Тот вид выравнивания, который можно назвать «современным» и который часто связан с кровавыми трансформационными революциями, можно поддерживать только постольку, поскольку рыночные силы сдерживаются скрытыми или явными насильственными репрессиями. Как только репрессии ослабевают или прекращаются, неравенство растет. В предыдущей главе я упоминал повышение коэффициента Джини рыночного дохода в России с 0,26–0,27 в 1980-х до 0,51 в 2011-м и его подъем в Китае с 0,23 в 1984 году до 0,55 в 2014-м. Коэффициент Джини рыночного дохода во Вьетнаме в 2010 году мог достичь 0,45, хотя также упоминаются более низкие показатели, а в Камбодже в 2009 году он предположительно был равен 0,51. Ситуация на Кубе развивалась схожим образом: после того как коэффициент Джини рыночного дохода упал с 0,55 или 0,57 в 1959 году (год коммунистической революции) до 0,22 в 1986-м, он предположительно поднялся до 0,41 в 1999-м и 0,42 в 2004 году, хотя по некоторым оценкам составлял 0,55 в 1995 году. Во многих упомянутых странах сохраняются номинально коммунистические режимы, но экономическая либерализация быстро возвращает неравенство. То же верно и в отношении посткоммунистических стран Центральной Европы. Удалось ли коммунизму добиться чего-то ценного благодаря принесению в жертву сотен миллионов жизней – вопрос за пределами данной книги, но одно несомненно: какими бы кровавыми ни были потрясения, достигнутое благодаря им материальное равенство долго не продержалось[346].
Часть IVКрах
Глава 9Распад государства и крах системы
Чем более жестокими и насильственными были войны и революции и чем глубже они проникали во все слои общества, тем сильнее они могли уменьшить неравенство. Но что, если такие потрясения приводили к уничтожению целых государств и существующего социально-экономического порядка? На основании предъявленных до сих пор примеров можно было бы предположить, что в таком случае выравнивание будет еще более выраженным. Такое мрачное предположение получает достаточную поддержку в исторических документах, относящихся к разным тысячелетиям письменной истории. Распад государства и крах системы уничтожали иерархии и сокращали материальное неравенство, причем иногда с очень широким размахом. В каком-то смысле можно сказать, что поскольку большинство подобных процессов происходило в досовременную эпоху, то они были своего рода аналогом более недавних катастрофических потрясений, описанных в предыдущих главах.
Начну с терминов. Крупные социальные структуры могут разлагаться с различной степенью и интенсивностью. На одном конце спектра находятся процессы, преимущественно связанные с политической властью, и их в общем смысле можно отнести к распаду государства. С современной точки зрения государство распадается, когда прекращает выполнять свои функции: когда его разъедает коррупция, когда оно не может поддерживать безопасность и инфраструктуру, когда оно прекращает предоставлять социальные услуги, а также когда теряет легитимность. Но при этом мы подразумеваем некоторые стандарты, которые не обязательно должны были соблюдаться в более отдаленном прошлом. Представления о том, что государство, помимо минимальной защиты, должно предоставлять какие-то социальные услуги и что оно распадается, когда перестает соответствовать ожиданиям граждан, для большей части истории кажутся анахронизмом. В целях данного глобального обзора лучше ограничиться самыми ключевыми и необходимыми функциями государства. Поскольку досовременная политика в первую очередь направлена на решение внутренних и внешних проблем, защиту ключевых союзников и сторонников правителей, а также на извлечение доходов, требуемых для осуществления этих задач и обогащения элиты, то распад государства лучше всего понимать как утрату способности исполнять даже эти основные цели. Типичным его итогом является утрата контроля над субъектами и территорией и замена государственных чиновников такими негосударственными фигурами, как местные вожди; в крайних случаях политическая власть может опуститься до уровня отдельных поселений[347].
На другом конце спектра располагается более обширная концепция – концепция краха системы, феномен, который выходит за рамки распада политических институтов правления. Это более широкий, иногда затрагивающий все факторы процесс, который можно определить как быструю значительную утрату установленного уровня социальной сложности. Он охватывает разные сферы, от экономики до интеллектуальной жизни, и обычно проявляется в сокращении стратификации, социальной дифференциации и разделения труда, в уменьшении потоков информации и товаров и в угасании таких проявлений цивилизации, как монументальное строительство, искусство, литература, письменность. Эти процессы сопровождают политическую дезинтеграцию, ослабляя или полностью уничтожая функции централизованного контроля. В самых серьезных случаях численность населения сокращается, поселения уменьшаются или покидаются, а экономическая деятельность опускается до менее сложных уровней[348].
Распад государства или целых цивилизаций играет важную роль в нашем понимании сил, способных уменьшить неравенство доходов и богатства. Как мы видели при обсуждении эффектов гражданской войны, распад государства может создать новые условия для обогащения немногих. Но все же существующие элиты чаще всего страдают, и, поскольку крупные государства распадаются на ряд мелких образований, возможности концентрации богатства на вершине сокращаются. Крах системы еще более разрушителен для богатых и влиятельных. Распад централизованных образований разрушает сложившуюся иерархию и класс элиты как таковой, предотвращая ее замещение соперниками, которые могли бы действовать с прежним размахом. В результате такого распада от досовременных обществ часто оставались лишь скудные письменные памятники, а иногда эти общества и вовсе буквально исчезали с лица земли. В таких случаях мы можем судить об упадке элиты по косвенным признакам; к ним выдающийся археолог и теоретик системного коллапса Колин Ренфрю причислял следующие:
Прекращение богатых традиционных захоронений… покинутые богатые поселения или их повторное заселение «чужаками»… прекращение накопления предметов роскоши[349].
Распад государства был мощным средством выравнивания, поскольку затрагивал различные аспекты обогащения правящего класса. Как мы видели в первых главах, в досовременных обществах богатство элиты поступало в основном из двух источников: во-первых, это накопление ресурсов посредством инвестиций в производственные активы или виды деятельности, такие как земля, торговля и финансы; во-вторых, это хищническое накопление посредством государственной службы, коррупции или грабежа. Оба источника критически зависят от стабильности государства: в первом случае государство в определенной степени защищает экономическую деятельность, а во втором случае государство еще теснее связано с накоплением, просто потому что государственные институты служат средством порождения и распределения поступлений. Из-за распада государства может снизиться доход с капитала и полностью пропасть прибыль, получаемая от осуществления политической власти или близости к ней.
В результате элита очень многое теряла. Политический хаос не только лишал ее возможности дальнейшего обогащения, но и угрожал уже имеющейся собственности. Значительное сокращение дохода и богатства элиты должно было приводить к какому-то сокращению неравенства: хотя во времена распада государства или краха системы страдали все, у богатых просто было больше того, что можно потерять. Крестьяне, опиравшиеся на натуральное хозяйство, могли потерять только относительно скромную долю своего дохода. Более существенные потери могли угрожать их существованию, но те, кто погиб или сбежал, уже не принадлежали данной популяции и потому не имели значения для распределения ресурсов в ней. Бывшие представители богатой и влиятельной прослойки, пережившие бурю, а также те, кто приходил им на смену в роли лидеров, пусть и с уменьшившимся влиянием, часто оказывались менее богатыми не только в абсолютном, но и в относительном выражении.
Сокращение материального расслоения после распада государства или краха системы было функцией разного масштаба обеднения: даже если в результате этих событий все население в целом жило хуже, чем прежде, то богатые падали с большей высоты. Более того, можно даже предположить, что в той степени, в какой политическое влияние было связано с хищническим извлечением дохода, жизненные стандарты простолюдинов иногда даже улучшались. В этом случае выравнивание является не только результатом падения до дна с разной высоты, но и следствием некоторой выгоды для рабочего населения. Тем не менее, принимая во внимание характер данных, в общем случае легче – или по крайней мере не так отчаянно трудно – найти документальные подтверждения ухудшения жизни элиты, чем сопровождавшего его улучшения жизни более бедных слоев. Только по этой причине я сосредотачиваюсь в основном на изменениях в благосостоянии богатых и власть имущих и на их влиянии на распределение дохода и богатства. Мой обзор начинается с рассмотрения некоторых наиболее хорошо документированных случаев досовременной эпохи. Потом я перехожу к менее четким свидетельствам, устанавливающим границы нашего знания, и завершаю современным примером распада государства (Сомали), чтобы постараться выяснить, сохраняются ли и в наше время выравнивающие свойства у подобных катастроф.
Последняя стадия правления династии Тан с исключительной ясностью показывает, как распад государства разрушает богатство элиты. Императоры династии Тан, основанной в 618 году н. э. после падения недолговечной династии Суй, восстановили политическое единство обширных территорий, некогда управлявшихся династиями Хань и восточная Цзинь. Первоначальные программы перераспределения земель, призванные обеспечить равный доступ к ресурсам, постепенно уступили место растущей концентрации богатства и власти в высших слоях имперского правящего класса. Небольшое количество элитных кланов образовали крепко укоренившуюся аристократию, и, хотя отдельные семьи не могли сохранять высшее положение дольше, чем на протяжении нескольких поколений, в качестве группы они обладали монополией на власть несколько веков. Сопутствующие высшим государственным должностям привилегии облегчали личное обогащение, и этот процесс сдерживался только межклановой враждой, а затем более жестоким межфракционным соперничеством, в результате которого теряли положение отдельные семьи, но которое не могло ослабить их общую хватку и крайне выгодное положение. Накоплению богатства способствовал и тот факт, что даже дальние родственники императорской фамилии, как и все семьи с благородными титулами, а также все высокопоставленные чиновники освобождались от налогов и повинностей в соответствии с ярко выраженной регрессивной системой, открыто благоволившей тем, кто обладал властью и связями. Члены той же группы в частном порядке приобретали общественные земли, каковую практику неоднократно, но безуспешно запрещали правители.