Что ж, кто больше?
Ведь даже хрущёвцы запустили в оборот хотя и злостно завышенные, но не настолько уж беспардонно лживые цифры.
Впрочем, абсолютный рекорд лжи поставили, пожалуй, не «историки». Его, похоже, поставил физик академик Сахаров. В своих «Воспоминаниях» он написал:
«Для расследования чрезвычайного происшествия (в 1951 году бесследно «пропал» лист, содержащий всю геометрию и все данные первой водородной бомбы!!! – С.К.) из министерства (Министерство среднего машиностроения было образовано 26 июня 1953 года, а до этого существовало ПГУ при СМ СССР. – С.К.) приехал начальник секретного отдела – человек, вызывавший у меня физический ужас уже своей внешностью, остановившимся взглядом из-под нависших век; он был начальником Ленинградского управления ГБ во время так называемого «ленинградского дела», когда в городе было расстреляно около 700 высших руководителей…»
Для представителя точных наук Андрей Дмитриевич допустил, во-первых, непростительную стилевую неряшливость – число высших руководителей, да ещё в одном городе, в любом случае исчисляется не сотнями, а единицами. Но главное в том, что по «ленинградскому делу» – вполне, к слову, обоснованному – к высшей мере наказания было приговорено 23 (двадцать три) человека. Это – абсолютно точная цифра, взятая из справки министра внутренних дел Сергея Круглова и его заместителя Ивана Серова от 10 декабря 1953 года, представленной ими Хрущёву в рамках подготовки реабилитации «ленинградцев» (всего их было осуждено 214 человек, при этом к различным срокам заключения – 85 человек, один – к принудительному лечению в психиатрической лечебнице, остальные – к высылке).
Итак, если стандартный «коэффициент лжи» демократов равен примерно 10, то «коэффициент лжи» Сахарова составил 700: 23 = 30,43 раза!
Соответственно, и «десятки миллионов» «узников ГУЛАГа» имели и имеют место лишь в злобных фантазиях клеветников на Сталина. Между прочим, самый известный из этих «узников» – Солженицын (надо же, как Бог и народ точно наградили фамилией его предков и его самого!), пройдя «все ужасы ГУЛАГа», без проблем дожил до 90 (девяноста!) лет… И не он один!
Во втором, дополненном, издании своей книги «Берия: лучший менеджер ХХ века» я рассмотрел тему репрессий – особенно в «низах» более подробно, а здесь просто сообщу, что политической реальностью второй половины 30-х годов в СССР было наличие внутри страны не только «верхушечной», но и «низовой» «пятой колонны», и репрессии 1937–1938 годов её сильно ослабили, хотя и не уничтожили до конца.
Эти «низовые» репрессии тоже зацепили часть невинных – что признавал впоследствии и Сталин. Но вина в том была не Сталина, да и зачастую не самих чекистов, в массе своей честно исполнявших свой долг. Основные издержки «низовых» репрессий объяснялись деятельностью сохранившихся и не разоблачённых троцкистов, антисоветчиков, объяснялись бытовыми наветами и прочим подобным, включая пакости пакостников из числа Ванек и Манек.
Что же до основного контингента репрессированных, то напомню, что во время войны на стороне Германии воевало или служило примерно 800 тысяч советских граждан (это – без «власовцев»). Если бы не репрессии 1937–1938 годов, их число составило бы, скорее всего, полтора-два миллиона. И победа России досталась бы тогда ещё более кровавой ценой, потому что надо было бы сломать более мощное сопротивление рейха и его прихвостней.
То есть репрессии 1937–1938 годов имели в немалой мере характер превентивной войны России против своих потенциальных предателей. А ведь даже нынешние «демократы» не осуждают послевоенные казни нацистских пособников из числа советских граждан.
Но, впрочем, не репрессиями же была отмечена эпоха Сталина в первую очередь! В первую очередь это была эпоха всестороннего развития России, эпоха её растущих мощи и величия.
Глава восемнадцатаяЛучший друг трудового народа
В 1913 году, от которого давно «пляшет» вся статистика и который считается пиком достижений царской России, её жилой фонд составлял 180 миллионов квадратных метров. Реальной жилищной нормой в городах для рабочего люда была при этом норма карцера – полторы квадратные сажени или две кубические. Квартиру в Питере имело 28 процентов рабочих семей, комнату – 17 процентов, полкомнаты – 46. Ещё пять процентов «имели» «углы».
Итак, у почти половины рабочих семей в российской столице было по полкомнаты на всё про всё… Целуй, рожай, гуляй и помирай – всё в условиях «широчайшей гласности»…
Учись?
Э-э-э, вот этого – фи́га!
Пришёл Октябрь, прошла гражданская война. Наступило время «Жилищного передела» – квартирной реформы 1918–1922 годов. Шестьдесят четыре процента семей въехали в квартиры, сорок шесть – в комнаты. Но жилищный передел – это ещё не жилищное строительство. Оно было впереди.
Вначале – не ахти какое. За одиннадцать лет до первой пятилетки Россия «нэповская» построила 43 миллиона квадратных метров жилья. Россия же социалистическая за двенадцать лет после первой пятилетки построила втрое больше: 123 миллиона.
На карте новой России появилось 523 новых города и 495 новых городских посёлков.
И это были не просто новые населённые пункты. Каждый город и посёлок – это новый завод или фабрика, рудник или шахта.
А перед их постройкой надо было провести изыскания, сделать проекты, подготовить кадры. Свои кадры, потому что зависеть от иностранных специалистов уважающая себя страна не может.
Правда, не все иностранцы приезжали в СССР в то время только за высоким заработком. Приезжали и за новыми идеями, или – ссобственными новыми идеями. Так, выдающийся архитектор XX века французский конструктивист Ле Корбюзье именно в Москве в 1934 году реализовал свой первый крупный и блестящий строительно-архитектурный замысел, поставив у станции метро «Кировская» здание Центросоюза (ныне – здание Центрального статистического управления).
В обиход входило новое слово «реконструкция»…
Архимеду нужна была одна точка опоры, чтобы перевернуть мир. Реконструкция, то есть индустриализация, коллективизация и культурная революция, стала той точкой опоры, которая позволила Сталину и народу России в срок одной, по сути, пятилетки перевернуть Россию.
Причём перевернуть с ленивой головы на работящие ноги, после чего и голове лениться уже не пришлось!
Но могло ли здесь быть всё гладко?
Что ж, на этот вопрос ответил сам Сталин на кремлёвском приёме в честь металлургов 26 декабря 1934 года:
«У нас было слишком мало технически грамотных людей. Перед нами стояла дилемма: либо начать с обучения людей в школах технической грамотности и отложить на десять лет производство и массовую эксплуатацию машин, пока в школах не выработаются технически грамотные кадры, либо приступить немедленно к созданию машин и развить массовую их эксплуатацию в народном хозяйстве, чтобы в самом процессе производства и эксплуатации машин обучать людей технике, выработать кадры. Мы избрали второй путь. Мы пошли открыто и сознательно на неизбежные при этом издержки и перерасходы, связанные с недостатком технически подготовленных людей, умеющих обращаться с машинами. Правда, у нас наломали за это время немало машин. Но зато мы выиграли самое дорогое – время и создали самое ценное в хозяйстве – кадры. За три-четыре года мы создали кадры технически грамотных людей как в области производства машин всякого рода (тракторы, автомобили, танки, самолёты и т. д.), так и в области их массовой эксплуатации. То, что было проделано в Европе в течение десятков лет, мы сумели проделать вчерне и в основном в течение трёх-четырёх лет. Издержки и перерасходы, поломка машин и другие убытки окупились с лихвой».
А 4 мая 1935 года в речи в Кремлёвском дворце на приёме в честь выпускников академий РККА (6 мая речь опубликовала «Правда») Сталин говорил:
«Мы получили в наследство от старого времени отсталую технически и полунищую, разоренную страну… Разорённая четырьмя годами империалистической войны, повторно разорённая тремя годами гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низкой техникой, с отдельными оазисами промышленности, тонувшими среди моря мельчайших крестьянских хозяйств, – вот какую страну получили мы в наследство от прошлого…»
В подобной оценке не было ведь ни малейшего преувеличения – Сталин ещё и не всё вспомнил. Но сказанное о прошлом лишь предваряло основное, насущное, о чём Сталин сказал так:
«Задача состояла в том, чтобы эту страну перевести с рельс… темноты на рельсы современной индустрии и машинизированного сельского хозяйства… Вопрос стоял так: либо мы эту задачу разрешим в кратчайший срок… либо… наша страна… растеряет свою независимость и превратится в объект игры империалистических держав…»
Надо было создать первоклассную индустрию… А для этого надо было пойти на жертвы и навести во всем строжайшую экономию, надо было экономить на питании, и на школах, и на мануфактуре, чтобы накопить необходимые средства для создания индустрии… Понятно, что в таком большом и трудном деле… успехи могут обозначиться лишь спустя несколько лет. Необходимо было поэтому вооружиться крепкими нервами, большевистской выдержкой и упорным терпением, чтобы преодолеть первые неудачи и неуклонно идти вперёд…»
С точки зрения русской грамматики Сталин говорил в прошедшем времени. Однако время, о котором он говорил, и с исторической точки зрения уже ушло в прошлое.
Что же до места, где Сталин говорил это, то сами приёмы в Кремле были тоже деталью нового. Раньше высшая власть, то есть царь, устраивала приёмы дипломатов, знати, ну – выпускников Академии Генерального штаба.
А теперь в кремлёвских залах приветствовали Труд. И можно было без преувеличения сказать, что это был Свободный Труд. Если, конечно, понимать под свободой не возможность делать что тебе вздумается, а осознанную необходимость честного участия в созидательной жизни общества.