Что касается расходов, то государственная политика должна предоставлять страховые схемы, защищающие ценность активов групп с низким доходом против внешних потрясений, от цен на жилье до кооперативов с владельцами-рабочими и общественного здравоохранения. Универсальная система здравоохранения должна служить буфером для таких потрясений. Менее обеспеченным следует облегчить получение кредитов на предпринимательскую деятельность, а законы о банкротстве должны стать более снисходительными к должникам. Кредиторам следует предлагать стимулы или иначе способствовать тому, чтобы они реструктуризировали закладные. К более смелым схемам относятся базовый минимальный доход, предоставление максимальных пособий для личных нужд и предоставление каждому ребенку минимального пакета акций и ценных бумаг.
Другая категория мер – регулирование бизнеса. Распределение рыночного дохода следует сбалансировать, изменив патентное, антитрестовское и договорное законодательство; ограничив монополии и введя более строгий контроль над финансовым сектором. Корпоративные налоги следует привязать к пропорции вознаграждений высшего руководства к медианной заработной плате рабочих. Стремление исполнительных менеджеров к получению ренты следует остановить посредством реформы корпоративного управления. Положение акционеров и наемных работников следует улучшить, предоставляя последним представительство и право голоса и принуждая компании делиться прибылью с рабочими. Институциональные реформы должны воскресить силу профсоюзов, повысить минимальные заработные платы, гарантировать трудоустройство недостаточно представленным группам населения и создать федеральные программы занятости. Иммиграционная политика должна отдавать приоритет квалифицированной рабочей силе, чтобы понизить надбавки за квалификацию. Повышающий неравенство эффект глобализации можно снизить посредством международной координации стандартов труда и налогообложением иностранной прибыли и доходов корпорации вне зависимости от места производства. Международные потоки капитала следует регулировать – согласно особенно смелому предложению, США могли бы потребовать от торговых партнеров ввести на институциональном уровне минимальные заработные платы, равные половине их соответствующих национальных медианных заработных плат. В политической сфере Америка должна бороться с неравенством, проведя реформу финансирования избирательных кампаний и приняв меры по повышению явки на выборах[572].
В последнее время дискуссии сосредоточивались в основном (или даже исключительно) на содержании политических мер, не уделяя адекватного внимания возможному масштабу их стоимости, пользы и возможности осуществления в реальной жизни. Достаточно привести несколько примеров. Согласно оценкам Франсуа Бургиньона, эффективная налоговая ставка для американского «одного процента» должна почти удвоиться, с 35 до 67,5 %, чтобы их доля в располагаемом доходе домохозяйств вернулась хотя бы к уровню 1979 года, – цель, которая «не выглядит вполне правдоподобной с политической точки зрения». Пикетти считает высшую налоговую ставку с дохода в 80 % «оптимальной» по соотношению экономических издержек и пользы для равенства, но тут же замечает, что «кажется довольно невероятным, чтобы какая бы то ни было подобная политика была принята в ближайшем будущем». Предложения, успех которых предсказывается в зависимости от эффективной координации глобальной политики, поднимают планку до головокружительных высот. Рави Канбур ратует за создание международного органа по координации трудовых стандартов – своего рода волшебного оружия в борьбе с давлениями глобализации, – «оставляя в стороне вопрос о политической возможности создания или оперативной практичности такого органа». Пикетти сразу же заявляет, что «глобальный налог на капитал – утопическая идея», но не видит «технических причин, почему» введение налога на богатство по всей Европе было бы неисполнимым. Возвышенные идеи такого рода критикуются не только за то, что они неосуществимы, но и за то, что они потенциально контрпродуктивны и угрожают отвлечь внимание от более реалистичных мер. Во всех подобных предложениях бросается в глаза отсутствие серьезных размышлений о средствах, необходимых для мобилизации основных политических сил, которые воплотили бы эти предложения в жизнь[573].
Наиболее подробная и точная программа выравнивания из предложенных на сегодня, недавний план Энтони Эткинсона по сокращению неравенства в Великобритании, иллюстрирует ограничения такого ориентированного на политику подхода. Обстоятельный пакет реформ дополняют многочисленные и чересчур смелые меры: государственный сектор должен влиять на технологические перемены, «поощряя инновации, повышающие трудоустраиваемость рабочих»; законодатели должны стремиться к «сокращению силы рынка на потребительских рынках» и возродить переговорный потенциал трудовых организаций; фирмы должны делиться прибылью с рабочими так, чтобы «отражать этические принципы», под угрозой лишения возможности осуществлять поставки государственным организациям; наивысшая налоговая ставка на доход должна подняться до 65 %, доход с капитала следует подвергать более агрессивному налогообложению, чем трудовые доходы; налоги на наследство и дарение при жизни должны стать более строгими, а налоги на недвижимость следует устанавливать на основе последних оценок; государственные сберегательные облигации должны гарантировать «положительную (и, возможно, субсидируемую) реальную процентную ставку со сбережений»; каждый гражданин при достижении совершеннолетия или позже должен получать денежное пособие; «государство должно гарантировать занятость для получения прожиточного минимума любому, кому она нужна» (что сам Эткинсон признает «несколько экстравагантным»). Среди возможных дополнительных мер – ежегодный налог на богатство и «глобальный налоговый режим для персональных налогоплательщиков, основанный на общем богатстве». Кроме того, необходимо убедить Европейский союз ввести в качестве налогооблагаемой льготы «универсальный базовый доход для детей», индексируемый по медиане национального дохода.
В своем обширном рассуждении по поводу того, возможно ли все это осуществить на практике, Эткинсон сосредотачивается на стоимости для экономики (остающейся неясной), на противодействующих силах глобализации, с которой он надеется бороться с помощью европейской или глобальной координации, и на фискальной доступности. В отличие от других поборников выравнивающих реформ, Эткинсон также задумывается о предполагаемом эффекте своего пакета: если будут введены все основные меры – более высокие и более прогрессивные налоги на доходы, скидки на трудовой доход на низком уровне дохода, значительные налогооблагаемые льготы для каждого ребенка и минимальный доход для всех граждан, – то коэффициент Джини располагаемого дохода упадет на 5,5 процентных пункта, тем самым сократив отрыв Великобритании от Швеции более чем наполовину. Более ограниченные перемены приведут к улучшениям меньшего размаха – порядка 3–4 процентных пунктов. Чтобы получить понятие о перспективе, по его собственным словам, тот же коэффициент Джини для Великобритании поднялся на 7 процентных пунктов с конца 1970-х до 2013 года. Таким образом, даже сочетание довольно радикальных и исторически беспрецедентных государственных интервенций обратит эффект вернувшегося неравенства только частично, а более умеренная политика даст еще более незначительные результаты[574].
Tout cela est-il utopique?[575] Даже если многие из этих предлагаемых мер и не полностью утопичны, они страдают от недостатка исторической перспективы. Маргинальные реформы вряд ли окажут значительное влияние на нынешние тенденции распределения рыночного дохода и богатства. Рассуждения Эткинсона обладают той уникальной ценностью, что он принимает во внимание как стоимость этого амбициозного пакета мер, так и его возможный эффект на распределение располагаемого дохода, который при любой реалистичной конфигурации относительно скромен. В более общем смысле похоже, что подобные предложения вызывают на удивление не так уж много интереса по поводу того, как воплощать их в жизнь, или даже по поводу того, действительно ли они настолько эффективны. При этом история дает нам два важных урока по поводу выравнивания. Один заключается в том, что радикальные политические интервенции происходят во времена кризисов. Потрясения мировых войн и Великой депрессии, не говоря уже о коммунистических революциях, порождали политические меры по уменьшению неравенства, многим обязанные специфическому контексту и, предположительно, неосуществимые при других обстоятельствах – по крайней мере, не в таком масштабе. Второй урок еще более откровенный: политические меры действуют лишь постольку-поскольку. Раз за разом неравномерное распределение материальных благ в обществе сокращалось из-за насильственных факторов, либо находившихся вне человеческого контроля, либо далеко выходивших за рамки любых целесообразных политических действий. В настоящее время в мире не существует эффективных механизмов выравнивания: Четыре всадника спешились и оставили своих скакунов. И никто из находящихся в своем уме не желает их возвращения.
Война, сопровождающаяся массовой мобилизацией, исчерпала свои возможности. Формат военных конфликтов всегда в решающей степени определялся технологией. Иногда война требовала инвестиций в дорогое снаряжение, вроде боевых колесниц древности или рыцарских доспехов Средневековья; в другие времена возникал спрос на дешевую пехоту. На Западе национальные массовые армии пришли на смену наемникам в период развития фискально-военных государств в начале современного периода. Мобилизация народных масс освоила новые высоты во время Великой французской революции и достигла пика в ходе двух мировых войн с их миллионными армиями. После этого тенденция направилась в другом направлении – от количества к качеству. Теоретически ядерное оружие еще в конце 1940-х сделало традиционную широкомасштабную войну устаревшей, хотя на практике подобные войны сохранились в качестве инструмента конфликтов между странами или с участием стран, не имеющих ядерного оружия. Военная служба по призыву также во многом сократилась, сменившись службой добровольцев-профессионалов, имеющих в своем распоряжении более сложное снаряжение.