоду.
Далеко не все в стране Ленина – Сталина смотрели на жизнь так же, как эти питомцы сталинской эпохи. Но подлинные питомцы этой эпохи стали носителями невиданной ранее в мировой истории свободы духа человека!
Именно так – не более, но и не менее, о чём и будет сказано в следующей главе.
Глава шестнадцатаяСталин как творец невиданной свободы духа человека
Как много сказано лжецами о якобы искоренении Сталиным духа свободы в СССР. Попробуем посмотреть на этот устоявшийся миф с непривычного ракурса. Любой специалист по детской психологии знает, что основы личности закладываются к пяти-шести годам. Не расходится с наукой и народная мудрость: «Воспитывай, пока лежит поперёк кровати. Лёг вдоль – уже не выправишь…»
Выправить-то можно и позже, но с каким трудом! И уж, во всяком случае, к двадцати-то годам человек в основном «отформован».
Не так ли?
И если так, возьмёмся за тезис номер два… Символом пытливой ершистости, не приемлющей соглашательство, символом отношения к миру, как к дому, где главное – чувство хозяина жизни, стали знаменитые «шестидесятники», которые сами называли себя «детьми хрущёвской «оттепели»…
«Накройте стол на площади Восстанья» – это ведь масштабный стихотворный «заказ» для конкретного состава «сотрапезников»: Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Ахмадуллина.
Но «шестидесятники» – не группа и даже не слой. Это – действительно поколение. Поколение Московского фестиваля, песен Визбора и Пахмутовой… Поколение гагаринской весны, Братской ГЭС, молодых стихов тех же Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, фильмов Хуциева, Муратовой, Шепитько, фантастики братьев Стругацких и Ивана Ефремова…
В начале шестидесятых годов этому поколению было лет тридцать. Значит, рождения примерно тридцатого – тридцать третьего годов.
Если верить клеветникам на Сталина и эпоху Сталина, основы личности этих будущих «раскованных носителей нового сознания» закладывались «под стоны узников ГУЛАГа», «рёв толпы, приветствующей «московские процессы», и «скрип сапогов палачей НКВД», поголовно-де арестовывающих целые кварталы.
Причём ко дню смерти Сталина, то есть к 5 марта 1953 года, это были уже двадцатилетние парни и девушки, вся жизнь которых от первого крика до первого и – не очень первого – поцелуя прошла исключительно в сталинскую эпоху!
Так откуда, спрашивается, тогда у них нестандартность мышления и раскованность чувств? И не формировала ли их на самом деле энергия новых песен, не западало ли ещё с детского сада: «Нам нет преград на море и на суше», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», «За правое дело ты гордо и смело иди, не боясь ничего!», «Кто привык за победу бороться, вместе с нами пускай запоёт»?..
Это ведь поколение будущих «шестидесятников» одним из первых разучивало «Багаж», «Кем быть?», «Рассеянного с улицы Бассейной», «Дядю Степу» и «Тараканище», «Мистера-Твистера» и «Мойдодыра»…
Это поколение одним из первых зачитывалось книгами Бианки, Бажова, Кассиля, Фраермана, Гайдара, Житкова…
Это для него работали блестящие мастера книжной графики Лебедев, Сафонова, Конашевич…
Для них писали академики Обручев и Ферсман.
Это их ещё несмышлёный, но податливый на хорошее умок слушал рапорты Чкалова, Громова, Папанина, Коккинаки.
Это они ловили горящими глазёнками блеск первых Звёзд Героев Союза и Героев Труда.
Нет, свобода поведения этих тридцатилетних в шестидесятые годы – результат не гнилой хрущёвской «оттепели», а итог сталинских русских холодов тридцатых, которые вымораживали нечисть и закаляли юную душу для умной, деятельной жизни.