воителя это был его несомненный «плюс».
2 октября 1398 г. на специально сооруженном для него понтоне Тамерлан переправился через глубоко и полноводный Инд; началось покорение и избиение индусов. Лавина грабежей и насилия сметала все по пути следования полчищ озверелых от тягот похода воинов «Железного Хромца», когда им порой приходилось выбирать смерть от штурма заартачившегося города, нежели гибель от холода и голода. Кругом царила кровавая баня.
Неподалеку от Дели, под стенами мощной Бхатнирской крепости наш великий завоеватель чуть не закончил свой славный боевой и жизненный путь. В ходе рекогносцировки, которую он, как всегда, проводил лично, Тимур слишком близко подъехал к вражеским позициям и получил в плечо отравленную стрелу. Парализующая тяжесть во всем теле поразила Тамерлана. Его спасло лишь своевременное возвращение в лагерь и принятие противоядия. Последнее успело сработать и старик остался жив! А ведь в лучшем случае нервно-паралитический яд мог превратить его в растение: «Железный Хромец» остался бы жив, но оставшуюся часть отпущенного ему жизненного срока существовал бы как овощ со всеми вытекающими из этого состояния последствиями.
В который уже раз старику откровенно повезло и он сам повел своих головорезов на штурм индусской твердыни. Ее защитники уступами пришельцам в ратном мастерстве, но выказали при обороне такую невероятную отвагу – даже пораженные несколькими стрелами они продолжали биться по последней капли крови – что Тамерлан не мог скрыть своего восхищения. Старый вояка знал цену мужеству и отваге! И тем не менее взяв цитадель ценою больших жертв среди своего воинства, приказал всех тех, кто не погиб, не убил своих жен и детей, не поджег себя со своими жилищами, в отместку за гибель своей солдатни, уничтожить! Саму цитадель стерли с лица земли. В живых оставили лишь вдохновителя героической обороны индусов раджу Рай Дул Чанда. Когда его, израненного, притащили к ногам «Железного Хромца», то он лично поднял его с колен и даже одарил почетным халатом и саблей. Такова была степень уважения этого изверга к достойному противнику.
Под стенами Дели Тамерлана ожидали не менее 120 (кое-кто увеличивает их численность до нескольких сотен) боевых слонов (на тот период эти «живые танки» еще не были известны воинам Тамерлана и в состав его армии не входили) и еще одно чудо-оружие – огненные горшки – зажигательные гранаты, начиненные горящей смолой, и ракеты с железными наконечниками, которые, коснувшись земли, взрывались и мелкими осколками разлетались в разные стороны, сея смерть. Тимур решил впервые в своей боевой биографии не спешить вступать в открытый бой с врагом с неизвестным ему вооружением и предпочел выждать, когда тот сам пойдет в наступление на его оборонительную позицию. Правда, перед этим он по совету двух своих генералов (Джахан-шаха и Сулаим-шаха) решил провести традиционную для себя акцию устрашения: если верить преданиям, то что-то порядка 100 тыс. пленных, в основном простых землепашцев, согнанных в обоз, было умерщвлено: их наличие посчитали обременительным и опасным. При этом воины были предупреждены, что эмир собственной рукой убьет того, кто из жалости его ослушается. Желающих пойти против воли Великого и Ужасного не нашлось и ровно за один час указанное число бедолаг было обезглавлено! Где тут быль, а где небыль – понять трудно…
Несмотря на неблагоприятные предсказания своих придворных астрологов, Тамерлан, воодушевленный строкой из наугад открытого им Корана – «Бей неверных!» – приказал атаковать врага. Это случилось 17 декабря 1398 г. в поречье Джаммы (Джамны), близ Панипаты.
Именно в том сражении воинам Тимура пришлось впервые испытать на себе всю мощь «живых танков». Поначалу «Железный Хромец» рассчитывал остановить их с помощью «противотанковых рвов» с набросанными в них «противотанковыми минами» (металлических шипов). Но слоны сумели преодолеть это искусственное препятствие и принялись активно давить Тамерланово воинство. Тогда самаркандский эмир решил пожертвовать всеми имеющимися у него в обозе быками (или верблюдами) и, обвешав их связками соломы и ветками, поджечь и направить эти обезумевшие от боли страха живые брандеры на вражескую бронетехнику. Последняя не устояла перед такой психической контратакой и сама обратилась вспять, нарушая боевые порядки своей пехоты и конницы. Мгновенно нанесенный сокрушительный удар тяжелой кавалерии Тимура превратил начавшуюся в рядах индусов неразбериху в панику и повальное бегство с поля боя, который поначалу складывался для них так удачно. Полководческое искусство Тамерлана оказалось выше вражеского и, если верить преданиям, он это весьма ехидно констатировал: «Победа – женщина! Она отдается не всегда, и надо уметь ею овладевать!»
Так или иначе, но Дели оказался в руках победителей и началась столь присущая Тамерланову воинству вакханалия грабежей и насилий. Очень быстро все оказалось залито кровью и специфической мужской жидкостью. Горожане кинулись было на поклон к Тимуру, но тот был пьян и спал. Будить «Владыку Мира» никто не решился. Когда же он, наконец проснулся и пришел в более или менее адекватное состояние, то было уже поздно: разбой и бесчинства зашли уже слишком далеко. Картина была ужасная. Если, конечно, верить записям летописцев, то ничего более страшного в ту пору в мире не случалось. Отрезанные женские груди и половые органы валялись повсюду. Все, что могло гореть – уже сгорело! Тимур попытался было спасти столь нужных ему ученых, художников и каменотесов для украшения его любимого Самарканда, да и то не всех. Стремясь хоть как-то снять вину с себя любимого, он вроде бы изрек банально-лаконичную фразу: «Видит Аллах, я этого не хотел!» Все, что нельзя было вывезти в Самарканд, беспощадный завоеватель приказал уничтожить или до основания разрушить. Лишь столетие спустя Дели смог оправиться от понесенного ущерба.
…Кстати сказать, после грабежа одного только Дели его армия обогатилась настолько, что все ею добытое в Герате, Исфагане, Ширазе и Багдаде не шло ни в какое сравнение с реквизированным здесь! Теперь любой рядовой воин обладал несколькими мешками золота, самоцветов, кубков из драгоценных металлов, изделий из яшмы и оникса; а за некоторыми из них плелись по 100 – 150 нагих рабынь, половина из которых, как свидетельствуют источники, умирали по дороге.
К Гангу – крупнейшей водной артерии Индостана – пришлось пробиваться с боями. Особо жаркое дело случилось под стенами неприступного по мнению индийцев, Мератха. Внимательно осмотрев его укрепления, Тимур признался, что такой крепости ему брать еще не приходилось, но не спасовал и приказал делать подкопы. Смелые вылазки защитников города затрудняли земельные работы. Взбешенный полководец взял крепость яростным штурмом с помощью приставных лестниц, понеся большие потери. В отместку за отчаянное сопротивление он приказал перебить всех горожан и разрушить укрепления Мератха. Карательные отряды прошли по всей долине Ганга. Бесстрашие воинов Тамерлана было поразительным.
Рассказывали, что в одном из боев его кавалерия сразилась на реке Ганг с большой военной флотилией индусов. Легковооруженные азиатские всадники бросались со своими конями в Ганг и, атакуя вплавь вражеские суда, верхом расстреливали их экипажи из луков. Пораженные индусы вскоре прекратили сопротивление. Впрочем, где тут быль, а где небыль, понять трудно.
Вакханалия грабежей и насилия продолжалась. И обратно уже шло не бравое войско, а пресыщенное всеми известными человечеству видами насилия, обремененное несметной добычей воинство, ведущее за собой на привязи стада из женщин, девочек и мальчиков. Некогда стремительные воины Тамерлана теперь тащились со скоростью черепах, проходя в день не более 7 км.
На родине Тамерлана и его победоносное войско ожидал радушнейший прием. Когда 15 апреля 1399 г. он перешел Сырдарью под Термезом, то с удовольствием объявил встречавшим: «Не кто иной, как Бог, дал мне эту победу!» Не исключено, что правильнее этому исчадию ада было бы сослаться на волю столь близкого ему Дьявола.
Но долго почивать на лаврах «Злодею из Злодеев» не пришлось. Его сын Мираншах не только не справился с наместничеством в Западной Персии, но с ним происходило нечто страшное – у него обнаружились признаки умопомешательства! Эту тягостную для отца весть привезла супруга Мираншаха Хан-заде. Много лет назад эта – в ту пору красавица – спасла от грабежа и насилия свой родной Хорезм, выйдя замуж за первенца Тамерлана Джахангира: можно сказать, что хорезмийцы откупились от «Злодея из Злодеев» «белым телом» своей прекрасной и невинной принцессы. Потом она еще раз послужила на благо родины, когда после смерти своего мужа быстренько перебралась в постель его сводного брата Мираншаха. Такой брачный маневр – повторноезамужество вдовы с сыном или братом мужа – был принято тюрко-монгольских брачных традициях и ничего особенного в этом тогда не усматривалось. И вот теперь она первой решилась сообщить о глубоких проблемах с психикой у ее второго мужа всесильному свекру. Истинная причина помутнения рассудка у Мираншаха истории осталась неизвестна: говорили многое! Сынок совершенно непотребно пил, развратничал и совершал невероятные богохульства. На фоне всего этого начались народные восстания, на которые он никак не реагировал, лишь пожимал плечами. В общем, ловкая на язык и в обхождении Хан-заде так подала информацию к размышлению «Железному Хромцу», что тот лично возглавил армию, отправившуюся наводить порядок в сыновьем уделе. Из Самарканда он выступил 11 июля, прихватив на всякий случай своего внука от Мираншаха и Хан-заде Халиля, который, как покажет время, недалеко ушел от своего отца: ничего путного из него так и не вышло. Расстроенный безумством сына, Тамерлан навел-таки порядок: Мираншаха отлучили от власти, а его подельников казнили.
Пока он судил да рядил домашние дела, на окраинах его громадной державы закопошились недруги. Опаснее всего ситуация выглядела далеко на северо-западе – в Малой Азии, где набирал силу турецкий султан Баязид. Он прекрасно понимал, что не за горами война с этим прославленным своими громкими победами в Европе османом. Противником тот был достойным во всех отношениях! Поэтому Тамерлан решил прощупать возможности и намерения османского владыки и отправил к нему посольство под началом многоопытного эмира Барласа. Сам тем временем в очередной раз вторгся в Грузию, чтобы покарать взбунтовавшуюся было ее восточную часть. Тбилиси пал, и грузины были поставлены на колени.