Назначение Васильчикова оказалось не слишком удачным, так как он, разделяя отрицательный взгляд на общину, считал необходимым заручиться поддержкой Думы и выступал против проведения указа о выходе из общины в порядке статьи 87-й. Кроме того, Васильчиков, как человек, не прошедший чиновничьей выучки, не смог заставить министра финансов В.Н. Коковцова ассигновать необходимые средства на осуществление реформы.
В 1908 г. Столыпин заменил Б.А. Васильчикова на А.В. Кривошеина. В отличие от большинства министров Александр Кривошеин не принадлежал к родовитому дворянству. Он был сыном крепостного крестьянина, который в армии дослужился до офицерского чина. Несмотря на скромное происхождение, Кривошеин с молодых лет умел устанавливать полезные связи в высших кругах. В.И. Гурко довольно ядовито описывал начало его карьеры: «Судьба ему улыбнулась в этом отношении со студенческих лет, когда он сумел сойтись с сыном министра внутренних дел гр. Д.А. Толстого пресловутым «Глебушкой» – полуидиотом, отличавшимся необычайным аппетитом и думавшим только о том, что он в течение дня съест. Гр. Толстой, не терявший надежды так или иначе развить своего сына, вздумал послать его в заграничную образовательную поездку в сопровождении нескольких лиц, на обязанности которых было разъяснять «Глебушке» все значение и смысл обозреваемого». Протекция министра внутренних дел была отличным подспорьем, и Кривошеин быстро поднимался по служебной лестнице. На должности начальника Переселенческого управления он заслужил прозвище «министра Азиатской России», затем возглавлял Дворянский и Крестьянский банки. На этом посту его даже обвиняли в том, что он якобы слишком стремительно распродавал помещичьи имения.
Став главноуправляющим землеустройством и земледелием, он проявил незаурядный административный талант, хотя был юристом по образованию и не имел специальных знаний в аграрной сфере. Высокопоставленный чиновник этого ведомства И.И. Тхоржевский писал о своем начальнике: «Судьба толкнула его в область, где он – человек городской – был меньше всего «дома», гораздо меньше, чем, например, в торговле и промышленности или в просвещении (сам Кривошеин помечтал бы: «и в дипломатии…»). Но специалистов в Министерстве земледелия было и без него предостаточно. Сам же министр в совершенстве знал главную науку администратора: знал жизнь, людей, человеческую психологию. Всегда знал, чего от кого можно требовать, что кому следует поручить. Умел быть приятным, умел быть очень неприятным, всегда был взыскателен…»[277]
Основным направлением деятельности ведомства Кривошеина в проведении аграрной реформы являлось открытие губернских и уездных землеустроительных комиссий. Уездные комиссии создавались под председательством предводителя дворянства, включали чиновников и выборных от земств и волостных крестьянских сходов. В 1906 г. было открыто 186 уездных комиссий, а к 1912 г. комиссии действовали в 463 уездах 47 губерний Европейской России. Уездные комиссии нанимали землемеров. В 1907 г. в распоряжении комиссий было всего 650 землемеров, а к 1914-му – 7 тысяч. Следующим звеном были губернские землеустроительные комиссии под председательством губернатора. Они включали как чиновников, так и выборных от земства, в том числе крестьянских представителей. Возглавлял пирамиду землеустроительных комиссий Комитет по землеустроительным делам, являвшийся подразделением Главного управления землеустройства и земледелия.
Главная задача землеустроительных комиссий состояла в разверстании общинных земель на хутора и отруба. Данной форме землеустройства отдавалось предпочтение. Сложнее было разделить землю между теми, кто пожелал выйти из общины, и теми, кто предпочел в ней остаться. Это порождало наибольшее количество недовольных, которые нарекли землеустройство землерасстройством. Противники столыпинских аграрных преобразований утверждали, что реформа проводилась насильственными мерами. Так, Витте утверждал, что собирался реформировать общину на принципах добровольности, тогда как Столыпин извратил его проект «внесением в него, к сожалению, принудительного уничтожения общины для создания полу-, если не совсем бесправных крестьян – частных собственников»[278]. Однако Столыпин постоянно подчеркивал, что правительство старается избегать насильственных мер. Выступая перед членами Государственного совета, среди которых был Витте, премьер-министр говорил: «Правительство, веря в жизненность законов 9 ноября 1906 г., не стремилось и не стремится вводить в закон каких-либо признаков принуждения». В циркуляре, направленном губернаторам в июне 1907 г., Столыпин предупреждал: «Так как вопрос о выделе земли к одному месту острый и при насильственном его разрешении может возбудить нежелательные недоразумения между сторонами (укрепляемые и общество) и вызовет в населении отрицательное отношение к указу 9 ноября 1906 г., я предлагаю проявлять при проведении дел весь такт и умение и стараться, по возможности, достигать полюбовного соглашения».
При реализации реформы большое внимание уделялось убеждению крестьян в преимуществах новой формы хозяйствования. Большую работу в этом направлении проделал русский чиновник и датский подданный К.А. Кофод, вспоминавший: «Летом 1907 г. князь Васильчиков, который тогда был еще министром земледелия, решил предпринять массовое распространение брошюры о целях разверстания. Написание такой брошюры было доверено не мне и не какому-нибудь работающему в министерстве чиновнику, а одному литератору, другу юности князя, который остро нуждался в заработке. Однако так как этот литератор не разбирался в сельском хозяйстве и еще меньше в разверстании, то князь посоветовал ему изучить все, что написал об этом я, а мне он поручил помогать ему. Литератор взялся за работу, и я старался как можно более доходчиво объяснять, о чем речь. Но это не помогло, и когда он сам понял, что из его писанины ничего не выйдет, он пошел к князю и честно сказал ему, что дело, за которое он взялся, было настолько незнакомо ему, что он не может написать ничего, кроме того, что я ему рассказал. Тогда поручили мне писать эту брошюру»[279]. В каждый уезд рассылалось по 5 тыс. экземпляров брошюр Кофода «Хуторское расселение» и «Земельная собственность по указу 9 ноября 1906 г.». Земские начальники должны были распространять эти издания среди крестьянского населения для популяризации аграрных преобразований. Подобные материалы переводились на другие языки. Так, в Поволжье указ 9 ноября 1906 г. был переведен на татарский и даже на арабский языки.
Для пропаганды хуторского хозяйства организовывались поездки крестьянских ходоков в местности, где уже существовали подобные хутора. Например, нижегородских крестьян возили в Витебскую губернию: «Первый осмотренный хутор крестьянина Лариона Романовского имел всего 5 десятин земли. Севооборот трехпольный, но паровое поле удобрялось все. Урожай 1908 г. составил у него: 100 пудов ржи с десятины, 80 пудов овса. В хозяйстве имелась одна лошадь, три коровы, два теленка, две свиньи. На вопрос «Не желали бы вернуться обратно в деревню?» получили ответ: «Ни за что на свете; теперь сами живем себе господами, работаем, когда удобнее, все у нас под руками, времени и труда кладем меньше, а в деревне едва с наделами справлялись». Ходоков впечатлило увиденное. «Хорошо бы, – говорили они, – в одном месте, у нас в Горбатовском уезде, завести такое хозяйство: оно и лучше идет, и времени много меньше отнимает, а для нас, кустарей, последнее особо ценно»[280].
Крестьянин, пожелавший закрепить надельную землю в собственность, должен был заявить о своем намерении общине, которая в месячный срок собирала сельский сход и принимала необходимое решение двумя третями голосов. К.А. Кофод находил российские законы весьма умеренными по сравнению с аналогичным законодательством европейских стран: «В то время как в Пруссии для этого было бы достаточно, чтобы владельцы одной четверти разверстываемой площади были согласны, и в то время как во всей Скандинавии, включая Финляндию, любая деревня могла быть разверстана по требованию одного-единственного владельца надела»[281].
Один крестьянин в сердцах подсчитывал, сколько водки ему пришлось поставить упрямым односельчанам: «Пришлось пропоить 24 рубля. Когда просил о выходе – 1/4 ведра, при составлении приговора – 1/2 ведра, домой пришли – 1/4 ведра, пошли землю обмерять – 1/2 ведра, к земскому начальнику пришли – 1/2 ведра»[282]. Против выделения велась агитация, причем не заезжими революционерами, а сами же крестьянами. Земский начальник 8-го участка Петровского уезда Саратовской губернии доносил губернатору: «В Малой Сердобе стала распространяться агитация против укрепления крестьянами своих душевых наделов. Агитацию распространяли местные крестьяне: С. Кулешев, Я. Козин, Смирновы, Страхов. Внушали недоверие к новому закону об укреплении, запугивали, обещали уничтожить межевые столбы, землю отобрать в общину. Почти во всех селах между общинниками и выделенцами существует вражда. В Малой Сердобе враждебное отношение общинников к выделенцам возникло, главным образом, потому, что выделенцам отведены лучшие земли»[283].
Сельский сход часто отказывал односельчанам в праве на укреплении надела в личную собственность. Вот типичный отказ: «Приговор Усовского сельского схода Елшанской волости Саратовского уезда… «1910 г. ноября 23 дня мы, нижеподписавщиеся, собрались на сельский сход, нам было прочитано заявление крестьянина нашего однообщественника Максима Трофимовича Коноплева, которым он ходатайствует об укреплении за ним в личную собственность земельного надела, по обсуждении вышеизложенного и, имея в виду, что выход из общины крестьян нашего общества расстроит наше землепользование, постановили: крестьянину М.Т. Коноплеву в укреплении земли в личную собственность отказать. В чем и подписуемся»